Колумб, Христофор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Христофор Колумб
итал. Cristoforo Colombo
Посмертный портрет кисти Себастьяно дель Пьомбо
Род деятельности:

мореплаватель

Дата рождения:

между 26 августа и 31 октября 1451 года[1]

Место рождения:

Генуэзская республика

Дата смерти:

20 мая 1506(1506-05-20)

Место смерти:

Вальядолид, Кастилия и Леон

Отец:

Доменико Коломбо

Мать:

Сузанна Фонтанаросса

Супруга:

Фелиппа Монис де Палестрелло

Дети:

Диего Колумб,
Фернандо Колумб,

Христофо́р Колу́мб (итал. Cristoforo Colombo, исп. Cristóbal Colón, лат. Christophorus Columbus; между 26 августа и 31 октября 1451[1], Генуэзская республика — 20 мая 1506, Вальядолид, Кастилия и Леон) — испанский мореплаватель, в 1492 году открывший для европейцев Америку, благодаря снаряжению экспедиций католическими королями.

Колумб первым из достоверно известных путешественников пересёк Атлантический океан в субтропической и тропической полосе северного полушария и первым из европейцев ходил в Карибском море. Он открыл и положил начало исследованию Южной и Центральной Америки, включая их континентальные части и близлежащие архипелаги — Большие Антильские (Куба, Гаити, Ямайка и Пуэрто-Рико), Малые Антильские (от Доминики до Виргинских островов, а также Тринидад) и Багамские острова.

Первооткрывателем Америки Колумба можно назвать с оговорками, ведь ещё в Средние века на территории Северной Америки бывали европейцы в лице исландских викингов (см. Винланд). Но, поскольку за пределами Скандинавии сведений об этих походах не было, именно экспедиции Колумба впервые сделали сведения о землях на западе всеобщим достоянием и положили начало колонизации Америки европейцами.

Всего Колумб совершил 4 плавания к Америке:





Биография

Молодость

Колумб родился в небогатой генуэзской семье, его отцом был Доменико Коломбо (итал. Domenico Colombo), а матерью — Сузанна Фонтанаросса (итал. Susanna Fontanarossa). Эстель Эризарри выдвинула гипотезу о том, что Колумб был каталонцем, а не итальянцем[2]. По мнению исследовательницы, основываясь на официальных документах и личной переписке мореплавателя, Колумб умышленно скрывал своё происхождение: скорее всего, он был конверсо (евреем, обращенным в христианство)[3][неавторитетный источник? 2963 дня].

Точная транслитерация его имени с испанского — Кристо́баль Коло́н, однако в восточнославянских и некоторых других языках он известен как Христофор Колумб (Christophor транслитерация греческого имени Χριστόφορος). Согласно старой версии, в семье, помимо Христофора были ещё другие дети: Джованни (умер в детстве, в 1484 году), Бартоломео, Джакомо, Бьянкелла (вышла замуж за Джакомо Баварелло). Традиционно шесть городов Италии и Испании оспаривают честь быть малой родиной Колумба.

Внешний облик Колумба известен по портретам, которые были написаны уже после его смерти. Бартоломе де Лас-Касас, видевший Колумба в 1493 году, описывает его так:

Ростом был высок, выше среднего, лицо имел длинное и внушающее уважение, нос орлиный, глаза синевато-серые, кожу белую, с краснотой, борода и усы в молодости были рыжеватые, но в трудах поседели.

Учился в Павийском университете. Примерно в 1470 году женился на донье Фелипе Монис де Палестрелло, дочери мореплавателя времён принца Энрике. До 1472 года Колумб жил в Генуе, а с 1472 года — в Савоне. В 1470-е годы участвовал в морских торговых экспедициях.

Полагают, что ещё в 1474 году астроном и географ Паоло Тосканелли сообщил Колумбу в письме, что до Индии можно добраться гораздо более коротким морским путём, если плыть на запад. По-видимому, уже тогда Колумб задумался о своём проекте морского путешествия в Индию. Произведя собственные расчёты на основании карты Тосканелли, он решил, что удобнее всего плыть через Канарские острова, от которых до Японии, по его мнению, оставалось около пяти тысяч километров.

В 1476 году Колумб переезжает в Португалию, где живёт девять лет. Известно, что в 1477 году Колумб посетил Англию, Ирландию и Исландию, где мог ознакомиться с данными исландцев о землях на западе. За это время он успевает побывать также в Гвинее в составе экспедиции Диогу де Азамбужа, отправившейся туда в 1481 году для строительства крепости Эльмина (Сан-Жоржи-да-Мина). Первое обращение Колумба с предложением плыть в Индию на запад было в 1475—1480 годах (точное время неизвестно). Он адресовал его к правительству и купцам родной Генуи. Отклика не последовало. В 1483 году он предлагает свой проект португальскому королю Жуану II. Сначала король Жуан II хотел поддержать смелый проект, но после долгого изучения проект отвергается.

В 1485 году Колумб с сыном Диего переезжает в Испанию (бежит от преследований). Зимой 1485—1486 годов он находит приют в монастыре Санта-Мария-да-Рабида. Настоятель Хуан Перес де Марчена принял его и организовал первое письмо к Эрнандо де Талавере, его знакомому — духовнику королевы, с кратким изложением идей Колумба. Король Испании находился в это время в городе Кордове, где проходила подготовка к войне с Гранадой с личным участием государей.

В 1486 году Колумб смог заинтересовать своим проектом герцога Медина-Сели. Поскольку его собственных финансов было недостаточно для организации экспедиции на запад, Медина-Сели свёл Колумба с королевскими финансовыми советниками, купцами и банкирами и со своим дядей — кардиналом Мендосой.

Зимой 1486 года Колумб был представлен Педро Гонсалесу де Мендосе, архиепископу Толедо и великому кардиналу Испании, который, в свою очередь, посодействовал аудиенции у католических королей. Для изучения предложений Колумба была назначена комиссия богословов, космографов, юристов, монахов и придворных во главе с Талаверой. Комиссия заседала четыре года, но по причине скрытности Колумба и его нежелания раскрывать планы так и не вынесла окончательного вердикта.

