Колумбия (округ, Британская Северная Америка)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Округ Колумбия (англ. Columbia District) или Колумбийский отдел (англ. Columbia Department) — британский термин, использовавшийся для обозначения примыкающего к Тихому океану региона на северо-западе Северной Америки, право на владение которым в первой половине XIX века оспаривали друг у друга США и Великобритания. Британское название соответствовало разделению Северной Америки на регионы деятельности, принятому в Северо-Западной компании, а впоследствии — в Компании Гудзонова залива; в США эту территорию называли «Орегонская земля».



Северо-Западная компания

Начиная с 1807 года Дэвид Томпсон, работавший на Северо-Западную компанию, исследовал значительную часть территории будущего Округа Колумбия. В 1811 году он обнаружил Атабаскский проход в Скалистых горах, который стал основным местом доступа в этот регион бурно развивающейся добычи мехов. Во время своего путешествия Томпсон расположился лагерем возле устья реки Снейк и 9 июля 1811 соорудил знак с извещением о претензии на эту территорию со стороны Великобритании и заявляющий о намерении Северо-Западной Компании построить факторию на этом месте. Продолжая двигаться вниз по реке Колумбия, Томпсон достиг устья Колумбии 14 июля 1811, через два месяца после прибытия судна «Тонкуин» (Tonquin) Тихоокеанской меховой компании (являющейся дочерней компанией Американской меховой компании Джона Астора). К моменту прибытия Томпсона был уже частично построен Форт-Астория. Затем Северо-Западная компания построила Форт Нез-Персес. Тихоокеанская меховая компания решила сделать центром своих операций в глубине континента расположенный севернее Форт-Оканоган, и Форт-Астория вместе с прочими постами Тихоокеанской меховой компании были проданы Северо-Западной компании. Во время войны 1812 года безрассудный командир британского корабля «Ракун» «захватил» форт, который и так находился под британской юрисдикцией. Техническим следствием этого стало то, что согласно Гентскому договору в рамках послевоенного урегулирования форт был возвращён Соединённым Штатам, хотя никакой торговли возобновлено не было.

В 1815 году все операции Северо-Западной компании к западу от Скалистых гор были разделены между двумя округами: Новая Каледония на севере, в глубине континента, и Колумбия — на юге, с выходом к Тихому океану. С этого же времени Новая Каледония стала получать основную часть своих ежегодных грузов по морю через Колумбию, а не по суше из Монреаля. На севере границы Колумбии проходили примерно по южному берегу реки Томпсон, а на юге — по южной границе бассейна реки Колумбия. Округ Новая Каледония лежал к северу и западу от реки Томпсон. Район реки Томпсон был самостоятельным округом меховой торговли, центром которого был торговый пост, выросший впоследствии в город Камлупс; этот округ служил связующим звеном между округами Колумбия и Новая Каледония. К 1820 году у Северо-Западной компании было шесть торговых постов на реке Колумбия и её притоках.

В 1818 году Великобритания и США подписали совместную конвенцию о границе, которая признала Орегонскую землю совместным англо-американским совладением. Американцы попытались вести коммерческую деятельность в регионе, но эти попытки провалились из-за конкуренции с Северо-Западной компанией (а впоследствии — с Компанией Гудзонова Залива). Единственное, в чём американцы доминировали — это морская торговля мехами, при которой меха скупались у аборигенов с кораблей, курсировавших вдоль побережья.

Начав деятельность в регионе, Северо-Западная компания обнаружила, что местные индейцы, чья жизнь базировалась на рыболовстве и добыче лосося, вовсе не желают превращаться в охотников и добытчиков мехов. Деятельность компании восточнее Скалистых гор базировалась на деятельности индейцев, и работать без такой поддержки западнее Скалистых гор для компании было затруднительно. Поэтому начиная с 1815 года компания начала посылать к тихоокеанскому побережью группы индейцев-ирокезов из района Монреаля, которые были опытными охотниками. Вскоре это стало стандартной политикой, и сменившая Северо-Западную компанию Компания Гудзонова Залива продолжила эту практику. Имелась надежда, что ирокезы будут не только работать на компанию, но и научат искусству охоты местных жителей, которые также станут снабжать компанию мехами, но эти усилия остались бесплодными: местное население не желало менять свой образ жизни. Вместо ожидаемого сотрудничества начались столкновения между ирокезами и местными индейцами. Так, в 1816 году две партии Северо-Западной компании, сопровождаемые ирокезами, исследовали долину реки Вилламетт и долину реки Каувиц, достигнув на юге реки Умпква; обе экспедиции завершились яростными схватками между ирокезами и местными индейцами. Помимо ирокезов, Северо-Западная компания также начала привлекать к своей деятельности коренное население Гавайских островов, и эта практика также была продолжена впоследствии Компанией Гудзонова Залива.

Северо-Западная компания действовала в Колумбии с 1813 по 1821 годы не имея соперников. Компания использовала систему, введённую американской Тихоокеанской компанией. Каждую весну судно с припасами прибывало из Великобритании в Форт-Астория. К этому времени там собирались меховые партии из Новой Каледонии и внутренних районов Колумбии. Припасы перевозились во внутренние районы континента, а меха перегружались на судно, которое отплывало в Китай. В Гуанчжоу меха обменивались на чай и прочие китайские товары, которые доставлялись судном в Великобританию, завершая кругосветное путешествие. Транспортировка писем, корреспонденции компании и людей осуществлялась по сухопутному маршруту, связывавшему Форт-Астория на тихоокеанском побережье через Атабаскский проход с Фортом-Вильям на озере Верхнее.

