Колябин, Николай Фёдорович

Николай Фёдорович Колябин
Дата рождения	28 мая 1923(1923-05-28)
Место рождения	Липецкая область
Дата смерти	21 ноября 1991(1991-11-21) (68 лет)
Место смерти	Мытищи, Московская область, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Фёдорович Колябин (28 мая 1923, Липецкая область — 21 ноября 1991, Московская область) — заместитель командира орудийного расчета 354-го артиллерийского полка, 139-й стрелковой дивизии, младший сержант — на момент последнего представления к награждению орденом Славы.

Биография

Родился 28 мая 1923 года в селе Ивановское Данковского уезда Рязанской губернии, Данковского района Липецкой области, в крестьянской семье. Окончил 7 классов. Работал слесарем на одном из московских заводов. Собирался стать летчиком, но перед приемными экзаменами в аэроклуб сломал ногу. В январе 1942 года был призван в Красную Армию.

В боях Великой Отечественной войны с июля 1942 года. Сначала был наводчиком орудия, затем заместителем командира и командиром орудийного расчёта. Сражался на Калининском, Западном и 2-м Белорусском фронтах. Несколько раз был ранен. Член ВКП/КПСС с 1943 года. К лету 1944 года — заместитель командира орудийного расчета 354-го артиллерийского полка 139-й стрелковой дивизии.

Летом 1944 года отличился во время боев за крепость Осовец и в районе города Ломжа. 10-19 августа 1944 года расчет, в составе которого был младший сержант Колябин, уничтожил 9 пулеметов, 2 противотанковых орудия и свыше 30 солдат и офицеров противника.

Приказом от 30 сентября 1944 года младший сержант Колябин Николай Фёдорович награждён орденом Славы 3-й степени.

В бою 10 февраля 1945 года расчет младшего сержанта Колябина вывел из строя пулемет, 10 солдат и подавил огонь 75-мм орудия, обеспечивая захват населенного пункта Мариенфельде. Отбивая контратаки противника, артиллеристы подбили 2 самоходного орудия и истребили свыше отделения пехоты. Был представлен к награждению орденом Славы.

Через несколько дней артиллерист Колябин вновь отличился — 17 февраля 1945 года при прорыве обороны противника на правом берегу реки Нарев в районе населенного пункта Шиги. Колябин был ранен, но поля боя не покинул. Продолжая вести огонь из орудия, расчет подавил 4 пулемета, истребил свыше 10 солдат, подбил 2 самоходных орудия.

Приказом от 22 марта 1945 года младший сержант Колябин Николай Фёдорович награждён орденом Славы 2-й степени.

Приказом от 30 апреля 1945 года младший сержант Колябин Николай Фёдорович награждён орденом Славы 2-й степени.

День Победы встретил на Эльбе. После окончания войны продолжил службу на Балтийском флоте, в городах Таллине, Кронштадте, Ленинграде. В 1947 году старшина Колябин демобилизован.

Жил в городе Мытищи Московской области. С 1953 года работал в Конструкторском бюро автотранспортного оборудования, сначала слесарем, затем мастером. В 1970 году без отрыва от производства окончил Мытищинский машиностроительный техникум и продолжил работать старшим мастером и инженером в том же конструкторском бюро.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 октября 1966 года в порядке перенаграждения Колябин Николай Фёдорович награждён орденом Славы 1-й степени. Стал полным кавалером ордена Славы.

С 1990 года — на пенсии. Жил в городе Мытищи. Скончался 21 ноября 1991 года. Похоронен на Волковском кладбище города Мытищи Московской области.

Награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Славы 3-х степеней, медалью «За отвагу», другими медалями.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13399 Николай Фёдорович Колябин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 1 сентября 2014.

Литература

• Герои атомного проекта. Саров, 2005
• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.

Отрывок, характеризующий Колябин, Николай Фёдорович

В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.