20 апреля 1488 года Колумб, следовавший за королевским двором из города в город, неожиданно получил письмо от португальского короля с предложением вернуться в Португалию:

И если Вы опасаетесь Нашего правосудия по поводу некоторых Ваших обязательств, то знайте, что ни после Вашего прибытия, ни во время пребывания в Португалии, ни после отъезда, Вы не будете ни арестованы, ни задержаны, ни обвинены, ни осуждены, ни преследуемы по какой-либо причине, вытекающей из гражданского, уголовного или какого-либо другого права.

Колумб направляет свои предложения и по другим адресам: от короля Англии Генриха VII в феврале 1488 года он получил благосклонный ответ, но без каких-либо конкретных предложений.

В 1491 году в Севилье состоялось повторное личное свидание с Фердинандом и Изабеллой. Результат для Колумба был снова неутешителен: «Ввиду огромных затрат и усилий, необходимых для ведения войны, начало нового предприятия не представляется возможным». К переговорам было решено вернуться после окончания войны.

В 1491 году Колумб обращается к герцогу Медина-Сидония, крупнейшему магнату, владельцу около ста торговых кораблей, но и от него получает отказ.

Наконец, в январе 1492 года состоялось долгожданное событие — взятие Гранады. Колумб, видимо, сильно переоценил победный энтузиазм короля Испании: когда он сформулировал те условия, на которых он предполагал открывать и владеть новыми землями (назначить его вице-королём новых земель, наградить его титулом «главного адмирала моря-океана»), Его величество признал требования Колумба «чрезмерными и неприемлемыми», переговоры были прерваны, а король отбыл из Санта-Фе.

Колумб в феврале 1492 года уезжает в Кордову, а затем декларирует намерение и вовсе эмигрировать во Францию.

Здесь шаг навстречу сделала королева Изабелла. Во время предыдущей встречи Колумб поделился с ней своей идеей о возможности нанесения удара с востока по Османской Империи, осуществлявшей в это время массированное наступление в Европу по суше и по морю, и даже о вероятном освобождении христианских святынь в Палестине, утерянных европейцами со времён Крестовых походов[4]. Идея грядущего освобождения Гроба Господня настолько захватила сердце Изабеллы, что она решила не давать этого шанса ни Португалии, ни Франции. Хотя Испанское королевство и было образовано в результате династического брака Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, их монархии сохранили, однако, отдельные самостоятельные администрации, кортесы и финансы. «Я заложу свои драгоценности», — сказала она.

30 апреля 1492 года королевская чета жалует Колумбу и его наследникам титул «дон» (то есть делают его дворянином) и подтверждает, что, в случае удачи заокеанского проекта, он будет Адмиралом Моря-Океана и вице-королём всех земель, которые он откроет или приобретёт, и сможет передать эти титулы по наследству. Тем не менее, деньги на снаряжение экспедиции Колумбу предстояло искать самостоятельно за счёт недополученных государственных налоговых платежей Её Величества королевы Кастилии. К тому же, по договору восьмую часть расходов должен был нести сам Колумб, у которого вообще не было ни гроша.

Однако Колумбу помог Мартин Алонсо Пинсон. Один из кораблей — «Пинта» — был его собственный, и снарядил он его за свой счёт; денег на второй корабль он дал Христофору в долг, чтобы Колумб мог сделать свой формальный вклад по договору.

Экспедиции

В период между 1492 и 1504 годами Христофор Колумб предпринял четыре исследовательских экспедиции по указу испанских Католических королей. События этих экспедиций он описывал в своём бортовом журнале. К сожалению, оригинал журнала не сохранился, но Бартоломе де Лас Касас сделал частичную копию этого журнала, дошедшую до наших дней, благодаря которой стали известны многие детали описанных экспедиций.

Первая экспедиция

В свою первую экспедицию Колумб снарядил три судна — каракка «Санта-Мария» (флагман, владельцем и капитаном каракки был кантабриец Хуан де ла Коса), «Пинта» (хозяин судна и его капитан Мартин Алонсо Пинсон) и третьим было судно, которое часто называют «Нинья». Длина судна наибольшая — 17,3 метров, ширина — 5,6 метров, осадка — 1,9 метров, водоизмещение — 101,2 тонн, экипаж 40 человек. Капитан «Ниньи» Висенте Яньес Пинсон, маэстре и хозяин судна — Хуан Ниньo (es:Juan Niño, старший брат Педро Алонсо Ниньо) и пилот — Санчо Руис да Гама. В команду флотилии вошло всего 100 человек. Нога европейца впервые ступила на острова Карибского моря — Гуанахани (Багамские острова), Эспаньола (Гаити), Хуана (Куба). Этим путешествием начата экспансия Испании в Новый Свет.

В исторической науке считается дискуссионным вопрос о том, какой именно остров, называемый на местном языке «Гуанахани», а самим Колумбом названный «Сан-Сальвадор», был открыт 12 октября 1492 года: остров Уотлинг или же остров Самана-Кей. Однако не вызывает сомнений, что это был один из Багамских островов, входящих в архипелаг Лукайя.

При этом Христофор Колумб считал эти новые земли Восточной Азией — окрестностями Китая, Японии или Индии. В дальнейшем, довольно долго, эти новооткрытые территории именовались европейцами Вест-Индией, буквально «Западной Индией», так как к этой «Индии» нужно было плыть на запад, в противовес собственно Индии и Индонезии, которые в Европе долгое время назывались Ост-Индией или, буквально, «Восточной Индией».

