Командующие советскими армиями во время Великой Отечественной войны
В списке в алфавитном порядке представлены военачальники Красной Армии, которые в годы Великой Отечественной войны командовали армиями. В этот период армия представляла собой крупное войсковое объединение, предназначенное для решения оперативных задач. Для того чтобы эффективно управлять подчинёнными войсками командующий армией должен был обладать ярким умом, выдающимися организаторскими способностями, твёрдым характером. В сочетании с глубокой военно-теоретической подготовкой, творческим мышлением, способностью предвидеть ход событий эти качества позволяли добиваться победы над врагом. Многие командующие армий показали высокий профессионализм и способность в любых условиях решать самые сложные задачи, поставленные вышестоящим командованием. За успехи в планировании и осуществлении операций во время войны и сразу по её окончании 72 военачальника были удостоены звания Героя Советского Союза, 9 из них — Дважды. После распада СССР два генерала были посмертно удостоены звания Героя Российской Федерации.
В ходе боевых действий на должности командующих войсками армий назначались разные военачальники, но только самые подготовленные и талантливые из них оставались на нём до завершения войны. Большинство из тех, кто командовал армиями в конце Великой Отечественной войны, перед её началом занимали нижестоящие должности. Из сухопутных военачальников, закончивших войну в должности командующего армией, четырнадцать человек перед войной командовали корпусами, четырнадцать — дивизиями, два — бригадами, один — полком, шесть находились на преподавательской и командной работе в учебных заведениях, шестнадцать офицеров являлись штабными командирами разных уровней, три были заместителями командиров дивизий и один заместителем командира корпуса. Только пять генералов, командующих армиями на момент начала войны, закончили её в той же должности: трое (Н. Э. Берзарин, Ф. Д. Гореленко и В. И. Кузнецов) — на советско-германском фронте и ещё двое (М. Ф. Терёхин и Л. Г. Черемисов) — на Дальневосточном фронте.
Всего во время войны погибли тридцать военачальников из числа представленных в списке. В таблице они выделены серым цветом . Из них:
- двадцать один человек погибли или скончались от ранений, полученных в бою,
- двое (К. М. Качанов и А. А. Коробков) были репрессированы,
- двое (М. Г. Ефремов и А. К. Смирнов) покончили с собой во избежание плена,
- двое погибли в транспортных катастрофах: авиакатастрофе (С. Д. Акимов) и автокатастрофе (И. Г. Захаркин),
- П. Ф. Алферьев пропал без вести,
- Ф. А. Ершаков погиб в концлагере.
В список включены все генералы, которые исполняли или временно занимали должность командующего армией.
Содержание
Командующие армиями (отдельными, ударными, общевойсковыми)
Полное имя | Годы жизни | Должность накануне войны | Армии | Сражения и операции, проведённые в должности командарма | Должность в конце войны (для погибших обстоятельства смерти) | |
---|---|---|---|---|---|---|
1896—1941 |
Инспектор пехоты Прибалтийского Особого военного округа[1] |
29 октября 1941 года погиб в авиакатастрофе | ||||
1893—1942 |
Заместитель начальника Управления боевой подготовки РККА |
Пропал без вести на Волховском фронте в июне 1942 года | ||||
1895—1961 |
Заместитель генерал-инспектора пехоты РККА |
Битва за Ленинград, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция |
Помощник командующего войсками 2-го Прибалтийского фронта | |||
1897—1982 |
Начальник оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа |
Жиздринская, Орловская, Брянская наступательные операции |
Командующий войсками 3-го Белорусского фронта | |||
1890—1943 |
Командир 23-го стрелкового корпуса |
Умер от болезни в июле 1943 года | ||||
1897—1985 |
Командир 9-го особого стрелкового корпуса |
Сталинградская битва, Черниговско-Полтавская, Гомельско-Речицкая, Калинковичско-Мозырская, Белорусская, Восточно-Прусская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 65-й армией | |||
1898—1976 |
Начальник штаба 48-го стрелкового корпуса |
Оборонительное сражение на дальних подступах к Сталинграду |
Начальник штаба 1-й гвардейской армии | |||
1903—1990 |
Начальник отдела боевой подготовки штаба Дальневосточного фронта |
Белорусская, Прибалтийская, Восточно-Прусская наступательные операции, штурм Кёнигсберга |
Командующий 43-й армией | |||
1897—1962 |
Командир 2-го кавалерийского корпуса |
Орловская, Черниговско-Полтавская наступательные операции, Битва за Днепр, Гомельско-Речицкая, Калинковичско-Мозырская, Полесская, Белорусская, Прибалтийская, Висло-Одерская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 61-й армией | |||
1904—1945 |
Командующий 27-й армией |
