Колядование

Колядова́ние — приуроченный преимущественно к святкам ритуал посещения домов группой участников, которые исполняли «благопожелательные» приговоры и песни в адрес хозяев дома, за что получали ритуальное угощение.

Название обряда

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Название обряда однотипно во всех славянских традициях (рус. колядование, укр. колядування, белор. калядаванне, словацк. koledovani, чеш. koledování, польск. kolędowanie, серб. коледа, болг. коледуване, словен. koledovanje, и т. п.) и восходит к термину коляда, который является многозначным и стержневым для обозначения разных реалий святочного комплекса (см. Коляда). Наряду с такой общеславянской терминологией известны многочисленные варианты местных названий колядования: например, в отличие от рождественского, новогоднее колядование могло называться овсеньканье (рус.), щедрование (укр., бел.), сурвакане (болг.), сыровары (серб.). Основу некоторых локальных названий обряда составляют глаголы движения и обозначения ряженых колядников (с.-рус. бегать окрутниками, ходить рядихами; укр. ходить со Щодрой; бел. вадить козу; словац. chodit' po kolede; пол. kolędowanie drabouj и др.); наименования обрядового хлеба, которым одаривали колядников (рус. ходить кокурки сбирать; в.-пол. chodzenie po rogalach, в.-словац. chodievani po ščedrákoch) или исполняемых во время колядования обрядовых песен (рус. кликать овсень, виноградье петь).

Типология колядных обходов

Типология колядных обходов определяется: временем/датой проведения обряда (обходы на Рождество, в день св. Стефана, на Новый год, Крещенье, Пасху и т. п.) и составом участников (односельчане или церковнослужители, взрослые или дети), а также характером песенного репертуара (обрядовые благопожелания или церковные рождественские песнопения); ср. особые названия для детского колядования: дитяче вiншованне (укр.), малка коледа (болг.); или для церковной коляды: со звездой ходить, христославить (рус.), церковна коляда (укр. карпат.), kolęda kościelna (пол.), duchovna koleda (словац.) и т. п..

Отношение к традиционным и церковным обходам порой было различным. Иногда встречаются поверья, что приход в дом «церковной коляды» не обеспечивает прибытка в хозяйстве и даже может навредить. В Словакии сразу после посещения ксендза, который чертит мелом знак креста на дверях, хозяйки спешно вытирали эти знаки, чтобы куры начинали нестись весной как можно раньше. В Полесье некоторые хозяева не пускали к себе колядников-христославов (ходящих с рождественской звездой), считая, что там, куда они пришли, не уродится просо. Напротив, отношение к колядованию, организованному «по стародавнему обычаю», было самым положительным.

Обрядовые тексты

Главное структурное различие типов колядования зависит от включённых в обряд магических действий или особых ритуальных символов. Для наиболее типичной формы колядования характерно, прежде всего, исполнение обрядовых текстов (поздравительных, благопожелательных, величальных и т. п.), адресованных хозяевам, а сопутствующие вербальному ритуалу магические или игровые действия носили менее обязательный характер. Такой тип колядования представлен в двух основных формах: обход совершали неряженые или ряженые колядники. В обрядах первого типа главной ритуальной целью является произнесение текста, а если в составе участников колядования были ряженые, то вербальный ритуал (как основной) мог дополняться игровым поведением маскированных персонажей.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Магические действия

Иначе организованы те варианты колядования, в которых главной целью обряда оказывались магические действия, а исполнение песенных и приговорных текстов — сопутствующим элементом. Например, колядники ходят по домам, чтобы совершить ритуал разбрасывания зёрен (посевание, посевальники), обливания водой домочадцев или выметания углов дома, раздачи хозяевам обрядовых веток на счастье, высекания множества искр из тлеющих в очаге поленьев (см. Полазник), и при этом сопровождают эти действия специальными приговорами или песнями. Промежуточное положение между этими типами занимают святочные обходы, целью которых является обношение по домам ритуального предмета (в качестве особого магического или символического знака) с одновременным исполнением обрядовых или религиозных текстов. Например, колядники носят с собой украшенное деревце или ветку (ю.-слав.); камень или кусок железа (словац. kolédovani s ocel'ou); изображение «змеи» (пол., словац.); рождественскую звезду (о.-слав.); фигурку Христа в колыбели (пол. силез. chodzenie s kolebka); волокут за собой плуг (з.-укр.) и т. п. (см. Вертеп).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Исторические данные