Хронология путешествия
  • 3 августа 1492 года — Колумб вывел корабли из гавани испанского города Палос-де-ла-Фронтера.
  • 6 сентября — После устранения течи на «Пинте» поход продолжен прямо на запад с острова Гомера (Канарские острова).
  • 16 сентября — на пути экспедиции стали появляться пучки зелёных водорослей. Постепенно их становилось всё больше. Через это странное водное пространство корабли шли три недели. Так было открыто Саргассово море.
  • 7 октября — по требованию команды, полагающей, что Японию «проскочили», корабли меняют курс на запад-юго-запад.
  • 12 октября — в два часа пополуночи матросом Родриго де Триана с борта «Пинты» обнаружена земля. Ещё накануне матросы заметили огни.
  • 13 октября — Колумб высадился на берег, водрузил на нём кастильское знамя, формально вступил во владение островом и составил об этом нотариальный акт. Остров назван Сан-Сальвадором (подробнее см. Гуанахани). Его координаты — 24° с. ш. и 74°30′ з. д. На острове испанцы увидели местных жителей. Возможно, это были араваки. Араваки ходили абсолютно нагими, на тело наносили ритуальные узоры. Железного оружия у них не было. По морю они передвигались на вёсельных челнах, вмещавших по сорок человек. Именно здесь туземцы подарили Колумбу «сухие листья» — табак. Увидев у некоторых из них кусочки золота, Колумб попытался выяснить его происхождение и, захватив шесть араваков в плен, заставил их показывать дорогу дальше. Две недели Колумб постепенно продвигался на юг, открывая новые острова из состава Багамских островов. Здешние жители носили одежду из хлопковой пряжи. В их домах испанцы впервые увидели гамаки. От жителей испанцы узнали о большом южном острове Куба.
  • 28 октября 1492 года — Колумб высадился в бухте Бариэй на северо-востоке Кубы, 76° з. д. Общаясь с местными жителями, Колумб решил, что находится на одном из полуостровов Восточной Азии. Однако ни золота, ни пряностей, ни крупных городов испанцы не нашли. Дома жителей были построены из древесных ветвей и тростника, возделывали они хлопчатник, картофель, табак и маис (кукурузу). Полагая, что достиг самой бедной части Китая, Колумб решил повернуть на восток, где, по его представлениям, лежала более богатая Япония.
  • 13 ноября 1492 года — узнав от туземцев об острове, изобилующем золотом, Колумб двинулся на восток, на его поиски.
  • 15 ноября 1492 года — Колумб в своём дневнике впервые описывает табак, который употребляют индейцы.
  • 20 ноября 1492 года — пропала «Пинта». Её капитан Пинсон-старший отличался самовольными действиями и неоднократно выходил из подчинения. Он оставил Колумба возле острова Куба, надеясь обнаружить воображаемый остров. Он также в дальнейшем первым обнаружил Гаити, и реку, где он высадился (теперь Порто-Кабелло; эта река изначально носила его имя). Два оставшихся судна продолжали путь на восток, пока не достигли восточной оконечности Кубы — мыса Майси.
  • 6 декабря 1492 года — открыт остров Гаити, который Колумб назвал Эспаньолой, потому что его долины показались ему похожими на земли Кастилии. Продвигаясь вдоль северного берега, испанцы открыли остров Тортуга.

  • 25 декабря 1492 — «Санта-Мария» села на рифы. С помощью местных жителей с корабля удалось снять пушки, припасы и ценный груз. Из обломков корабля был построен на о. Гаити форт, названный Ла-Навидад (Рождество). Колумб оставил здесь 39 моряков, вооружил форт пушками с «Санта-Марии» и оставил им припасов на год, а сам 4 января 1493 года, взяв с собой нескольких островитян, вышел в море на маленькой «Нинье».
  • 6 января 1493 — у северного берега Эспаньолы «Нинья» натолкнулась на «Пинту». Своё отсутствие Пинсон-старший объяснил влиянием погодных условий.
  • 16 января — два корабля вышли в обратный путь.
  • 12 февраля — поднялась буря, и в ночь на 14 февраля корабли потеряли друг друга из виду. Шторм был столь сильным, что испанцы были готовы к неминуемой гибели.
  • 15 февраля — когда ветер немного стих, моряки увидели землю, и 18 февраля «Нинья» подошла к острову Санта-Мария (Азорские острова).
  • 9 марта «Нинья» бросает якорь в Лиссабоне, где Жуан II принимает Колумба как светлейшего князя и приказывает снабдить того всем необходимым.
  • 15 марта — «Нинья» возвращается в Испанию. В тот же день туда приходит и «Пинта». Колумб привозит с собой туземцев (которых в Европе называют индейцами), немного золота, невиданные ранее в Европе растения, плоды и перья птиц.

Раздел мира

В 14521456 годы римские папы Николай V и Каликст III предоставили Португалии право владеть землями, открытыми к югу и востоку от мыса Бохадор, «вплоть до индийцев».

Возвращение Христофора Колумба из своей первой экспедиции и весть о том, что он открыл «Западную Индию» (Вест-Индия), встревожили Португалию: это открытие лишало её предоставленных ранее территориальных прав. Кастилия, однако, отказывалась признавать папские пожалования, ссылаясь на право первого открытия. Разрешить конфликт миром мог лишь глава католической церкви.

3 мая 1493 папа Александр VI объявил, что все земли, которые Кастилия открыла или откроет западнее меридиана, проходящего в 100 лигах западнее островов Зелёного Мыса, должны принадлежать ей, а новые земли, которые будут открыты в районах восточнее этой линии — Португалии. Папское решение легло в основу испано-португальских переговоров, которые через год завершились Тордесильясским договором от 7 июня 1494 года.

Вторая экспедиция

Вторая флотилия Колумба состояла уже из 17 судов. Флагман — «Мария-Галанте» (водоизмещение двести тонн). По разным данным, экспедиция состояла из 1500—2500 человек. Среди участников 2-й экспедиции первопроходец Хуан де ла Коса, нотариус Родриго де Бастидас, а также будущий завоеватель и губернатор Кубы Диего Веласкес де Куэльяр. В её составе уже были не только моряки, но и монахи, священники, чиновники, служилые дворяне, придворные. С собой везли лошадей и ослов, крупный рогатый скот и свиней, виноградные лозы, семена сельскохозяйственных культур, для организации постоянной колонии.[источник?]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В ходе экспедиции осуществлено полное покорение Эспаньолы, начато массовое истребление местного населения. Заложен город Санто-Доминго. Проложен наиболее удобный морской путь в Вест-Индию. Открыты Малые Антильские острова, Виргинские острова, острова Пуэрто-Рико, Ямайка; почти полностью исследовано южное побережье Кубы. При этом Колумб продолжает утверждать, что он находится в Западной Индии.