Прибалтийская оборонительная операция, Демянская операция (1942), Смоленская, Витебская, Ясско-Кишинёвская, Висло-Одерская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 5-й ударной армией | |||
1904—1964 |
Командир 132-й стрелковой дивизии |
Командующий 37-й армией | ||||
1897—1942 |
Начальник пограничных войск НКВД Белорусской ССР |
Умер от тяжёлого ранения 22 июля 1942 года | ||||
1892—1965 |
1-й заместитель командующего войсками Западного Особого военного округа |
Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Орловская, Смоленская, Брянская, Гомельско-Речицкая, Рогачёвско-Жлобинская , Белорусская, Восточно-Прусская наступательные операции |
Заместитель командующего войсками 3-го Украинского фронта | |||
1901—1961 |
Командир 168-й стрелковой дивизии |
Командир 101-го стрелкового корпуса | ||||
1900—1942 |
Начальник 2-го Ленинградского артиллерийского училища |
Погиб в бою 27 июля 1942 года | ||||
1883—1973 |
1-й заместитель Наркома обороны |
Командующий кавалерией РККА | ||||
1896—1942 |
Командующий 1-й Краснознамённой армией |
Умер от болезни 19 октября 1942 года | ||||
1893—1967 |
Помощник генерал-инспектора кавалерии РККА |
Находился в плену | ||||
1901—1946 |
Командир 4-го механизированного корпуса |
Киевская операция (1941), Контрнаступление под Москвой, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Любанская наступательные операции |
Командующий РОА, действующей на стороне Германии | |||
1895—1971 |
Начальник 4-го отдела Управления боевой подготовки РККА |
Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года |
Заместитель командующего войсками 2-го Украинского фронта по тылу | |||
1895—1969 |
Командир 153-й стрелковой дивизии |
Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Ясско-Кишинёвская, Белградская, Будапештская наступательные операции, Балатонская оборонительная, Венская наступательная операции |
Командующий 26-й армией | |||
1899—1958 |
Командир 17-го стрелкового корпуса |
Донбасско-Ростовская оборонительная операция, Тихвинская, Любанская наступательные операции, Сталинградская битва, Курская битва, Орловская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская, Кировоградская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская наступательные операции |
Командующий 4-й гвардейской армией | |||
1897—1973 |
Командир 24-й стрелковой дивизии |
Великолукская, Невельская, Городокская, Витебская, Белорусская, Восточно-Прусская наступательные операции, штурм Кёнигсберга |
Командующий 11-й гвардейской армией | |||
1902—1975 |
Начальник штаба 17-й армии |
Западно-Карпатская, Моравско-Остравская и Пражская наступательные операции |
Командующий 18-й армией | |||
1900—1961 |
Командующий войсками Приволжского военного округа |
Смоленское сражение, Сталинградская битва, Битва за Кавказ, Ростовская операция (1943), Донбасская, Мелитопольская наступательные операции |
Нарком обороны УССР | |||
1894—1962 |
Командир 19-го стрелкового корпуса |
Битва за Ленинград, Мадонская, Прибалтийская наступательные операции |
Главный инспектор пехоты РККА | |||
1898—1947 |
Командир 42-й отдельной кавалерийской дивизии |
Краснодарская, Донбасская, Нижнеднепровская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Белорусская, Венская, Пражская наступательные операции |
Командующий 9-й гвардейской армией | |||
1903—1967 |
Заместитель командира 1-й мотострелковой дивизии |
Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года , Смоленская (Спас-Деменская, Ельнинско-Дорогобужская), Витебская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская наступательные операции |
Командующий 6-й армией | |||
1897—1955 |
Начальник Военной академии имени Ф. Э. Дзержинского |
Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года |
Командующий Ленинградским фронтом | |||
1900—1980 |
Начальник ГРУ |
Контрнаступление под Москвой, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Сталинградская битва |
Начальник Главного управления кадров | |||
1896—1956 |
Командующий 10-й армией |
Приграничное сражение на Западном фронте (Белостокско-Минское сражение), Смоленское сражение, Битва за Москву, Ржевско-Вяземские наступательные операции 1942 года и 1943 года, Смоленская наступательная операция, Витебская |
1-й заместитель уполномоченного СНК СССР по делам репатриации | |||
1891—1973 |
Заместитель командира 25-го стрелкового корпуса |
Орловская, Брянская, Гомельско-Речицкая, Рогачёвско-Жлобинская , Белорусская, Восточно-Прусская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 3-й армией | |||
1896—1950 |
Начальник штаба Приволжского военного округа |
Смоленское сражение, Харьковское сражение 1942 года, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года , Смоленская, Оршанская, Витебская, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 3-й гвардейской армией | |||
