Колосков, Вячеслав Иванович

Вячеслав Иванович Колосков
1-й Президент Российского футбольного союза
Рождение:	15 июня 1941(1941-06-15) (82 года) Москва, РСФСР, СССР
Отец:	Иван Трофимович Колосков (1913—1992)
Мать:	Александра Ильинична Колоскова (род. 1915)
Супруга:	Татьяна Григорьевна Колоскова (род. 1947)
Дети:	Вячеслав Вячеславович Колосков (род. 1969), Константин Вячеславович Колосков (род. 1974)

Вячесла́в Ива́нович Колоско́в (15 июня 1941, Москва, РСФСР, СССР) — почётный президент Российского футбольного союза (РФС). Ранее — председатель Федерации футбола СССР (1990—1991), президент РФС (1992—2005), вице-президент Международной федерации футбола (1980—1996). Кандидат педагогических наук, профессор.

Биография

В день начала Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года, Колоскову исполнилось 7 дней от роду. Вскоре после начала войны его отца Ивана Трофимовича Колоскова призвали на фронт, и мать с двухмесячным Вячеславом была вынуждена поехать в эвакуацию на родину мужа, в Касимовский район Рязанской области (село Ибердус), где они провели около четырёх лет, после чего вернулись в Москву. На фронте Иван Трофимович водил автомобиль с артиллерийской системой «Катюша», был контужен, а в конце 1945 года вернулся домой после демобилизации. Иван Трофимович награждён медалями «За отвагу», «За взятие Будапешта», «За освобождение Белграда».

В детстве Вячеслав проживал в Измайловском районе Москвы. С профессиональным футболом познакомился в 9-летнем возрасте на стадионе «Трудовые резервы», а спустя два года впервые сыграл в чемпионате Москвы за команду мальчиков клуба «Крылья Советов» (авиазавода № 45).

Будучи призванным в армию, Колосков попал в спортивную роту Таманской дивизии, за которую играл в футбол и хоккей на первенство Московского военного округа, входил в его сборную команду. На третьем году службы успешно сдал вступительные экзамены в Государственный институт физкультуры (ГЦОЛИФК), после чего в связи с поступлением в вуз был досрочно демобилизован. В институте Колосков сразу попал в его первую команду, которая на протяжении четырёх лет выигрывала практически все соревнования со своим участием. Некоторые партнёры Колоскова по той команде впоследствии стали известными футболистами, в том числе Вадим Никонов, Юрий Савченко, забивший победный гол в финале Кубка СССР по футболу 1976 года, не менее известный и в судействе.

Колосков продолжал выступать в чемпионате Москвы за «Крылья Советов» — центральным защитником, полузащитником. Однажды ему поручили опекать Эдуарда Стрельцова, когда тот впервые после долгого перерыва вышел на поле. В зимние сезоны Колосков играл в хоккей за вторую команду института, также выступавшую в первенстве Москвы. Вячеслав, студент педагогического факультета по специальности «футбол-хоккей», был в институте заметной фигурой — комсомольским организатором группы, заместителем секретаря комитета ВЛКСМ института, участвовал в КВН, в студенческом строительном отряде, ездил с другими студентами организовывать спортивную работу в северном Казахстане. Окончил вуз с красным дипломом, после чего, в 1967 году, Вячеслава пригласил «Труд» из Ногинска, команда класса «Б». Он побывал на нескольких тренировочных сборах, но начинать карьеру профессионального футболиста в 26 лет посчитал неразумным и предпочёл поступить в аспирантуру ГЦОЛИФКа, на кафедру футбола и хоккея, куда его пригласил Михаил Давидович Товаровский, один из первых теоретиков в советском футболе. Самому молодому преподавателю дали очень большую нагрузку — ежедневно шесть часов занятий на дневном факультете и четыре — на вечернем или заочном. В это время у Колоскова появился интерес к вопросам улучшения спортивных показателей научными способами. Тренер Анатолий Тарасов, один из учеников Товаровского, предложил Колоскову сосредоточиться на хоккее, по теории которого в СССР тогда ещё не существовало ни одной диссертации и никто не умел управлять спортивной формой хоккеистов так, чтобы её пик приходился на самые ответственные турниры. В качестве экспериментальной группы была взята команда ЦСКА, имевшая в составе многих известных игроков — Александра Рагулина, Анатолия Фирсова, Бориса Михайлова, Валерия Харламова, Владимира Петрова. На тренировках и играх к хоккеистам прикреплялись специальные приборы для исследований.

Колосковым была впервые получена так называемая энергетическая стоимость упражнений, применяемых в хоккее (150—200 упражнений по атлетизму и около 100 различных комбинаций на льду). Благодаря исследованиям появилась возможность планировать весь годичный цикл хоккейных тренировок. Вячеслав Иванович защитил диссертацию на тему «Исследование условий сохранения высокой игровой работоспособности в длительном соревновательном периоде» (научный руководитель — доктор наук, профессор Леонид Матвеев, оппонент — хоккейный тренер Аркадий Чернышёв). Получив таким образом степень кандидата педагогических наук, Колосков остался работать на той же кафедре и стал старшим преподавателем, доцентом, а также выпустил две монографии. Позднее Колосков стал научным руководителем хоккейной команды «Крылья Советов», старшим тренером которой тогда был Борис Кулагин. В 1974 году «Крылья Советов» выиграли чемпионат и Кубок СССР, а их тройка Александр Бодунов — Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин на протяжении нескольких сезонов входила в сборную СССР и имела репутацию одной из сильнейших в стране.

