Кольонен, Тойво
| Тойво Кольонен | |
| Имя при рождении: |
Тойво Харальд Кольонен |
|---|---|
| Прозвище |
«Топор» |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Лахти, Тавастгусская губерния, Великое княжество Финляндское, Россия |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
21 октября 1943 (30 лет) |
| Место смерти: | |
| Причина смерти: | |
| Наказание: | |
| Убийства | |
| Количество жертв: |
6 |
| Период убийств: | |
| Основной регион убийств: | |
| Мотив: |
Месть, избавление от свидетелей. |
Тойво Харальд Кольонен (12 декабря 1912, Лахти[1] — октябрь 1943, Маариа[2], Турку) — преступник, который, сбежав из тюрьмы в Хуйттинен, в ноябре 1942 убил топором в деревне Кархиниеми семью из пяти человек и их соседку.[3] Известен тем, что является последним гражданским лицом, приговорённым к смертной казни в Финляндии. Предыдущий смертный приговор гражданскому был исполнен в 1825.[2] Преступник получил прозвище Кольонен-топор. В молодости Кольонен был разнорабочим, колеся по Южной Финляндии и постоянно совершая мелкие преступления. В конце 1930-х Кольонен вступил в оказавшимся недолгим брак с некой домработницей, в браке родилось двое детей. В 1941 за многочисленные кражи суд в Хельсинки приговорил Кольонен на четыре с половиной года исправительных работ.
Побег и убийство
В 1942 году Кольонена переводят из центральной тюрьмы Риихимяки в тюрьму в Хуйттинене. Заранее Кольонен планирует побег и это ему удаётся. Он бежит с лесоразработок с помощью двоих недавно освободившихся сокамерников.[4]
Через два дня после побега, рано утром, голодный и замерший, он вламывается в дом Хаканененов в деревне Кархиниеми. Его хозяин прошлым вечером выгнал Кольонена, когда тот попросился на ночлег. Но в этот раз, Кольонен вооруженный топором, прошёл на кухню и взял с шеста хлеб (в западной Финляндии плоские лепешки хлеба с дыркой посередине хранят в сушеном виде на горизонтальном шесте над печью). Вошедший хозяин Калле Хаканен застал его врасплох. Кольонен убил его топором и после короткой стычки жену Калле, Анну. Затем он направился в хлев и зарубил работавшую там дочь Анны. Вернувшись в дом, он зарубил плакавших в постелях детей, 6 и 11 лет. Выходя из дома он столкнулся в дверях с пришедшей из соседнего дома Анной Мякинен, которую тут же убил топором. Из семьи Хаканен в живых остался лишь бывший на фронте старший сын. Командование отправило его с фронта домой. Случай получил широкую огласку — в похоронах жертв участвовало около 4000 человек из разных частей страны, в большинстве своём совершенно посторонние люди.[5]
После убийства Кольонен скрылся на украденом велосипеде через Ваммала до Тампере и оттуда с неким человеком в Валкеакоски. Его бегство, во время которого он начал тяжело сожалеть о содеянном, длилось почти две недели. Ищущий одного дезертира патруль полиции и охранного корпуса случайно задержал Кольонена в летнем домике в Сяяксмяки.[6]
Приговор и казнь
19 апреля 1943 Хуйттиненский окружной суд приговорил Кольонена за побег к году заключению; за кражу к шести годам исправительных работ строгого режима; за шесть убийств, из которых два были совершены при совершении кражи, к смертной казни за каждое из них (военное положение позволяло это); а к потере гражданских прав пожизненно. Дополнительно ему назначили выплачивать различных компенсаций жертвам на сумму 22000 марок. Обвиняемый рассматривался как вменяемый. Заседание суда продолжалось 12 часов. В решение суда совершенные убийства рассматривалось как чрезвычайно жестокие как исходя из количества жертв, так и потому, что двое убитых были дети. На строгость приговора повлияла отчасти и воцарившееся в общине настроение. Суд отклонил по требованию обвинителя просьбу Кольонена пройти обследование психолога.[5] Суд округа и высший суд не изменили приговор.[7] Охранному корпусу округа Турку было предписано привести приговор в исполниение.[8] Двоих, помогавших в побеге Кольонена, которые никак не были связаны с убийством, приговорили к шести месяцам заключения.[6] Кольонен был расстрелян в октябре 1943 на стрельбище в Кярсямяки. Сейчас это место относится к округу Маария города Турку. Приговор исполнила расстрельная команда охранного корпуса Турку. Вместе с Кольоненом в тот же день была расстреляна группа советских диверсантов, из-за чего и стало известно место расстрела и захоронения.[8] В 1972 году обществом Советско-финской дружбы на месте захоронения был поставлен гранитный монумент, на котором перечислены все захороненные, кроме Кольонена. Расстрелянные названы военнопленными, что также не соответствует действительности.
Напишите отзыв о статье "Кольонен, Тойво"
Примечания
- ↑ «Poliisi kertoo 1974», s. 409
- ↑ 1 2 Juntti, Pekka: «Viimeinen kuolemaantuomittu», Satakunnan Kansa 19.4.2014, s. B6-11.
- ↑ [suku.genealogia.fi/showthread.php?t=17032 SukuForum : Koljosen tappamat Hakaset (Форум генеалогии: убитые Кольоненом Хаканены]
- ↑ «Poliisi kertoo 1974», s. 410−412.
- ↑ 1 2 Lindstedt 1999, s. 528.
- ↑ 1 2 «Poliisi kertoo 1974», s. 422.
- ↑ Lindstedt 1999, s. 275.
- ↑ 1 2 Lindstedt 1999, s. 403 ja 412.
Литература
- Lindstedt, Jukka: Kuolemaan tuomitut: kuolemanrangaistukset Suomessa toisen maailmansodan aikana(Приговорённые к смертной казни в Финляндии во время второй мировой войны) Oikeustieteen väitöskirja (Юридическая диссертация) ; Helsinki, Suomalainen lakimiesyhdistys, 1999. ISBN 9518551766
- Heiman, O. (toim.): Pohjolan poliisi kertoo 1974 Pohjolan Poliisin Urheiluliitto, 1974.
Отрывок, характеризующий Кольонен, Тойво
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