1888—1956 |
Командующий 7-й армией |
Оборона Карелии, Свирско-Петрозаводская операция |
Командующий 32-й армией | |||
1896—1942 |
Командир 129-й стрелковой дивизии |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Елецкая, Барвенково-Лозовская наступательные операции, Харьковское сражение 1942 года |
Погиб в бою 27 мая 1942 года | |||
1879—1960 |
Генерал-инспектор кавалерии РККА |
Заместитель командующего кавалерией РККА | ||||
1893—1964 |
Помощник командующего войсками Северо-Кавказского военного округа по ввузам |
Новороссийско-Таманская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская наступательные операции |
В распоряжении Военного совета 1-го Украинского фронта | |||
1903—1976 |
На должности в Генеральном штабе РККА |
Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Битва за Кавказ, Краснодарская, Новороссийско-Таманская, Житомирско-Бердичевская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Восточно-Карпатская, Западно-Карпатская, Моравско-Остравская и Пражская наступательные операции |
Командующий 1-й гвардейской армией | |||
1901—1951 |
Командир 137-й стрелковой дивизии |
Смоленская, Оршанская, Витебская, Белорусская, Восточно-Прусская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 49-й армией | |||
1894—1957 |
Заместитель начальника штаба Прибалтийского Особого военного округа |
Выборгская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Верхне-Силезская, Пражская наступательные операции |
Командующий 21-й армией | |||
1897—1962 |
На учёбе в Академии Генштаба |
Белорусская, Восточно-Прусская наступательные операции |
Командующий 48-й армией | |||
1899—1977 |
Начальник пограничных войск НКВД Карельского пограничного ВО |
Командир 307-й стрелковой дивизии | ||||
1897—1981 |
Помощник командующего войсками Киевского Особого военного округа по ПВО |
Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Сталинградская битва, Донбасская, Нижнеднепровская наступательные операции |
Командующий 17-й армией | |||
1899—1963 |
Командир 35-го стрелкового корпуса |
Оборона Керченского полуострова |
В заключении | |||
1893—1950 |
Инспектор пехоты Дальневосточного фронта |
Помощник командующего 1-й Краснознамённой армии по вузам | ||||
1896—1969 |
Помощник командующего войсками Ленинградского военного округа |
Заместитель командующего 8-й гвардейской армией | ||||
1892—1970 |
21 июня 1941 года сдал командование 1-й отдельной Краснознамённой армией[12] |
Торопецко-Холмская, Крымская наступательные операции |
Командующий войсками 4-го Украинского фронта | |||
1899—1957 |
Командир 2-го стрелкового корпуса |
Битва за Москву (Тульская оборонительная операция) |
Командир 23-го гвардейского стрелкового корпуса | |||
1893—1942 |
Командующий войсками Уральского военного округа[13] |
Погиб в концлагере в июле 1942 года | ||||
1897—1942 |
1-й заместитель генерал-инспектора пехоты РККА |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года |
Покончил жизнь самоубийством во избежание плена 19 апреля 1942 года | |||
1901—1977 |
Назначен на должность командира 4-го воздушно-десантного корпуса[15] |
Сталинградская битва, Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская, Кировоградская, Уманско-Ботошанская, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Верхне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 5-й гвардейской армией | |||
1895—1966 |
Командир 67-го стрелкового корпуса |
Черниговско-Полтавская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Житомирско-Бердичевская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Будапештская, Западно-Карпатская, Братиславско-Брновская, Пражская наступательные операции |
Командующий 40-й армией | |||
1896—1983 |
Заместитель командира 5-го механизированного корпуса |
Демянская операция (1943), Смоленская, Оршанская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Восточно-Карпатская наступательные операции |
В распоряжении ГУК НКО | |||
1899—1955 |
Командир 18-го стрелкового корпуса |
Командующий 35-й армией | ||||
1901—1957 |
Командир 212-й воздушно-десантной бригады |
Исполняющий должность начальника управления ВДВ ВВС РККА | ||||
1889—1944 |
Заместитель командующего войсками Московского военного округа |
Битва за Москву, Ржевско-Вяземские наступательные операции 1942 года и 1943 года |
Погиб в автокатастрофе 15 октября 1944 года | |||
1897—1957 |
Начальник штаба Уральского военного округа[17] |
Донбасская, Нижнеднепровская, Крымская, Будапештская наступательные операции |
Заместитель командующего войсками 4-го Украинского фронта | |||
1898—1963 |
Старший преподаватель Академии Генштаба |