По приглашению Валентина Сыча, в то время бывшего начальником управления зимних видов спорта Спорткомитета СССР, Вячеслав Иванович перешёл к нему на работу тренером-методистом по научному обеспечению подготовки клубных и сборных хоккейных команд. С 1975 года Колосков назначен начальником отдела хоккея, со временем преобразованный в управление хоккея. При нём сборная СССР победила на зимних Олимпийских играх 1976 года, выиграла чемпионаты мира 1975, 1978 и 1979 годов, а также выиграла Кубок вызова 1979 года, когда советская команда в серии из трёх встреч в Нью-Йорке дважды победила сборную звёзд НХЛ, в последнем матче выиграв — 6:0.

В 1979 году Колосков был назначен на пост начальника управления футбола, в 1987 году преобразованного в управление футбола и хоккея Спорткомитета СССР. В этот период сборная СССР по хоккею выиграла чемпионаты мира и Европы 1989 и 1990 годов. В футболе также были достигнуты успехи: олимпийская сборная выиграла летние Игры 1988 года в Сеуле, а первая сборная в том же году завоевала серебряные медали на чемпионате Европы.

При Колоскове советские клубы завоевали Кубок обладателей кубков УЕФА в 1981 и 1986 годах.

В 1990 году Колоскова избрали председателем Федерации футбола СССР. В 1992 году, после распада Советского Союза и его футбольной системы, во многом по инициативе Колоскова и благодаря принятым им мерам был учреждён Российский футбольный союз (РФС), который Колосков возглавил как президент.

В 2000 году Колосков был избран вице-президентом Олимпийского комитета России, а затем почти единогласно переизбран на пост президента РФС.

Колосков приобрёл большой авторитет в мировом футболе, его управленческих структурах — Международной футбольной федерации (ФИФА) и Европейском футбольном союзе (УЕФА). В 1980—1984 годах был вице-президентом ФИФА, а начиная с 1982 года работал в комитете ФИФА по безопасности и честной игре. Был председателем комитета ФИФА по проведению олимпийских турниров 1984, 1988, 1992, 1996 и 2000 годов, то есть пять Олимпиад подряд. В 1986 году курировал в ФИФА развитие женского футбола, входил в организационный комитет всех чемпионатов мира. 1 июля 2000 года был вновь избран в состав исполкома ФИФА (был членом исполкома до марта 2009). Заслуги Колоскова отмечены орденом ФИФА. Кроме того, Колосков был членом исполкома УЕФА, много лет отвечал за проведение Кубка УЕФА как президент клубного комитета, возглавлял комитет УЕФА по честной игре и с 2000 года представлял исполком в комитете по развитию футбола в отдельных регионах.

В 2005 году сложил полномочия главы РФС, оставшись его почётным президентом.

На досуге играл полузащитником в футбольной команде правительства Москвы, являясь одним из её учредителей (в 1994 году). Любит беговые лыжи (имеет первый разряд), горные лыжи, теннис.

Профессор, заслуженный работник физической культуры РСФСР. Состоял в КПСС, потом ещё долго держал партбилет в сейфе.

Вячеслав Колосков — автор более чем 50 публикаций, в том числе двух монографий по хоккею. В 2008 году он выпустил автобиографию «В игре и вне игры».

Общественное влияние

Колоскова, пока он занимал пост президента РФС, называли «непотопляемым». Газета «Гол» утверждает, что фамилия Колоскова долгое время ассоциировалась с советским футболом и «навевала ностальгические воспоминания о 80-х годах», а также, что именно в период правления Колоскова российский футбол стали тесно связывать с различными криминальными структурами.

Критика

С середины 1980-х годов и до момента отставки деятельность Колоскова постоянно подвергалась критике. В вину ему, в частности, ставился расцвет коррупции в российском футболе, недостаточная защита интересов России в международных организациях, членом которых он являлся, слабые выступления сборной России на международных турнирах.

Семья

Иван Трофимович Колосков (1913—1992), отец Вячеслава Ивановича, был шофёром. Татьяна Григорьевна Колоскова (1947 года рождения), супруга Вячеслава Ивановича, имеет степень кандидата исторических наук и по состоянию на 2000 год была заместителем генерального директора Государственного исторического музея. Вячеслав Вячеславович Колосков (1969 года рождения), сын Вячеслава Ивановича, по состоянию на 2000 год был вице-президентом финансово-промышленной компании «Интерхимпром». Его сын, Никита Колосков 1992 года рождения, — внук Вячеслава Ивановича. Другой сын Вячеслава Ивановича, Константин Вячеславович Колосков (1974 года рождения), по состоянию на 2000 год был финансовым директором Федерации футбола США.

Награды

• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (12 июня 2001 года) — за большой вклад в развитие отечественного футбола
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (4 сентября 1997 года) — за заслуги перед государством, большой вклад в развитие физической культуры и спорта и в связи со 100-летием отечественного футбола
• Орден «Знак Почёта» (1980 год)
• Орден Дружбы народов (1989 год)
• Заслуженный работник физической культуры РСФСР
• Серебряный Олимпийский орден (МОК, 1992 год)
• Золотой орден ФИФА «За заслуги» (1996 год)

Ссылки

• [rusteam.permian.ru/rfs/pages/koloskov.html Биография В. И. Колоскова]
• [www.mn.ru/print.php?2004-7-48 Карфаген российского футбола]

Отрывок, характеризующий Колосков, Вячеслав Иванович

– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.