Приуроченность колядования ко времени зимнего солнцеворота, совпавшего с важнейшей датой христианского календаря Рождества Христова, определила особую значимость обряда в народном календаре. По з.-слав. историческим данным, уже с XV в. церковь предпринимала усилия не только запретить бесовские колядные обходы, но и взять их под свой контроль, т. е. придать колядованию новое идеологическое содержание. В чешских и польских церковных поучениях XV—XVI вв. осуждается языческий обычай колядовать в Рождественский сочельник, когда простые люди толпами ходят всю ночь и, подражая голосам животных, громко кричат, себя и других вводя во грех, и одобряется новый церковный обычай: накануне Рождества и за неделю до него в Чехии и Моравии ходят по домам колядовать ксендзы и церковные служки с пением латинских церковных песен; часто встречаются также призывы к верующим различать греховное и непристойное колядование (надевание масок, шумное поведение) и благочестивый обход по домам священнослужителей, которых тоже надлежало одаривать, а не захлопывать перед ними дверей. В польской литературе XVI века с осуждением описывается народный обычай волочиться всю ночь по улицам накануне Рождества с громкими криками, водить с собой тура, носить волчью шкуру, забрасывать камнями двери тех домов, где хозяева плохо одаривали колядников. Преследование народных обычаев святочного колядования, называемых в церковных источниках дьявольской, сатанинской игрой, продолжалось вплоть до XIX в.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Время исполнения

Время исполнения обряда колядования могло совершаться в одной и той же местности многократно в течение предрождественского поста и святок. У зап. славян начинали колядовать ещё в дни адвентных святых (см. Адвент); у юж. славян — чаще всего со дня св. Игната. Но наиболее типичным у всех славян было святочное колядование: первые три дня Рождества (Сочельник, Рождество, день св. Стефана), канун и первый день Нового года, канун Крещения. В Словакии среди зимних колядных обходов различались: mikulašské (совершаемые в день св. Николая), štedrovečerni (в Рождественский сочельник), štĕpánské (на св. Стефана), novoročni (на Новый год), trikrálové (на Крещение). В большинстве областей Украины колядовали первые три дня Рождества, в з.-укр. сёлах — с Рождественского сочельника, а щедравали накануне Нового года и в день св. Василия (см. Щедрование).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В масштабах суточного времени взрослые колядники начинали обходы в вечернее и ночное время. У юж. славян считалось, что колядовать можно только с полуночи до восхода солнца, так как именно в это время по улицам бегают вампиры, караконджулы и др. вредоносные святочные духи, которых якобы можно отогнать колядными песнями. В ряде мест фиксировался прямой запрет колядовать после рассвета: нельзя, чтобы восход солнца застал колядников в пути. По свидетельствам из вост. Польши, следовало начинать колядование после захода солнца, в сумерки, поздним вечером, в полночь, колядовать в течение всей ночи. Ночное время колядования, как наиболее традиционное упоминается и в текстах колядных песен. Вместе с тем, широко распространена о.-слав. практика утреннего колядования, имеющего ряд типологических отличий от ночных обходов: ранним утром ходили по домам дети или взрослые не ряженые поздравители (называемые колядниками, щедровальниками, полазниками, посевальниками и т. п.), которые совершали определенные ритуально-магические действия, сопровождая их краткими песенками или благопожелательными и поздравительными приговорами.

Колядовщики

Половозрастной состав исполнителей обряда представлен в разных вариантах колядования достаточно многообразно: колядовать ходили либо отдельно взрослые и дети, мужчины и женщины, либо смешанные группы, но более традиционным (для балкано-карпатского региона) и ритуально значимым считалось участие в обряде мужской колядной дружины. В неё могли входить мужчины и старики, но чаще это были взрослые неженатые парни. Вся группа состояла из нескольких участников (от 5— 6 человек до 10 — 15), каждый из которых выполнял определенную обрядовую роль. Возглавлял группу старший по возрасту женатый мужчина, опытный колядник, хорошо знавший обычаи колядования и фольклорный репертуар (укр. карпат. берёза, атаман; серб. домаћин, дедац, старешина; болг. станеник, цар). Атрибутом предводителя группы часто был колядный посох, украшенная трость, палка с колокольчиком или обрядовое деревце, ветка с насаженным на ней яблоком и тому подобное. Основу группы составляли певцы и благопожелатели, среди которых иногда тоже распределялись роли починальника, запевалы и песельников, подхватников. В составе колядующих могли быть также музыканты (укр. музыка, скрипник, тримбитарь; болг. свирач) и плясуны. Кроме того, назначался ответственный за сбор колядных даров (в.-слав. мехоноша). В болгарских колядных дружинах их было несколько: один собирал и носил только хлебные изделия, другой — мясные продукты, третий — всё остальное, полученное в дар.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