Псковско-Островская, Тартуская, Рижская, Венская наступательные операции, Балатонская оборонительная операция |
Командующий 4-й гвардейской армией | |||
1896—1943 |
Начальник Слуцких пехотных курсов усовершенствовани начсостава |
Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года , Смоленская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская наступательные операции |
Погиб 27 сентября 1943 года | |||
1894—1942 |
Командир 16-го стрелкового корпуса |
Погиб 15 сентября 1942 года | ||||
1897—1946 |
Преподаватель Академии Генштаба |
Тихвинская, Любанская наступательные операции |
Заместитель командующего 11-й гвардейской армией | |||
1897—1973 |
2-й заместитель командующего войсками Киевского Особого военного округа |
Приграничное сражение на Юго-Западном фронте, Битва за Ленинград |
Под следствием | |||
1901—1979 |
Начальник штаба Среднеазиатского военного округа |
Харьковская наступательная и Харьковская оборонительная операции, Ленинградско-Новгородская, Мадонская, Прибалтийская наступательные операции |
Командующий 10-й гвардейской армией | |||
1890—1975 |
Командующий войсками Сибирского военного округа |
Под следствием | ||||
1898—1951 |
Командир 5-го кавалерийского корпуса |
Ростовская наступательная операция 1941 года, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Битва за Кавказ |
Командир 4-го гвардейского казачьего корпуса | |||
1890—1941 |
Командующий войсками Архангельского военного округа |
Погиб 4 августа 1941 года | ||||
1901—1941 |
В распоряжении ГРУ Генштаба РККА |
Расстрелян по приговору военного трибунала 29 сентября 1941 года[19] | ||||
1895—1973 |
Командир 26-го механизированного корпуса |
Начальник Высшей офицерской кавалерийской школы РККА | ||||
1896—1953 |
Начальник отдела боевой подготовки Московского военного округа |
Заместитель командующего 38-й армией | ||||
1888—1968 |
Помощник командующего войсками Московского военного округа по вузам |
Битва за Ленинград, Любанская, Синявинская наступательные операции |
Командующий войсками Северо-Кавказского военного округа | |||
1902—1970 |
Начальник отдела боевой подготовки 7-й армии |
В распоряжении Военного совета 1-го Украинского фронта | ||||
1896—1967 |
Командующий войсками Закавказского военного округа |
Заместитель командующего войсками Забайкальского фронта | ||||
1893—1944 |
Начальник курса Академии Генштаба |
Харьковское сражение 1942 года, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Битва за Кавказ, Краснодарская наступательная операция |
Умер от болезни | |||
1896—1981 |
Начальник 4-го и 5-го отделов РУ Генштаба РККА |
Командир 42-го стрелкового корпуса | ||||
1894—1971 |
Командир 32-го стрелкового корпуса |
Исполняющий должность командира 60-го стрелкового корпуса | ||||
1899—1961 |
Начальник штаба Харьковского военного округа |
Сталинградская битва, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года , Орловская, Брянская, Гомельско-Речицкая, Оршанская, Белорусская, Висло-Одерская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 69-й армией | |||
1897—1973 |
Командующий войсками Северо-Кавказского военного округа |
Командующий войсками 1-го Украинского фронта | ||||
1892—1943 |
Старший преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Погиб 16 сентября 1943 года | ||||
1897—1941 |
Командующий 4-й армией |
Расстрелян 22 июля 1941 года по решению Военной коллегии Верховного Суда СССР[22] | ||||
1902—1976 |
Заместитель командира 2-й танковой дивизии |
Любанская, Новгородско-Лужская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Верхне-Силезская, Пражская наступательные операции |
Командующий 59-й армией | |||
1903—1953 |
Командир 55-го стрелкового корпуса |
Донбасск-Ростовская оборонительная операция , Битва за Кавказ, Краснодарская, Черниговско-Полтавская наступательные операции, Битва за Днепр, Кировоградская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 52-й армией | |||
1898—1982 |
Командир 238-й стрелковой дивизии |
Ленинградско-Новгородская, Мадонская и Рижская наступательные операции |
Командующий 22-й армией | |||
1893—1966 |
Преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Белорусская наступательная операция |
Начальник штаба Войска Польского | |||
1896—1942 |
Командующий 26-й армией |
Приграничное сражение на Юго-Западном фронте, Киевская оборонительная операция 1941 года |
Погиб в окружении 26 мая 1942 года | |||
1902—1944 |
Преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Погиб 7 ноября 1944 года во время налёта американской авиации | ||||
1905—1969 |
Командир 1-й Московской моторизованной дивизии |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Елецкая, Донбасская, Мелитопольская, Крымская, Белорусская, Прибалтийская наступательные операции |
