Коль, Эмиль

Эмиль Коль
Émile Cohl
Юный Эмиль Коль
Имя при рождении:	Émile Eugène Jean Louis Courtet
Дата рождения:	4 января 1857(1857-01-04)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	20 января 1938(1938-01-20) (81 год)
Место смерти:	Франция
Гражданство:	Франция Франция
Профессия:	Кинорежиссёр сценарист кинооператор аниматор художник
Карьера:	1908—1921
Направление:	создатель графической анимации

Эмиль Коль (фр. Émile Cohl, имя при рождении — Эмиль Эжен Жан Луи Курте (фр. Émile Eugène Jean Louis Courtet); 4 января 1857 — 20 января 1938) — французский художник-мультипликатор, кинорежиссёр, сценарист, оператор, художник. .

Вошёл в историю кинематографа и мультипликации, как создатель графической анимации.

Биография

Эмиль Коль родился в Париже 4 января 1857 года. Всё детство провёл в пригороде Лилля. Был учеником ювелира, фокусником. Заинтересовавшись рисованием, поступил в ученики одного из самых известных в то время карикатуристов — Андре Жилля (фр. André Gill), работавшего для журналов «Луна» (фр. La lune) и «Затмение» (фр. L'Eclipse).

Работая в стиле своего учителя, Эмиль Коль стал довольно известным карикатуристом. Сотрудничал с журналами «Новая луна» (фр. La Nouvelle Lune) и «Современники» (фр. Homines d'aujourd-hui). В то же время работал в качестве фотографа.

После 1900 года сотрудничает с юмористическими журналами и альманахами, например журнал «Черная кошка» (фр. Chat noir), где рисует серии комических приключений рисованного персонажа, близкого к традициям лубка и комиксам. В одной из таких серий он изобразил рабочих, просверливающих пол гигантским буравом.

Выдумка Эмиля Коля навеяна тематикой юмористических журналов, «склонностью к абсурду», как впоследствии и работы Жана Дюрана, заменившего Коля у Гомона.

Жорж Садуль

Сценаристы «Гомона» использовали его идею, и Коль отправился с жалобой к Леону Гомону и тот нанимает его на работу в качестве сценариста. В качестве режиссёра Коль начал свою деятельность со съемок трюковых фильмов снятых на натуре, жанр в котором работал Фейад. Уже марте 1908 года Эмиль Коль добивается успеха, поставив фильм «Погоня за тыквами».

В том же, 1908 году, снимая рисунки методом покадровой съемки, впервые в мире создает графический мультфильм, а два его очень важных открытия — отдельный рисунок для каждой фазы движения и съемки камерой, укрепленной вертикально, и сегодня остаются основными принципами работы в графической мультипликации.

Первый показ его анимационных фильмов состоялся 17 августа 1908 года, на экране театра "Жимназ" в Париже. Это был фильм "Фантасмагория или кошмар фантоша" (фр. Fantasmagorie). "Фантош" (от французского (фр. fantochе), которое, в свою очередь, восходит к итальянскому (итал. fantoccio) - кукла, марионетка) — первый постоянный персонаж Эмиля Коля.

Свои картины Коль рисовал сам — кадр за кадром, а лента длиной всего 36 метров вмещала 2000 кадров. Эмиль Коль также первым применил прием оживления вещей («Живые спички» (тема, к которой он возвращался несколько раз), «Живая газета», «Малютка Фауст»), сопоставление натурного предмета с рисованным персонажем, а также использовал в своей мультипликации фотографию.

О фильмах Эмиля Коля

Фильмы эти делались весьма примитивно и выпускались на экран не в позитивном, а в негативном изображении, так как в противном случае яркий белый фон ослеплял зрителей.

Сергей Комаров

В течение 1909—1910 годов Эмиль Коль создавал для фирмы «Гомон» трюковые ленты, в которых он применял главным образом обратную или покадровую съемку.

В конце 1910 года Фернан Зекка пригласил Коля работать на студиях Пате. К этому периоду творчества Коля принадлежит «Музей гротесков», «Приключения клочка бумаги» и «Выправитель мозгов», близкий по замыслу к «Веселым микробам».

В 1912 году Коль для компании «Эклипс» переснимает некоторые из своих прежних картин.

В 1913 году его пригласили в «Эклер», и уже будучи сотрудником этой фирмы, Коль едет в Соединенные Штаты, где работает для филиала фирмы «Эклер» в форте Ли (Нью-Джерси). Эмиль Коль в Соединенных Штатах выпускает серию «Снукумс», приключения персонажа, созданного художником МакМанусом.

Вернулся во Францию накануне Первой мировой войны. В период с 1917 по 1918 год создал серию из пяти фильмов «Приключения никелированных ног» про трёх бандитов.

Полная фильмография включает в себя более трехсот фильмов, но больше половины из них сегодня безвозвратно утрачены.

После окончания Первой мировой доживал свои дни в приюте для бедных. В январе 1938 года погиб в результате несчастного случая.

Фильмография

• 1908 — Погоня за тыквами
• 1908 — Фантасмагория или кошмар фантоша / Fantasmagorie
• 1908 — Драма у марионеток
• 1908 — Ожившие спички
• 1908 — Отель тишины
• 1908 — Солдатик, который станет богом
• 1909 — Превращения
• 1909 — Бегающая лампа
• 1909 — Веселые микробы
• 1908 — Современная школа
• 1910 — Музей гротесков
• 1910 — Выправитель мозгов
• 1910 — Двенадцать подвигов Геракла
• 1910 — Малютка Фауст
• 1910 — Песня о мальчике в кафе
• 1910 — Художник-неоимпрессионист
• 1911 — Приключения клочка бумаги
• 1911 — Месть духов
• 1912 — Ожившие игрушки
• 1913 — Снукумс
• 1917 — Приключения никелированных ног
• 1921 — Дом Фантоша

Ссылки

• «Эмиль Коль» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Асенин С.В. «Волшебники экрана» [3d-master.org/volshebniki/4.htm Первооткрыватели] 3d-master.org

Отрывок, характеризующий Коль, Эмиль

– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.