Хронология
  • 25 сентября 1493 года — экспедиция вышла из Кадиса. На Канарских островах взяли сахарный тростник и собак, приученных к охоте. Курс пролегал примерно на 10° южнее, чем в первый раз. Позднее этим маршрутом стали пользоваться все корабли из Европы в «Западную Индию».
  • При удачном попутном ветре (в экваториальной области Атлантического океана ветра постоянно дуют на запад) путь занял всего 20 дней, и уже 3 ноября 1493 года (в воскресенье) был открыт остров из гряды Малых Антильских островов, названный Доминикой.
  • 4 ноября — экспедиция прибыла к самому большому из здешних островов, названному Гваделупой. На открытых островах жили карибы, совершавшие на больших челнах набеги на острова мирных араваков. Оружием их были луки и стрелы с наконечниками из обломков черепаховых панцирей или зазубренных рыбьих костей.
  • 11 ноября — открыты острова Монтсеррат, Антигуа, Невис.
  • 13 ноября — у острова Санта-Крус произошло первое вооружённое столкновение с карибами.
  • 15 ноября — к северу от Санта-Круса открыт архипелаг, который Колумб назвал «Островами Одиннадцати тысяч дев» — сейчас их именуют Виргинскими островами. Обойдя архипелаг с обеих сторон, суда флотилии через три дня соединились у западной оконечности гряды.
  • 19 ноября — испанцы высадились на западном берегу большого острова, который Колумб назвал Сан-Хуан-Баутиста. С XVI века он носит название Пуэрто-Рико.
  • 27 ноября — флотилия подошла к построенному в ходе первой экспедиции на о. Гаити форту Ла-Навидад, но на берегу испанцы обнаружили лишь следы пожарища и трупы.
  • Январь 1494 года — к востоку от сожжённого форта построен город, Ла-Изабелла в честь Королевы Изабеллы. Многих испанцев сразила эпидемия жёлтой лихорадки. Отряд, посланный на разведку внутрь страны, нашёл золото в речном песке в горном районе Кордильера-Сентраль.
  • Март 1494 года — Колумб совершил поход внутрь острова. Тем временем в Ла-Изабелле из-за жары испортилась большая часть съестных припасов, и Колумб решил оставить на острове лишь 5 кораблей и около 500 человек, а остальных отправить в Испанию. С ними он передал королю и королеве, что нашёл богатые месторождения золота, и просил прислать скот, съестные припасы и земледельческие орудия, предлагая платить за них рабами из числа местных жителей.
  • 24 апреля 1494 года — оставив в Ла-Изабелле гарнизон под командой своего сына Диего, Колумб повёл три небольших корабля на запад вдоль юго-восточного побережья Кубы.
  • 1 мая — обнаружен узкий и глубокий залив (современный город Гуантанамо с бухтой Гуантанамо). Далее к западу — горы Сьерра-Маэстра. Отсюда Колумб повернул на юг.
  • 5 мая — открыт остров Ямайка (Колумб назвал его Сантьяго).
  • 14 мая — пройдя вдоль северного берега Ямайки и не найдя золота, Колумб вернулся к Кубе. 25 следующих дней корабли двигались сквозь мелкие островки вдоль южного побережья острова.
  • 12 июня — пройдя почти 1700 км вдоль южного побережья Кубы и не дойдя всего 100 км до западной оконечности острова, Колумб решил повернуть, потому что море сильно обмелело, матросы проявляли недовольство, а провизия была на исходе. Перед этим, чтобы оградить себя от обвинений в малодушии, которые могли последовать в Испании, он потребовал от всей команды присягнуть, что Куба — часть континента, а поэтому дальше плыть нет смысла. Повернув назад, флотилия открыла остров Эванхелиста (позднее названный Пинос, а с 1979 года — Хувентуд).
  • 25 июня — 29 сентября — на обратном пути обогнули с запада и юга Ямайку, прошли вдоль южного побережья Эспаньолы и вернулись в Ла-Изабеллу. К этому времени Колумб уже был довольно тяжело болен.
  • За пять прошедших месяцев второй брат Колумба, Бартоломе, привёл из Испании три корабля с войском и припасами. Группа испанцев захватила их и бежала домой. Остальные разбрелись по острову, грабя и насилуя туземцев. Те оказали сопротивление и убили часть испанцев. После возвращения Христофор болел пять месяцев, а когда выздоровел, то в марте 1495 года организовал покорение Эспаньолы отрядом из двухсот солдат. Туземцы были почти безоружны, а Колумб применял против них конницу и привезённых с собой специально обученных собак. Через девять месяцев этой травли остров был покорён. Индейцев обложили данью, обращали в рабство на золотых приисках и плантациях. Индейцы бежали из селений в горы, гибли от неизвестных болезней, привезённых колонистами из Европы. Тем временем колонисты переселились на южный берег острова, где в 1496 году Бартоломе Колумб заложил город Санто-Доминго — будущий центр Эспаньолы, а позднее — столицу Доминиканской Республики.
  • Тем временем испанская королевская чета, обнаружив, что доходы от Эспаньолы (немного золота, меди, ценного дерева и несколько сот рабов, направленных в Испанию Колумбом) незначительны, разрешила всем кастильским подданным переселяться на новые земли, рассчитываясь с казной золотом.
  • 10 апреля 1495 года — Испанское правительство разорвало отношения с Колумбом, и Америго Веспуччи заполучил право снабжать Индию по май 1498 года. 11 января 1496 года Веспуччи получает 10000 мараведи от казначея Пинело для выплаты заработной платы морякам[5]. Фактически он заключил контракт на снабжение в Андалузии одной (если не двух) экспедиций в Индии, в частности третьей экспедиции Колумба. Успех предприятия Колумба внушил Америго мысль оставить торговое дело, чтобы познакомиться с новооткрытой частью света.
  • 11 июня 1496 года Христофор Колумб вернулся в Испанию отстаивать предоставленные ему ранее права. Он предоставил документ, согласно которому он действительно достиг Азиатского материка (см. выше, хотя на самом деле это был остров Куба), заявил, что в центре Эспаньолы он открыл чудесную страну Офир, где когда-то добывалось золото для библейского царя Соломона. Кроме того, Колумб предложил направлять в новые земли не вольных поселенцев, а уголовных преступников, сокращая им наполовину срок наказания. Последнее предложение не могло не найти отклика у правящей элиты, поскольку, с одной стороны, избавляло Испанию от нежелательных элементов, снижая расходы на их содержание в тюрьмах, а с другой стороны, — обеспечивало освоение снова открытых земель достаточно отчаянным «человеческим материалом».