Командующий 51-й армией | |||
1895—1949 |
Начальник штаба 7-й армии |
Начальник штаба Приморской группы войск на Дальнем Востоке | ||||
1903—1972 |
Начальник штаба Дунайского УР |
Сталинградская битва, Смоленская, Оршанская, Витебская, Белорусская, Восточно-Прусская наступательные операции |
Командующий 5-й армией | |||
1894—1976 |
Командир 14-й кавалерийской дивизии |
Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция?, Сталинградская битва, Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Белорусская наступательные операции |
Заместитель командующего войсками 1-го Белорусского фронта? | |||
1895—1966 |
Командир 22-го стрелкового корпуса |
Командир 54-го стрелкового корпуса | ||||
1901—1961 |
Начальник кафедры Военной академии имени М. В. Фрунзе | |||||
1894—1964 |
Командующий 3-й армией |
Приграничное сражение на Западном фронте, Смоленское сражение, Киевская оборонительная операция 1941 года, контрнаступление под Москвой, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Демянская операция (1942), Сталинградская битва, Ворошиловградская, Донбасская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Берлинская наступательная операция |
Командующий 3-й ударной армией | |||
1898—1961 |
Командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа |
Смоленское сражение, Оборона Крыма |
Командующий войсками Уральского военного округа | |||
1890—1950 |
Начальник ГАУ Красной Армии |
Битва за Ленинград, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская наступательные операции |
Заместитель начальника Главного управления формирования и укомплектовани войск РККА | |||
1898—1981 |
Преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе |
|||||
1897—1973 |
Заместитель начальника Оперативного управления Генштаба |
Начальник штаба Земландской группы войск 3-го Белорусского фронта | ||||
1895—1970 |
Помощник командующего Западного Особого военного округа по снабжению |
Командующий войсками Сибирского военного округа | ||||
1901—1948 |
Командир 3-го механизированного корпуса |
Командующий бронетанковыми и механизированными войсками 2-го Украинского фронта | ||||
1900—1989 |
Командующий войсками Орловского военного округа[1] |
Смоленское сражение, Демянская наступательная операция 1943 года, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Верхне-Силезская, Моравско-Остравская, Пражская наступательные операции |
Командующий 60-й армией | |||
1898—1979 |
Командир 10-го механизированного корпуса |
Командир 20-го танкового корпуса | ||||
1901—1987 |
Командир 21-го механизированного корпуса |
5-я |
Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Ржевско-Сычёвская наступательная операция, Сталинградская битва, Ворошиловградская, Донбасская, Нижнеднепровская, Никопольско-Криворожская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Верхне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 4-й гвардейской танковой армией | ||
1903—1944 |
Начальник артиллерии 2-го стрелкового корпуса |
Битва за Кавказ, Краснодарская, Новороссийско-Таманская наступательные операции, Керченско-Эльтигенская десантная операция, Житомирско-Бердичевская наступательная операция |
Умер от болезни 21 февраля 1944 года | |||
1897—1965 |
Командир 31-го стрелкового корпуса |
Ростовская наступательная операция 1941 года, Барвенково-Лозовская наступательная операция, Демянская наступательная операция 1942 года, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Сталинградская битва, Демянская наступательная операция 1943 года |
Командир 13-го гвардейского стрелкового корпуса | |||
1892—1970 |
Командующий 16-й армией |
Освобождён из плена в апреле 1945 года | ||||
1900—1990 |
Командир 83-й горнострелковой дивизии |
Белорусская, Восточно-Прусская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 28-й армией | |||
1897—1942 |
Заместитель командующего войсками Закавказского военного округа |
Керченско-Феодосийская десантная операция, Керченская оборонительная операция |
Погиб в бою 11 мая 1942 года | |||
1899—1975 |
Командир 16-й стрелковой дивизии |
Освобождён из плена в апреле 1945 года | ||||
1902—1976 |
Командир 200-й стрелковой дивизии |
Белорусская, Прибалтийская, Восточно-Прусская наступательные операции, штурм Кёнигсберга |
Командующий 39-й армией | |||
1894—1954 |
Начальник штаба 10-й армии |
Любанская наступательная операция |
Начальник штаба 19-й армии | |||
1901—1952 |
Начальник штаба 59-го стрелкового корпуса |
Командующий 25-й армией | ||||
1898—1967 |
Командир 48-го стрелкового корпуса |
Донбасско-Ростовская оборонительная операция, Сталинградская битва, Ростовская наступательная операция 1943 года |
Командующий войсками 2-го Украинского фронта | |||
1898—1972 |
Заместитель командира 64-й стрелковой дивизии |