За пределами балкано-карпатской зоны признаки такой чёткой организации колядников выглядели более размытыми. В белорусской и южно-русской традициях чаще всего отмечалось лишь наличие поводыря и мехоноши. В среднерусских областях колядники обычно ходили беспорядочной толпой. Согласно южно-славянским поверьям, колядником мог стать любой житель села мужского пола, кроме тех, кто страдал физическими недостатками (хромоногие, горбатые, одноглазые) или психическими расстройствами; избегали принимать в колядные дружины также незаконнорожденных, сирот и тех, у кого в недавнее время умер кто-нибудь в доме.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Участники таких колядных групп, которые не включали в свой состав ряженых, ходили по домам в праздничной одежде, украшенной специальными букетиками (колядными китками), на шапки надевали венки, сделанные из вечнозелёных растений и бумажных цветов. Наряду с этим широко распространён был обычай колядовать, приняв вид ряженых. Некоторые признаки ряженья отмечались в наряде предводителя немаскированной колядной дружины: он надевал вывернутый мехом наружу кожух, обвешивал его стручками красного перца, в одежде других колядников можно было заметить элементы свадебного наряда. Различия между немаскированными участниками и колядными группами, включавшими ряженых персонажей, проявляются как в характере ритуального и игрового поведения тех и других, а также в особенностях организации внутри коллектива исполнителей (см. Водить), так и в их названиях: первые чаще именовались колядниками, а вторые обозначениями соответствующих персонажей ряженья, например, рус. окрутники, кудесники, кикиморы, болг. старки, джамалари, серб. алосници, лесники, чароjичари, словацк. babki, Lucki, Mikulaše, польск. dziady, turonie, kozy и тому подобные (см. Ряженье).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Признак наличия или отсутствия в группе колядников ряженых лежит в основе разграничения восточного и западного типов болгарского колядования. Так, восточно-болгарские коладници ходили на святки не ряжеными, с венками и украшениями из печёной кукурузы на шляпах, с кизиловыми палками в руках, на которые они нанизывали собранные по домам калачи. В вариантах западно-болгарского обряда, совершаемого в период с Нового года до Крещения или всю первую неделю Нового года, по селу ходили ряженые, называемые джамалари, камилари (т. е. погонщики верблюдов) или старците, среди которых выделялась центральная пара — старец и баба: наряженный в мохнатый кожух старец сопровождал и охранял бабу, которую пытались похитить другие участники обхода (см. Верблюд).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ряд особенностей отличает детское колядование: небольшие группы детей (без признаков чёткого распределения обрядовых функций) ходили преимущественно в утреннее и дневное время; не имели обыкновения рядиться (лишь изредка могли представлять маски козы, коня, журавля, трёх королей, ходивших со звездой); исполняли особые тексты — рифмованные благопожелания и короткие песенки с просьбой одарить. Болгары Пиринского края называли взрослых колядников коледари, коледжани, а участников детских групп — коледарчета; обычно это были мальчики, которые носили через плечо холщовые сумки для сбора продуктов, а в руках держали палки (коледарски тояжки); войдя в дом, дети стучали палками об пол и приговаривали: Коледа, бабо, коледа, бабо!, хозяйки одаривали их маленькими калачиками.