Третья экспедиция

На третью экспедицию средств удалось найти немного, и с Колумбом отправилось лишь шесть небольших кораблей и около 300 человек команды (среди них Хуан де ла Коса, Педро Алонсо Ниньо), причём в команду принимали уголовников из испанских тюрем.

30 мая 1498 года флотилия вышла из устья реки Гвадалквивир. На этот раз Колумб решил держаться ещё южнее, полагая, что золото можно найти лишь ближе к экватору. От острова Йерро (Канарские острова) три корабля пошли напрямую к Эспаньоле, а три других повёл к островам Зелёного Мыса, откуда взял курс на юго-запад, намереваясь держаться как можно ближе к экватору. Корабли спустились до широты 9°30′ с. ш. и далее следовали на запад.

31 июля был открыт остров Тринидад. Колумб обогнул его с юга и вышел к дельте реки Ориноко и заливу Пария, которые он исследовал около двух недель, но, сражённый тяжёлой болезнью, был вынужден поспешить на север, в Санто-Доминго.20 августа Колумб прибыл на Эспаньолу, которую застал в плачевном состоянии. Колонисты подняли вооружённый мятеж против его брата Бартоломе, который закончился тем, что Колумб был вынужден пойти на введение системы закрепощения индейцев за мятежными колонистами (исп. repartimiento — распределение), каждому из которых был отведён большой участок земли.

Испанская королевская казна почти не получала доходов от своей новой колонии, а в это время португалец Васко да Гама открыл морской путь в настоящую Индию (1498) и вернулся с грузом пряностей, доказав таким образом, что земли, открытые Колумбом, — совсем не Индия, а сам он — обманщик.

В 1499 монопольное право Колумба на открытие новых земель было отменено. В 1500 королевская чета направила на Эспаньолу с неограниченными полномочиями своего представителя Франсиско де Бобадилью. Тот взял в свои руки всю власть на острове, арестовал Христофора Колумба вместе с братьями, заковал их в кандалы и отправил в Испанию. По их прибытии, однако, местные финансисты смогли убедить королевскую чету снять обвинения с Колумба.

Четвёртая экспедиция

Христофор Колумб всё же хотел найти новый путь от открытых им земель в Южную Азию, к источнику пряностей. Он был уверен, что такой путь существует, так как наблюдал у берегов Кубы сильное морское течение, идущее на запад через Карибское море. Король, в конце концов, дал Колумбу разрешение на новую экспедицию.

В четвёртую экспедицию Колумб взял с собой брата Бартоломео и 13-летнего сына Эрнандо. Во время четвёртого плавания Колумб открыл материк к югу от Кубы — берег Центральной Америки — и доказал, что Атлантический океан отделяет от Южного моря, о котором он слышал от индейцев, непреодолимый барьер. Он также первым сообщил об индейских народах, живущих у Южного моря.

Хронология
  • 9 мая 1502 — начало экспедиции. Из Кадиса: 4 каравеллы, флагман — «Ла-Капитана»
  • 15 июня — двигаясь через Малые Антильские острова, открыл остров Мартиника.
  • 29 июня — спасаясь от морской бури, попросил у наместника Эспаньолы Николаса де Овандо разрешения укрыться в гавани Санто-Доминго, но ему было отказано. К счастью, суда Колумба справились с бурей.
  • Июль — Колумб двинулся на запад вдоль южного побережья Эспаньолы и Ямайки. Он намеревался дойти на западе до материка и отыскать пролив, следуя вдоль берега.
  • 30 июля — Колумб подошёл к северному берегу земли, населённой народом майя (Гондурас). Бартоломе высадился на материк и формально вступил во владение страной.
  • 18 Сентября — открыт Москитовый берег (Никарагуа) и «Золотой берег» (позднее — Коста-Рика, «Богатый берег»).
  • 5 октября — от индейцев страны Верагуа Колумб узнал, что до Южного моря (Панамского залива в Тихом океане) можно добраться через узкую, но гористую полоску суши (Панамский перешеек).
  • 17 октября — открыт залив Москитос[en]. Местные жители рассказали о существовании на юге страны, населённой воинственными людьми, которые ездят на животных, носят панцири, владеют мечами, луками и стрелами (очевидно, что речь шла о Перу — высокоразвитом государстве инков, жители которого использовали лам в качестве вьючных животных).
  • Ноябрь — суда Колумба с трудом продвигаются вдоль побережья Панамы.
  • Декабрь — Экспедиция встречает новый 1503 год в бухте, которая через 400 лет станет северным входом в Панамский канал. От Тихого океана Колумба отделяет лишь 65 км, но их он так никогда и не преодолеет.
  • Январь 1503 — Колумб возвращается в залив Москитос. Он хочет оставить здесь колонию под командой своего брата Бартоломе, но местные индейцы столь воинственны, что он отказывается от этого намерения.
  • 16 апреля — Колумб выходит в море и возобновляет поиски пролива, двигаясь на восток.
  • 1 мая — Достигнув мыса Тибурон в Дарьенском заливе, Колумб узнаёт от индейцев, что в этом районе уже два года назад были европейцы (Родриго де Бастидас, 1501), а это означает, что поиски пролива можно прекратить. Колумб поворачивает суда на север, к Ямайке.
  • 25 июня — Колумбу после долгих скитаний по морю, в ходе которых он открыл Каймановы острова, удаётся вывести корабли к северному побережью Ямайки (200 км от Эспаньолы) и посадить их на мель.
  • Июль — Колумб направляет на Эспаньолу посланника в индейской пироге с просьбой к наместнику испанской колонии прийти ему на выручку.
  • 29 февраля 1504 год — Христофор Колумб использует лунное затмение для запугивания враждебных ямайских индейцев: «…Экспедицию выручил адмирал, прибегнув к старинному средству, способному смутить простодушных индейцев. По календарям он знал, что 29 февраля 1504 года будет лунное затмение, о чём объявил индейским кацикам как о знамении небес, недовольных плохим снабжением испанцев. Когда затмение началось, поражённым индейцам сообщили, что Колумб молится об их спасении, которое будет даровано, если они возобновят поставки продовольствия. Кацики на все соглашались, и впредь продовольственных проблем у испанцев не было.» — Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес о четвёртой экспедиции Колумба (1502—1504).
  • Июнь — лишь через год на Ямайку прибывает корабль, снаряжённый за счёт самого Колумба. Он забирает всех оставшихся в живых участников экспедиции.
  • 29 июня — Колумб покидает Ямайку. До Эспаньолы добираются полтора месяца.
  • 12 сентября — братья Колумбы покидают Эспаньолу и сквозь многие бури добираются до Кастилии.