Витебская, Белорусская, Мадонская, Прибалтийская наступательные операции, блокада группы армий «Курляндия» |
Командующий 4-й ударной армией | |||
1901—1974 |
Командир 22-й стрелковой дивизии |
Командующий 15-й армией | ||||
1898—1981 |
Командир 8-й кавалерийской дивизии |
Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Будапештская, Западно-Карпатская, Братиславско-Брновская, Пражская наступательные операции |
Командующий 53-й армией | |||
1896—1944 |
Командир 176-й стрелковой дивизии |
Погиб в бою 30 июля 1944 года | ||||
1900—1954 |
Заместитель Наркома внутренних дел |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Нижнеднепровская, Ленинградско-Новгородская наступательные операции |
Командующий войсками 3-го Прибалтийского фронта | |||
1901—1967 |
Начальник штаба 9-го механизированного корпуса |
? | ||||
1900—1971 |
Старший преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Битва за Кавказ, Краснодарская наступательная операция, Керченско-Эльтигенская десантная операция, Крымская наступательная операция |
Командующий Отдельной Приморской армией | |||
1897—1968 |
Заместитель Наркома обороны |
Командующий Приморской группой войск | ||||
1897—1964 |
Командующий 11-й армией |
Приграничное сражение на Северо-Западном фронте, Битва за Ленинград, Контрудар под Старой Руссой, Демянская наступательная операция 1942 года, Демянская наступательная операция 1943 года |
Начальник Управления вузов Красной Армии | |||
1893—1950 |
Командир 104-й стрелковой дивизии |
Заместитель командующего 9-й гвардейской армией | ||||
1902—1985 |
Командир 1-й артиллерийской противотанковой бригады РГК |
Харьковское сражение 1942 года, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Сталинградская битва, Острогожско-Россошанская, Воронежско-Харьковская наступательная операция, Харьковская оборонительная операция, Белгородско-Харьковская операция, Курская битва, Битва за Днепр (Черниговско-Полтавская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года), Житомирско-Бердичевская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Восточно-Карпатская, Западно-Карпатская, Моравско-Остравская и Пражская наступательные операции |
Командующий 38-й армией | |||
1901—1997 |
Заместитель начальника штаба Харьковского военного округа |
Исполняющий должность заместителя начальника штаба Одесского военного округа | ||||
1901—1970 |
Командующий 6-й армией |
Приграничное сражение на Юго-Западном фронте, Уманская оборонительная операция |
Освобождён из плена в апреле 1945 года | |||
1896—1974 |
Командир 52-й стрелковой дивизии |
Оборона Карелии |
Командир 119-го стрелкового корпуса | |||
1898—1973 |
Начальник штаба Ленинградского военного округа |
Начальник кафедры Военной академии имени М. В. Фрунзе | ||||
1890—1944 |
Командир 10-го стрелкового корпуса |
Умер от болезни 18 августа 1944 года | ||||
1898—1965 |
Командир 28-го механизированного корпуса |
Командир 7-го гвардейского танкового корпуса | ||||
1899—1971 |
Командир 5-й стрелковой дивизии |
Восточно-Прусская наступательная операция, штурм Кёнигсберга |
Начальник гарнизона и города-крепости Кёнигсберг | |||
1906—1977 |
Заместитель начальника Управления оперативных войск НКВД |
Командир 24-го стрелкового корпуса | ||||
1897—1949 |
Командир 42-го стрелкового корпуса |
Оборона Карелии |
В распоряжении ГУК НКО | |||
1899—1964 |
Начальник артиллерии Киевского Особого военного округа |
Командующий артиллерией Дальневосточного фронта | ||||
1893—1973 |
Командующий 25-й армией |
Командующий Приморской группой войск | ||||
1893—1962 |
Командир 210-й моторизованной дивизии |
Заместитель командующего 70-й армией | ||||
1905—1975 |
Заместитель командира 156-й стрелковой дивизии |
Заместитель командующего войсками Одесского военного округа | ||||
1894—1961 |
Преподаватель кафедры боевой подготовки в Институте физической культуры |
Висло-Одерская операция (Варшавско-Познанская), Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 47-й армией | |||
1896—1958 |
Командир механизированного корпуса |
Начальник штаба 1-го Украинского фронта | ||||
1898—1941 |
Командир 17-го механизированного корпуса |
Смоленское сражение, Орловско-Брянская оборонительная операция |
Погиб в бою 10 октября 1941 года | |||
1898—1976 |
Начальник штаба 13-й армии |
Смоленское сражение, Венская, Пражская наступательные операции |
Командующий 46-й армией | |||
1893—1942 |
Инспектор пехоты Киевского Особого военного округа |
Погиб в бою 25 мая 1942 года | ||||
1901—1968 |
Начальник пограничного отряда войск НКВД |
Ржевско-Сычёвская, Ржевско-Вяземская 1943 года, Смоленская, Оршанская, Полесская наступательные операции |
Командир 108-го стрелкового корпуса | |||
1893—1950 |