Структура обряда

Наиболее полная структура обряда колядования включает: 1) подготовительный этап, 2) сам колядный обход (сбор участников в одном доме, шествие по селу, надворное или подоконное колядование возле каждого дома, контакт с хозяевами, продолжение колядования в доме, получение даров, прощание с хозяевами), 3) заключительный этап (совместная трапеза колядной дружины по окончании колядования). Готовиться начинали задолго до самого колядования. У болгар сходки колядников в доме предводителя начинались за несколько дней до Игнатова дня (20 декабря) или ещё раньше. О практике предварительных спевок и репетиций сообщают многие украинские, беларусские и западно-славянские источники. Закарпатские русины собирались для этой цели в течение всего Филипповского поста: они обновляли свои костюмы и реквизит колядной дружины, вспоминали или разучивали с молодыми участниками колядные песни, договаривались с музыкантами и танцорами и тому подобное. Фольклорный репертуар колядников мог включать очень большое число текстов, так как традиция требовала от них умения околядовать (т. е. посвятить специальную песню) каждого члена семьи в отдельности. В некоторых местах число колядных благопожеланий и песен достигало 80 текстов. Ответственность за умелое их исполнение лежала на предводителе, считалось большим позором, если песенники сбивались, путали слова или не находили подходящей песни для определённой ситуации. Это вынуждало вести серьёзную подготовку к обряду.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Перед началом колядования участники собирались в одном доме и вечером отправлялись в путь, переходя от дома к дому. Если обряд совершался несколькими группами, то они распределяли между собой разные сельские участки, так как встречи колядных групп на улицах села считались нежелательными и могли привести к дракам. Во время шествия по селу колядники пели, пританцовывали под музыку, звонили в колокольчик; очень шумно вела себя процессия ряженых, например, сербские колядники (оале, лесници) оповещали о своём шествии громкими криками, воем, звоном, хлопаньем бичами. Чинным и торжественным было хождение церковной коляды и групп, ходивших со звездой.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Подойдя к дому, колядники становились под окном или во дворе и окликали хозяина. Такое начало носит универсальный характер для большинства вариантов обряда. Предводитель сообщал о прибытии, обращался к хозяину с просьбой разрешить колядовать, спрашивал, не спит ли тот и готов ли одарить пришедших; либо певцы сразу исполняли вступительную песню (надворную коляду), содержащую такие же вопросы. После того, как разрешение получено, начинался основной эпизод обряда — исполнение ритуального благопожелания в адрес хозяина дома. Дальнейший ход колядования зависел от поведения хозяев: если те выносили угощение во двор, то колядники благодарили за дар и шли к следующему дому; если пришедших приглашали в дом, то начинался следующий (более развернутый) этап обряда, когда гости исполняли специальные колядки каждому из домочадцев; кроме того, в многолюдных семьях могли устраиваться развлечения, танцы и угощение совместно с колядниками. В завершение обряда хозяин одаривал гостей, после чего они вновь произносили благопожелательные и благодарственные формулы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В одной и той же местности обряд мог происходить как в краткой (надворное колядование), так и в развёрнутой форме. В Пинском Полесье обычно ограничивались пением под окнами; если хозяин просил околядовать также его детей, то за это полагалось большее вознаграждение. В традиции русского колядования краткая форма обряда с пением одной общесемейной колядки была преобладающей (русское выражение ходить под окнами в значении 'колядовать'); только в районах Русского Севера и в зоне бытования коляд-овсеней встречается обычай посвящать отдельные песни каждому из членов семьи (см. Виноградье, Овсень).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Момент одаривания

Момент одаривания колядников в ответ на их пожелания — основной стержень колядования (он отмечен в самых ранних исторических свидетельствах о колядовании). Судя по текстам колядных песен и ритуальных приговоров (см. Колядки), по обычаю заранее готовить обрядовый хлеб для участников колядования, по широко известным у всех славян предписаниям щедро одаривать пришедших, чтобы обеспечить себе хозяйственное и общесемейное благополучие на весь год (см. Дар), — содержательную основу колядования составляет идея дарообмена, т. е. выделения обрядовой пищи для сакральных гостей (божественных посланцев) в расчёте на их помощь и опеку. Колядный дар состоял из съестных продуктов (выпечки, сала, колбас, орехов, фруктов и т. п.), реже подавали мелкие деньги или мотки пряжи. Но самым традиционным (а в ряде мест и строго обязательным) даром был обрядовый святочный хлеб. Изделия из теста, предназначенные для колядников, нередко носили названия, совпадающие с терминологией участников колядования: им подавали коледарски краваj (серб.); лепешки калядашки (рус. Саратов.); булочки овсеньки (рус. нижегород.); щедрiвний хлiб (укр.); для польских колядников, называемых новолетниками, пекли хлебцы nowolatki (пол.). Мотив хождения за хлебом отразился в некоторых названиях самого обряда колядования: рус. ходить за усеньками, каракульки сбирать; пол. chodzenie po nowym chlebie; болг. тръгване за кофръги [хождение за калачиками]. Считалось, что в тех домах, где ничего не подадут колядникам, в течение года не будет хозяйственного прибытка. Нарушение этого обычая давало право участникам колядования посылать в адрес скупых хозяев нешуточные угрозы и проклятья. У юж. славян одним из важных моментов обряда было приготовление небольшого столика с угощением для колядников: войдя в дом, они обходили вокруг столика, взявшись за руки, и затем поднимали блюдо с колядным караваем высоко вверх.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Заключительным этапом колядных обходов был общий сбор участников (у гуцулов Закарпатья он назывался розколєда), на котором делились между всеми собранные дары или устраивалась совместная трапеза. Болгарские колядники ещё до этого момента собирались возле общесельского колодца (чешмы) или в центре села и играли коледарско хоро.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Цель ритуала