Последние годы жизни и смерть

Тяжело больного Колумба перевезли в Севилью. Он не смог добиться восстановления дарованных ему прав и привилегий, а все деньги истратил на товарищей по путешествиям.

20 мая 1506 года в Вальядолиде Колумб произнёс свои последние слова: «В твои руки, Господи, я вручаю мой дух». Похоронен в Севилье, но современники почти не заметили его смерти. Огромное значение открытий Колумба для Испании было признано лишь в середине XVI века, после завоевания Мексики, Перу и государств на севере Анд, когда в Европу пошли суда с серебром и золотом.

Судьба останков

После смерти Колумба в 1506 году его прах сначала был погребён в Севилье (Испания), но затем император Карл V решил исполнить его предсмертное желание и похоронить его на земле Вест-Индии. Останки Колумба в 1540 году отвезли на остров Эспаньола (так называли в то время Гаити) и похоронили в Санто-Доминго. Когда на рубеже XVIII и XIX веков часть Эспаньолы перешла от испанцев к французам (и стала называться Гаити), прах был перевезён на Кубу в кафедральный собор Гаваны. После изгнания с этого острова испанцев в 1898 году прах мореплавателя снова вернули в Санто-Доминго, а затем — в Севилью.

Могила Колумба находится в Севильском кафедральном соборе.

Однако в конце XIX века во время реставрации кафедрального собора Санто-Доминго, старейшего в Новом свете, был обнаружен ящичек с костями, на котором было написано, что они принадлежат Колумбу. После этого между Севильей и Санто-Доминго возник спор за право считаться местом, где покоится великий мореплаватель.

В 2003 году исследованием этого вопроса занялась группа генетиков и антропологов во главе с профессором судебной медицины Гранадского университета и Академии ФБР в Квантико Хосе Антонио Лоренте. Анализ предполагаемых останков Колумба, эксгумированных в Севилье, показал, однако, что они принадлежат довольно хрупкому 45-летнему мужчине, тогда как Христофор Колумб, напротив, был весьма крепкого сложения, а скончался в возрасте от 55 до 60 лет.

Теперь очередь за исследованием других останков, которые были эксгумированы в октябре 2003 года у основания маяка-памятника Колумбу в Санто-Доминго. При этом нельзя исключить, что останки Христофора Колумба вообще были утеряны в ходе многочисленных переездов.

Массовая колонизация Эспаньолы

В Испанию стало поступать золото, добытое на Эспаньоле, и жемчуг, собранный на Жемчужном берегу (южное побережье Карибского моря). В Западную Индию устремились сотни и тысячи желающих добиться богатства. С 1502 года началось массовое заселение испанцами Антильских островов.

Испанцы творили массовые зверства над местным населением. В 1515 году коренных жителей Гаити было уже менее 15 тысяч, а к середине XVI века они вымерли полностью. На Эспаньолу стали завозить рабов с Малых Антильских островов, а также «дикарей» с Кубы, Ямайки и Пуэрто-Рико. Когда коренное население стало исчезать и там, усилилась массовая охота на рабов в Южной Америке, а затем стали завозить рабов из Африки.

Экспедиции в Южную Америку современников Колумба

Сразу же после отмены в 1499 году монопольного права Христофора Колумба на открытие новых земель в Западной Индии, туда начали снаряжать свои экспедиции участники предыдущих путешествий знаменитого мореплавателя. Первыми стали Педро Алонсо Ниньо (май, 1499—1500), Алонсо Охеда (20 мая 1499 — февраль 1500, 1502), Висенте Яньес Пинсон (декабрь 1499—1500), Родриго де Бастидас (октябрь 1500—1502). В этой экспедиции его сопровождали Васко Нуньес де Бальбоа и Хуан де ла Коса.

Педро Алонсо Ниньо в 14991500 гг. посетил Жемчужный берег к западу от залива Пария в Карибском море и привёз на родину 38 кг жемчуга — это была самая богатая заморская добыча испанцев в XV веке.

С Алонсо Охеда в экспедицию в 1499 году отправился также представитель флорентийских банкиров, финансировавших предприятие, — Америго Веспуччи, в качестве лоцмана и картографа Хуан де ла Коса и нотариус Родриго де Бастидас. Подойдя к южноамериканскому материку на широте примерно 5° с. ш., Охеда направился на северо-запад, прошёл 1200 км вдоль побережья Гайаны и Венесуэлы до дельты Ориноко, далее — через проливы в Карибское море и к Жемчужному берегу.

Тем временем Америго Веспуччи, двигаясь на юго-восток, открыл устья рек Амазонка и Пара. Поднявшись на лодках на 100 километров вверх по течению, он так и не смог высадиться на берег из-за густого леса. Движение далее на юго-восток было крайне затруднено сильным встречным течением. Так было обнаружено Гвианское течение. Всего Веспуччи открыл около 1200 километров северо-восточного побережья Южной Америки. Возвращаясь обратно на север и северо-запад, Веспуччи высадился на Тринидаде, а позднее соединился с кораблями Охеды. Совместно они обследовали побережье к западу от Жемчужного берега, открыли восточную часть Карибских Анд, участвовали в вооружённых стычках с недружелюбными индейцами, открыли острова Кюрасао и Аруба — самые западные из Малых Антильских.

Залив к западу Охеда назвал Венесуэла («маленькая Венеция»). Позднее это название распространилось на весь южный берег Карибского моря до дельты Ориноко. Всего Охеда обследовал более 3000 километров северного берега неизвестной суши и так и не нашёл ей конца, а это означало, что такая земля должна быть материком.

