Колотилов, Николай Николаевич
Поделись знанием:
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
Николай Николаевич Колотилов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| апрель 1919 года — 1920 год | ||
| Предшественник: | Исидор Евстигнеевич Любимов | |
| ||
| 1920 год — 1921 год | ||
| ||
| 1921 год — 1922 год | ||
| ||
| 1922 год — 1924 год | ||
| ||
| март 1925 — 1929 год | ||
| ||
| январь 1929 — январь 1932 | ||
| Рождение: | 1 мая (13 мая) 1885 Римиха, Шуйский уезд, Владимирская губерния, Российская империя (ныне Шуйский район, Ивановская область) | |
| Смерть: | 13 августа 1937 (52 года) Москва, СССР | |
Колотилов Николай Николаевич (1 [13] мая 1885 — 13 августа 1937) — советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1903 года. Боевик-революционер. Был членом ВЦИК и ЦИК СССР. Партийные псевдонимы: Лапа, Николай.
Содержание
Биография
Родился в с. Римиха Шуйского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Рабочий. С 15 лет работал слесарем на фабрике Зубкова (ныне прядильно-ткацкая фабрика имени С. И. Балашова), затем на фабрике Полушина.
В 1904 года член Иваново-Вознесенского комитета РСДРП. Участник Революции 1905—1907, вместе с Михаилом Фрунзе организовал боевую дружину. 12 мая 1905 года началась всеобщая 72-дневная стачка иваново-вознесенских рабочих, которую организовали революционеры А. С. Бубнов (Химик), Н.Н. Колотилов (Лапа), Н.И. Подвойский (Мироныч), М. В. Фрунзе (Арсений).
С 1907 года вёл партийную работу в Перми, член Пермского комитета РСДРП. Неоднократно подвергался преследованиям.
После Февральской революции 1917 года в Иваново-Вознесенске секретарь горкома, затем губкома РСДРП(б); участник Октябрьской революции 1917 года.
В 1918 году редактор газеты «Рабочий край».
В 1919—1920 председатель Иваново-Вознесенского губисполкома; в 1920—1921 председатель губревкома и губисполкома в Гомеле; в 1921—1922 председатель Иваново-Вознесенского губисполкома.
С 1922 года секретарь Донского комитета РКП(б); с 1925 года секретарь Иваново-Вознесенского губкома, затем Ивановского обкома ВКП(б); с 1932 года председатель ЦК профсоюза работников просвещения, член коллегии Наркомпроса РСФСР.
Делегат 12—17-го съездов партии; на 12-м съезде избирался кандидатом в члены, на 13—16-м — членом ЦК ВКП(б). Был членом ВЦИК и ЦИК СССР.
Послужной список
- 25.1.1905 — арестован
- ? — освобождён
- 1.1.1906 — арестован
- 7.2.1907 — бежал
- 3.3.1908 — арестован
- 8.1910 — осуждён к 4-м годам тюремного заключения
- 1913 — на поселении в Енисейской губернии
- 1918 — редактор газеты «Рабочий край»
- 1919—1920 — председатель Исполнительного комитета Иваново-Вознесенского губернского Совета
- 1920—1921 — председатель Гомельского губернского революционного комитета
- 1920—1921 — председатель Исполнительного комитета Гомельского губернского Совета
- 1921—1922 — председатель Исполнительного комитета Иваново-Вознесенского губернского Совета
- 1922—1925 — ответственный секретарь Донского областного комитета РКП(б)
- 25.04.1923 — 23.05.1924 — кандидат в члены ЦК РКП(б)
- 31.05.1924 — 26.01.1934 — член ЦК РКП(б)-ВКП(б) 1924-XIII 1925-XIV 1927-XV 1930-XVI
- 1925—1929 — ответственный секретарь Иваново-Вознесенского губернского комитета РКП(б)-ВКП(б)
- 1929 — 01.1932 — 1-й секретарь Ивановского Промышленного областного комитета ВКП(б)
- 1932 — 03.1937 — председатель ЦК Профсоюза работников начальных и средних школ РСФСР
- 1932 — 03.1937 — член коллегии Народного комиссариата просвещения РСФСР
- 09.03.1937 — арестован
- 13.08.1937 — расстрелян
Характеристика деятельности
Именно при Колотилове в Иваново и в Ивановской области с широким размахом велась антирелигиозная пропаганда. В этот период в Иванове были снесены замечательные церкви и соборы (см. Православные храмы Иванова), преследовались священники. При Колотилове Ивановским отделением ОГПУ руководил сподвижник Генриха Ягоды — будущий начальник секретно-политического отдела ОГПУ Г. А. Молчанов.
Последнее место жительства
Москва, ул. Грановского (ныне Романов переулок), д. 3, кв. 101.
Арест и смерть
В 1930-е годы Н. Н. Колотилов в узком кругу критиковал линию партии и по доносам лиц из ближайшего окружения был арестован 9 марта 1937 года. Расстрелян 13 августа 1937 года. Сохранился протокол допроса Генриха Ягоды, где он «изобличает» Колотилова в «правом уклонизме».
Память
- Его имя в Иванове носит улица.
- В мемориале «Красная Талка» установлен гранитный бюст.
Напишите отзыв о статье "Колотилов, Николай Николаевич"
Литература
- Их жизнь — борьба. Очерки о деятелях Северного комитета РСДРП. — Кн. 2-я. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд., 1977. — С. 153—161.
- Депутаты первого Совета. Биографии. Документы. Воспоминания. Иваново-Вознесенск, 1905 год. — М.: «Советская Россия», 1980. — С. 84-88.
- Революционеры текстильного края / Науч. ред.-сост. В. П. Терентьев. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд., 1980. — С. 137—139.
- Первый Совет рабочих депутатов: Время, события, люди. Иваново-Вознесенск, 1905 / Науч. ред.-сост. В. П. Терентьев. — М.: «Советская Россия», 1985. — С. 186.
Ссылки
- Колотилов Николай Николаевич — статья из Большой советской энциклопедии.
- [wiki.ivanovoweb.ru/index.php/Колотилов_Николай_Николаевич Интернет-энциклопедия Ивановской области, Колотилов Николай Николаевич]
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Колотилов, Николай Николаевич
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
Категории:
- Родившиеся 13 мая
- Родившиеся в 1885 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Шуйском уезде
- Родившиеся в Шуйском районе
- Умершие 13 августа
- Умершие в 1937 году
- Умершие в Москве
- Марксисты
- Революционеры России
- Участники Гражданской войны в России
- Члены РСДРП
- Большевики
- Персоналии:Иваново
- Политики Ивановской области
- Первые секретари Ивановского обкома КПСС
- Члены ЦК КПСС
- Члены ВЦИК
- Члены ЦИК СССР