Согласно мотивировкам обряда, колядование обеспечивало хозяевам высокие урожаи в поле и огороде, приплод скота и общее благополучие в доме. Обычно сами колядники следили за тем, чтобы по оплошности не пропустить чей-нибудь дом, — это было бы воспринято как большая обида и даже предвестие беды. Исключение делалось лишь для тех домов, где в недавнее время кто-нибудь умер, — там обычно не колядовали. В соответствии с традицией, колядная группа двигалась по селу в направлении с запада к востоку, а в горной местности — с нижнего края села вверх, чтобы так же процветало и шло в гору хозяйственное благополучие в посещаемых ими домах. В боснийских селах верили, что урожай будет лучше у тех хозяев, которых на святки посетили чароичари, поэтому их особенно гостеприимно принимали и щедро одаривали. В некоторых местах на Брянщине считалось, что колядовать накануне Нового года надо для того, чтобы свиньи велись. Кроме того, существовало поверье, что обходы колядников изгоняют из села нечистую силу и защищают от болезней. В польских мазовецких селах старые люди говорили, что в те места, где ходили колядники, не бьёт гром.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В обрядовых приговорах и приветствиях участников колядования называли божьими служеньками, божьими посланцами, небывалыми гостями; сами колядники при входе в дом приговаривали: Я в дом — и Бог со мной!, а при выходе: Мы отсюда, а Господь сюда! (болг.); в восточной Сербии кољендаши перед каждым домом спрашивали хозяина, примет ли он в дом божьих детей. Вместе с тем, участие в колядовании (особенно в качестве ряженых) часто осмыслялось, как дело нечистое и опасное. Так, у сербов известен запрет для участников колядования вступать в сексуальные связи в течение 5-ти дней после обхода. В ряде мест запрещалось впускать колядников в дом: коляда остаётся под окнами и приглашать её в дом нельзя (новгород.), а одаривание прибывших могло осуществляться только через особое (волоковое или печное) окошко. Широко распространён в разных славянских традициях обычай очищения, который обязаны были совершать участники колядования (их обливали водой у колодца, заставляли купаться в проруби или умываться освящённой крещенской водой).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отдавая предпочтение тем формам колядования, которые совершались по стародавнему обычаю (т. е. согласно традиционному старинному обряду, а не по форме церковного колядования), гуцулы Закарпатья говорили: «Доки коледники ходе, то доти и наша вipa руська буде на свiтi». Однако со временем, наряду с магической функцией, всё большее значение приобретали зрелищно-развлекательные элементы обряда (музыка, танцы, ряженье, игры, драматические инсценировки и т. п.).

См. также

• Выпрашивание сладостей
• Волочебный обряд
• Вьюнишник
• Каланда

Литература

1. Колядование / Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 570-575. — ISBN 5-7133-0982-7.
2. Обходные обряды / Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 483-487. — ISBN 5-7133-1207-0.

Ссылки

• [www.culture.ru/objects/384 Зимние поздравительные обходы дворов в селе Большебыково Красногвардейского района Белгородской области]
• [telegraf.com.ua/ukraina/obshhestvo/1016947-kogda-kolyaduyut-v-ukraine.html Обряд колядования: правила, традиции, особенности] (telegraf.com.ua)

Отрывок, характеризующий Колядование

Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.