В декабре 1499 года за океан отправился ещё один участник первой экспедиции Колумба — Висенте Яньес Пинсон. Он первым из испанцев пересёк экватор, а 26 января 1500 года вышел, как позднее оказалось, к самой восточной оконечности южноамериканского континента — мысу Сан-Роки. Пинсон высадился на берег и оформил акт вступления во владение страной, которая впоследствии получит название Бразилия. Двигаясь отсюда на северо-запад, Пинсон вторично после Веспуччи открыл устье Пары, Амазонки, достиг Гвианы и устья Ориноко.

В октябре 1500 года Бастидас отплыл из Кадиса на двух кораблях. По достижении берегов Южной Америки Бастидас исследовал около 1000 км побережья Карибского моря, открыл устье реки Магдалены, а также Дарьенский залив и залив Ураба (северное побережье Колумбии). Участники экспедиции первыми исследовали внутренние области континента в районе Сьерра-Невада-де-Санта-Марта. Был вынужден вернуться в Санто-Доминго, предварительно первым из европейцев ступив на Панамский перешеек. За время плавания в 1502 году Бастидас нашёл много золота, но по обвинению в незаконной торговле был арестован губернатором Эспаньолы Франсиском де Бобадилья и отправлен в Испанию.

В это же время состоялось ещё несколько не только испанских (основная цель которых состояла в поисках золота, жемчуга и захвате рабов для продажи в Испании), но и португальских экспедиций (Открытие 24 апреля 1500 года Бразилии Педру Алвариш Кабралом, две экспедиции к бразильским берегам 1501—1502 и 1503—1504 годов Гонсало Коэлью с участием Америго Веспуччи), в результате которых стали проясняться очертания северного и восточного побережья нового континента, причём оказалось, что значительная его часть находится южнее экватора, а значит, он не может быть Азией.

Потомство

У Христофора Колумба было два сына — законный, Диего, и незаконный, Фернандо, прижитый в Испании, от связи с Беатрисой Энрикес де-Арана; скоро после смерти отца стали очень состоятельными людьми и получали громадные по своему времени доходы.

Диего Колон (1479—1526) — старший сын Христофора Колумба, 4-й вице-король Новой Испании (1511—1518), носивший также звания аделантадо и адмирала Индий. После смерти Диего за его потомками были закреплены титулы маркиза Ямайки и герцога Верагуа.

Фернандо Колумб, или Колóн (1488—1539) — испанский писатель и космограф, биограф своего отца Христофора Колумба.

Герб Колумба

Колумбу за его великие открытия католическими монархами был пожалован дворянский герб, на котором «замок Кастилии и лев Леона (исп. castillo — замок, исп. león — лев) соседствовали с изображениями открытых им островов, а также якорей — символов адмиральского титула»[6]. Его сын Диего женился на племяннице герцога Альбы и потребовал от испанской короны предоставления Панамского перешейка (страны Верагуа), открытого его отцом во время последнего путешествия. Споры о статусе этих земель и о правах потомков Колумба на них затянулись почти на 30 лет. В 1536 г. внук Колумба объявил об отказе от притязаний на открытые дедом земли и на доходы с них, за что король Карлос I вознаградил его солидной пенсией c титулами маркиза Ямайки и герцога Верагуа. В дальнейшем эти титулы носили потомки старшей дочери Диего — младшие Альвареши, а затем Фитцджеймсы (потомки герцога Бервика). В XIX веке носитель титула «герцог Верагуа» в знак своего происхождения от Колумба сменил фамилию «Фитцджеймс» на «Кристобаль Колон» (Cristóbal Colón). От младшей дочери Диего происходит гвадалестская ветвь каталонского рода Кардона.

Память

О Колумбе снято множество фильмов. В том числе: английский «Христофор Колумб» (Christopher Columbus, 1949), итальянский сериал «Христофор Колумб» (Christopher Columbus, 1985), англо-американо-испанского производства «Христофор Колумб: Открытие» (Christopher Columbus: The Discovery, 1992), англо-американо-испано-французского производства «1492: Завоевание Рая» (1492: Conquest of Paradise, 1992).

Памятники

В Барселоне

В Барселоне (Испания), у бульвара Рамбла, к Всемирной выставке 1888 года был построен монумент высотой 60 метров, посвящённый Христофору Колумбу. Он расположен в том месте, куда Колумб вернулся из своего первого путешествия в Америку.

Работы Церетели

В 1991 и 1992 годах, к 500-летию открытия европейцами Американского континента, грузинский скульптор Зураб Церетели предлагал купить США, Испании и странам Латинской Америки свою огромную статую Колумба за штурвалом испанской каравеллы (в настоящий момент её уменьшенная копия установлена в Испании)[7].

Статуя Колумба имеет высоту 90 метров, что в два раза больше высоты «Статуи Свободы» без пьедестала. Весит скульптура 599 тонн. Газета The Baltimore Sun назвала статью о церетелиевском Колумбе «From Russia with 'ugh'»[8].

Впоследствии идеи, реализованные в памятнике Колумбу, были использованы скульптором в 1997 году при воздвижении в Москве по заказу московского правительства на стрелке острова Балчуг между Москвой-рекой и Водоотводным каналом огромной статуи Петра Первого в средневековой одежде испанского гранда, за штурвалом русского шлюпа, высотой 98 метров.

В июле 2010 года было объявлено, что статуя Христофора Колумба работы Церетели будет установлена на северном побережье Пуэрто-Рико, возле города Аресибо. Статуя хранилась разделённой на 2750 частей, и чтобы её собрать воедино, по данным правительства Пуэрто-Рико, нужно 20 миллионов долларов. Статуя, если будет установлена, станет самым высоким сооружением на подконтрольных США территориях в Карибском бассейне[8].

Снос памятников в Венесуэле

2004 год: группа сторонников Уго Чавеса сломала и увезла в неизвестном направлении бронзовую статую Колумба.

Март 2009 года: по сообщению Associated Press, префект Каракаса (район столицы Венесуэлы) приказал снести статую Христофора Колумба. Президент страны Уго Чавес горячо одобрил это решение чиновника, заявив во время телевизионного выступления, что, достигнув Америки более 5 веков назад, Христофор Колумб положил начало геноциду индейского населения Америки[9].