Округ Колумбия во времена Северо-Западной компании лишь с натяжкой можно было назвать прибыльным. На многих торговых постах имелось множество проблем. Единственными районами, постоянно приносящими прибыль, были районы рек Кутеней и Снейк. В Новой Каледонии добывалось много мехов, но удалённость этого региона удорожала деятельность в нём. Тем не менее Северо-Западная компания смогла построить функционирующую торговую сеть, ориентированную с помощью реки Колумбия на тихоокеанское побережье. Другим важным достижением компании стало основание форта Нез-Персес в месте впадения реки Снейк в реку Колумбия. Форт Нез-Персес долго оставался стратегически важным местом, находившемся в точке схождения путей из весьма отдалённых регионов. Форт стал важным центром покупки лошадей, базой для экспедиций на юго-восток и местом остановки для бригад по добыче мехов, готовящихся к преодолению Ущелья реки Колумбия. Торговля же мехами в Китае оказалась убыточной.

Компания Гудзонова залива

В 1821 году Компания Гудзонова залива была насильно объединена с Северо-Западной компанией. В том же году британский парламент принял статут, требующий, чтобы Компания применяла законы Верхней Канады в Земле Руперта и Округе Колумбия. Джон Маклафлин, назначенный в 1824 управляющим Компании в Департаменте Колумбия, перенёс местную штаб-квартиру в Форт-Ванкувер (около современного Ванкувера), ставшего де-факто политическим центром Колумбии. Маклафлин применял британское законодательство по отношению к британским подданным, поддерживал мир с индейцами, и старался поддерживать закон и порядок также и среди американских переселенцев. В 1827 году компания реорганизовала деятельность в регионе западнее Скалистых гор: округа Новая Каледония и Колумбия были слиты в единый Колумбийский отдел.

В 1825 году на основе прежней бригады, осуществлявшей почтовые перевозки между Фортом Астория (который был переименован в Форт-Джордж) и Фортом-Уильям на озере Верхнее, был создан Экспресс фактории Йорк, связывающий Форт-Ванкувер и факторию Йорк на побережье Гудзонова залива. Каждую весну две бригады стартовали с двух концов маршрута и двигались навстречу, проходя друг мимо друга посередине пути. В каждой бригаде было от 40 до 75 человек и от 2 до 5 небольших лодок; эти бригады двигались с головокружительной (для того времени) скоростью. С проживавшими в районе маршрута индейцами часто расплачивались товарами за то, что они помогали преодолевать посуху районы водопадов и недоступные для навигации участки рек. Отчёт 1839 года упоминает, что маршрут был пройден за 3 месяца и 10 дней, то есть средняя скорость «экспресса» составляла 40 км в день. Таким образом была организована система быстрой сухопутной доставки припасов в промежуточные форты и пересылки почты.

Припасы обычно доставлялись кораблём каждый год в Йорк и Форт-Ванкувер (оба пункта старались иметь дополнительный годовой запас припасов на случай кораблекрушения и т. п.), где вместо припасов корабли загружались мехами. Меха из Форт-Ванкувера продавались в Китае, а меха из Йорка перевозились в Лондон и продавались на ежегодных торгах. Тем временем бригады «экспресса» развозили припасы по торговым постам, собирали меха, а также представляли Маклафлину отчёты о состоянии дел. Так продолжалось до 1846 года.

Компания Гудзонова залива полностью взяла под контроль торговлю мехами в регионе. Американская меховая компания попыталась побороться за добычу мехов, развернув операции в Скалистых горах, но Компания Гудзонова залива развернула против неё войну, способствуя истощению мехов в том регионе и продавая меха по заниженной цене. Также Компания диверсифицировала свою деятельность, занявшись выращиванием сельскохозяйственной продукцией, добычей лосося, заготовкой леса и т. п. Эта продукция пользовалась широким спросом в Русской Америке, на Гавайях и в Мексиканской Калифорнии, где были открыты торговые представительства Компании. На пике своей активности Форт-Ванкувер контролировал 34 форпоста и 24 порта, на него работали 6 кораблей и 600 работников.

Когда в конце 1830-х начал функционировать Орегонский путь, то в регион потянулись американские переселенцы, число которых возрастало год от года. Рост напряжённости вызвал спор о границе Орегона. Обе стороны осознали, что в итоге именно поселенцы решат, кто будет контролировать регион, и Компания Гудзонова залива изменила свою политику (раньше она не давала основывать поселения, так как это плохо сказалось бы на торговле мехами). В 1841 году по приказу управляющего Компанией Джорджа Симпсона Джеймс Синклер направил на запад из Колонии Красной реки 200 поселенцев, чтобы закрепить регион за Великобританией, однако это было слишком мало и слишком поздно.

Подписанный в 1846 году Орегонский договор разделил спорную территорию между Великобританией и США. Это полностью разрушило всю географическую логику работы Колумбийского отдела, так как нижняя часть реки Колумбия отошла к США. Центр операций Компании в регионе был перенесён из Форт-Ванкувера в Форт-Виктория, основанный Джоном Дугласом в 1843 как раз на случай наихудшего для компании варианта разрешения Орегонского вопроса. Территория Колумбии уменьшилась вдвое, а само название вышло из употребления. Официально управляться эти остатки территории стали из форта Сент-Джеймс в Новой Каледонии.

В 1858 году британские владения на североамериканском континенте, расположенные севернее Территории Вашингтон, были организованы в коронную колонию. Выбирая для неё название, вспомнили про округ Колумбия, и потому она была названа Британской Колумбией.

Напишите отзыв о статье "Колумбия (округ, Британская Северная Америка)"

Ссылки

  • Mackie Richard Somerset. Trading Beyond the Mountains: The British Fur Trade on the Pacific 1793-1843. — Vancouver: University of British Columbia (UBC) Press, 1997. — ISBN 0-7748-0613-3.

Отрывок, характеризующий Колумбия (округ, Британская Северная Америка)

– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.