Командующий 12-й армией |
Приграничное сражение на Юго-Западном фронте, Уманская оборонительная операция |
Освобождён из плена в мае 1945 года | |||
1902—1973 |
Начальник оперативного отделения штаба 162-й стрелковой дивизии |
Висло-Одерская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 1-й армией Войска Польского | |||
1894—1967 |
Командир 28-го стрелкового корпуса |
Московская битва, Смоленская, Белорусская (Люблин-Брестская), Восточно-Прусская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 70-й армией | |||
1902—1969 |
Командующий войсками Ленинградского военного округа |
Контрнаступление под Москвой, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Сталинградская битва, Ростовская наступательная операция 1943 года |
Начальник штаба Ленинградского фронта | |||
1902—1965 |
Командующий 5-й армией |
Приграничное сражение на Юго-Западном фронте, Киевская оборонительная операция 1941 года |
В конце апреля 1945 года освобождён из плена | |||
1895—1967 |
Начальник факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Начальник ГУ всеобщего военного обучения НКО | ||||
1894—1953 |
Начальник штаба Киевского Особого военного округа |
Торопецко-Холмская наступательная операция, Демянская наступательная операция 1942 года |
Командующий войсками Дальневосточного фронта | |||
1895—1958 |
Начальник учебного отдела Интендантской академии РККА |
Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Воронежско-Касторненская наступательная операция, Курская битва, Орловская, Черниговско-Полтавская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Житомирско-Бердичевская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 13-й армией | |||
1895—1941 |
Командующий 23-й армией |
Погиб в бою 28 декабря 1941 года | ||||
1900—1980 |
Заместитель начальника штаба Закавказского военного округа |
Блокада и разгром курляндской группировки |
Командующий 1-й ударной армией | |||
1902—1941 |
Начальник штаба Прибалтийского пограничного округа |
Смоленское сражение, Ельнинская наступательная операция, Битва за Москву (Вяземская операция) |
Погиб в бою 7 октября 1941 года | |||
1886—1950 |
Заместитель командующего войсками Северо-Кавказского военного округа |
Командующий войсками Южно-Уральского военного округа | ||||
1896—1990 |
19 июня 1941 года сдал командование войсками Орловского военного округа[1] |
Смоленское сражение, Донбасско-Ростовская оборонительная операция и Ростовская наступательная операция 1941 года |
Командующий 45-й армией | |||
1901—1960 |
Начальник отделения 9-го отдела Генштаба РККА |
Ленинградско-Новгородская, Псковско-Островская, Тартуская, Рижская наступательные операции |
Командующий 67-й армией | |||
1904—1963 |
Начальник штаба 40-го стрелкового корпуса |
Начальник штаба 9-й гвардейской армии | ||||
1896—1968 |
Командир 9-го механизированного корпуса |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года |
Командующий войсками 2-го Белорусского фронта | |||
1897—1949 |
Командующий 17-й армией |
Операция «Уран» , Орловская, Черниговско-Полтавская, Гомельско-Речицкая, Рогачёвско-Жлобинская , Бобруйская наступательные операции |
||||
1896—1967 |
Помощник командующего войсками Приволжского военного округа |
Демянская наступательная операция 1942 года?, Операция «Искра» , Псковско-Островская, Тартуская, Рижская, Восточно-Померанская наступательные операции |
Командующий 19-й армией | |||
1902—1980 |
Командир 4-й стрелковой дивизии |
Командир 9-го стрелкового корпуса | ||||
См. список командующих танковыми армиями | ||||||
1895—1950 |
Исполнял должность коменданта 80-го укреплённого района Одесского военного округа |
Битва за Кавказ, Краснодарская, Кировоградская, Корсунь-Шевченковская, Полесская наступательные операции |
Командир 28-го гвардейского стрелкового корпуса | |||
1894—1985 |
Командир 8-го механизированного корпуса |
Барвенково-Лозовская наступательная операция, Харьковское сражение 1942 года, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Никопольско-Криворожская наступательная операция |
Командир 114-го стрелкового корпуса | |||
1897—1955 |
Командир 31-го стрелкового корпуса |
15-я |
Командующий 1-й Краснознамённой армией | |||
1900—1987 |
Начальник штаба 4-й армии |
Начальник штаба 4-го Украинского фронта | ||||
1897—1947 |
Начальник курсов Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 2-й армией Войска Польского | |||
1897—1963 |
Начальник артиллерии штаба Ленинградского военного округа |
Синявинская, Ленинградско-Новгородская, Псковско-Островская, Рижская наступательные операции |
Командующий 42-й армией | |||
1897—1960 |
Командир 53-го стрелкового корпуса |
Смоленское сражение, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года |