В честь Колумба названы

Топонимы
Космос
Театры
Прочее

На деньгах

Колумб на колонах

В честь Христофора Колумба (по-испански Кристобаля Колона) была названа валюта Сальвадора — сальвадорский колон. На всех без исключения выпущенных купюрах всех годов выпуска и всех номиналов на оборотной стороне помещался портрет молодого либо пожилого Колумба.

Реверс: 1 колон, 1920 и 1956 5, 1983 и 1990


10, 1968 и 1974 10, 1999 и 2, 1976


25, 1994 и 50, 1995 100, 1965 и 1983


На валюте Коста-Рики — коста-риканском колоне — Христофор Колумб, наоборот, изображался крайне редко (на банкнотах 1/2 и 1 колон) и лишь в самом начале XX века.

В филателии

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Колумб, Христофор"

Примечания

  1. 1 2 [www.britannica.com/EBchecked/topic/127070 Christopher-Columbus] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 9 октября 2014.
  2. [ria.ru/science/20091015/188993022.html Колумб был испанцем, а не итальянцем, утверждают американские учёные]
  3. [www.jewish.ru/history/facts/2009/11/news994279713.php Был ли Колумб евреем?]
  4. Абрамов В. Я. [books.google.ru/books?id=w4wY2zoRhdwC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q=гроб_господень&f=false Христофор Колумб. Его жизнь и путешествия: Биографический очерк]. — СПб.: Типография Ю. Н. Эрлих, 1891. — С. 7.
  5. [kuprienko.info/amerigo-vespucci-the-letters-and-other-documents-illustrative-of-his-career/ The letters of Amerigo Vespucci. London, 1894, стр. V]. [archive.is/3FFz Архивировано из первоисточника 11 июля 2012].
  6. Энциклопедия для детей. Том 3. География. М.: Аванта+, 1994, с. 82
  7. [www.kp.ru/daily/22626/20211/ Статья в «Комсомольской правде»]
  8. 1 2 [www.lenta.ru/news/2010/07/29/tsereteli/ B Пуэрто-Рико нашлось место для Колумба от Церетели]
  9. [news.tut.by/132963.html Уго Чавес снесёт памятник Христофору Колумбу]
  10. [yandex.ru/maps/-/CZgBvZkp Яндекс. Карты]
  11. [yandex.ru/maps/-/CZgBvL3d Яндекс. Карты]
  12. [yandex.ru/maps/-/CZgBzAZY Яндекс. Карты]

Литература

  • Колумб, Христофор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/K.phtml Дневник первого путешествия Христофора Колумба]. На сайте [www.vostlit.info Восточная литература].
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/spain.htm Письма Христофора Колумба]. На сайте [www.vostlit.info Восточная литература].
  • Абрамов В. Я. [dlib.rsl.ru/loader/view/01003659279?get=pdf Христофор Колумб. Его жизнь и путешествия: Биографический очерк]. — СПб.: Типография Ю. Н. Эрлих, 1891.
  • Klaus Brinkbäumer & Clemens Höger: «Die letzte Reise: der Fall Christoph Kolumbus». — München : DVA, 2004. — ISBN 3-421-05823-7
  • Gianni Granzotto: «Christoph Kolumbus: eine Biographie». — Reinbek : Rowohlt, 1988. — ISBN 3-499-12378-9
  • Магидович И. П. Христофор Колумб. — М.: Географгиз, 1956. — 36 с. — (Замечательные географы и путешественники). — 100 000 экз.
  • И. П. Магидович, В. И. Магидович. «Очерки по истории географических открытий». т. II. М., «Просвещение», 1983.
  • Путешествия Христофора Колумба. М. Географгиз. 1956
  • Верлинден Ч., Матис Г. «Покорители Америки. Колумб, Кортес». Ростов-на-Дону: Феникс, 1997
  • Субботин В. А. «[www.indiansworld.org/Nonmeso/subcolumb.html Великие открытия: Колумб. Васко да Гама. Магеллан]».
  • [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k314347/f367.image.pagination.langFR Enfance de Christophe Colomb]
  • [worldpoetry.ru/shiller/index.php?p=30 «Колумб»] — Фридрих Шиллер
  • Яков Свет «[www.indiansworld.org/Nonmeso/columb_svet.html Колумб]». Издательство «Молодая гвардия», 1973 г. 368 с, с илл., портр. (Жизнь замечательных людей, Серия биографий. Вып. 11(530)).
  • Шишова, Зинаида Константиновна. Великое плавание (ист. роман, 1-е изд. — 1940 г.)

Ссылки

  • [www.madeira-web.com/PagesD/draw_image.php?current_pic_record=11&total_records=12&current_record=0&search_category=Camara%20de%20Lobos&thumbnail_ratio=5&link_info=%2FPagesD%2Fimages-maps.php%3ABilder%20and%20Karten%3A&cat_id=cam Судно Колумба «Санта Мария» в порту Камара де Лобос на острове Мадейра]
  • [youtube.com/watch?v=v7-Q_qX3yrg Columbus Voyages — History Channel (2007) (USA) (TV)]
  • [kuprienko.info/carta-portugues-rey-joan-ii-a-cristibal-colon-20-03-1488/ Письмо португальского короля Иоанна II к Христофору Колумбу от 20 марта 1488 года]. [archive.is/3n43z Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
  • [chronocon.org/chronomap/id/92 Интерактивная карта путешествий Колумба на проекте «Хронокон»]
  • [www.bbc.com/russian/features-37011429 По следам Колумба: каким маршрутом на самом деле шла «Санта-Мария»?]
  • Абрамов, Яков Васильевич (1858—1906).Хр. Колумб. Его жизнь и путешествия : Биогр. очерк Я. В. Абрамова (dlib.rsl.ru/viewer/01003659279#?page=21)
  • [www.aif.ru/society/history/mister_h_10_faktov_i_gipotez_o_moreplavatele_hristofore_kolumbe Мистер Х. 10 фактов и гипотез о мореплавателе Христофоре Колумбе]

Отрывок, характеризующий Колумб, Христофор

– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.