Заместитель командующего войсками Приволжского военного округа | |||
1898—1975 |
Старший преподаватель Академии Генштаба РККА |
Начальник кафедры Военной академии имени М. В. Фрунзе | ||||
1901—1956 |
Командир 8-й отдельной стрелковой бригады |
Прибалтийская, Висло-Одерская (Варшавско-Познанская), Восточно-Померанская наступательные операции |
Командующий 67-й армией | |||
1903—1990 |
Начальник штаба 14-й армии |
Начальник штаба Белорусского военного округа | ||||
1895—1941 |
Командующий войсками Харьковского военного округа |
Приграничное сражение в Молдавии, Уманская, Донбасско-Ростовская оборонительные операции |
Застрелился 8 октября 1941 года при выходе из окружения[38] | |||
1887—1964 |
Начальник управления вузов Красной Армии |
Командующий войсками Львовского военного округа | ||||
1894—1960 |
Командующий 8-й армией |
Приграничное сражение на Северо-Западном фронте, Битва за Москву |
Заместитель командующего 3-й армией | |||
1897—1957 |
Помощник командующего войсками Киевского Особого военного округа по вузам |
? | ||||
1904—1973 |
Начальник Главного управления Пограничных войск НКВД |
Начальник вузов войск НКВД | ||||
1903—1979 |
Начальник артиллерии 79-й стрелковой дивизии |
Командующий артиллерией 2-го Белорусского фронта | ||||
1893—1973 |
1-й Заместитель командующего войсками Прибалтийского Особого военного округа |
Приморская армия[42] |
Помощник командующего войсками 3-го Белорусского фронта по формированиям | |||
1896—1980 |
Старший инспектор Инспекции пехоты РККА |
Синявинская наступательная операция, Битва за Ленинград, Операция «Искра» , Ленинградско-Новгородская, Нарвская, Таллинская , Моонзундская наступательные операции |
Командующий 8-й армией | |||
1899—1953 |
Заместитель начальника штаба 7-й армией по тылу |
Начальник штаба Белорусского военного округа | ||||
1900—1970 |
Начальник кафедры Академии Генштаба Красной Армии |
1-й заместитель начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе | ||||
1906—1944 |
Начальник штаба Забайкальского пограничного отряда |
Погиб в бою 19 октября 1944 года | ||||
1896—1967 |
Командующий 2-й Краснознамённой армией |
Командующий 2-й Краснознамённой армией | ||||
1894—1949 |
Начальник штаба Закавказского военного округа |
Командующий войсками 3-го Украинского фронта | ||||
1899—1953 |
Командующий войсками Среднеазиатского военного округа |
Демянская наступательная операция 1943 года, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Житомирско-Бердичевская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Будапештская, Западно-Карпатская, Венская наступательные операции. Балатонская оборонительная операция |
Командующий 27-й армией | |||
1888—1974 |
Начальник курса Высших курсов «Выстрел» |
Заместитель командующего 2-м Белорусским фронтом | ||||
1900—1982 |
Начальник штаба 28-го механизированного корпуса |
Сталинградская битва, Битва за Кавказ, Ростовская наступательная операция 1943 года |
Командир 25-го стрелкового корпуса | |||
1892—1978 |
Командующий войсками Московского военного округа |
Командующий Закавказским фронтом | ||||
1896—1976 |
Заместитель командующего войсками Орловского военного округа |
Командир 81-го стрелкового корпуса | ||||
1900—1977 |
Командир 15-го стрелкового корпуса |
Битва за Ленинград, Любанская, Орловская, Брянская, Гомельско-Речицкая, Ленинградско-Новгородская, Нарвская, Таллинская, Восточно-Прусская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции. |
Командующий 2-й ударной армией | |||
1901—1951 |
Командир 19-го механизированного корпуса |
Начальник Главного управления формирования и подготовки бронетанковых и механизированных войск Красной Армии. | ||||
1895—1956 |
Командир 46-й стрелковой дивизии |
Исполняющий должность командира 12-го гвардейского стрелкового корпуса | ||||
1893—1941 |
Командующий 13-й армией |
Смертельно ранен 8 июля 1941 года | ||||
1896—1956 |
Преподаватель Академии Генштаба |
Будапештская наступательная операция |
Командир 104-го стрелкового корпуса | |||
1902—1991 |
Заместитель командующего войсками Забайкальского военного округа |
Командующий 36-й армией | ||||
1895—1961 |
Командующий 14-й армией |
Командующий войсками Беломорского военного округа | ||||
1894—1957 |
Командир 40-го стрелкового корпуса |
Заместитель командующего войсками Закавказского фронта | ||||
1897—1975 |
Командир 33-го стрелкового корпуса |
Оборонительные бои в составе Брянского фронта на елецком направлении, Малоархангельская операция |
Командир 9-го гвардейского стрелкового корпуса[45] | |||
1895—1967 |
Начальник штаба 23-го стрелкового корпуса |
Начальник штаба Московского военного округа | ||||
1899—1943 |
Начальник отдела Управления боевой подготовки штаба Московского военного округа |
Донбасско-Ростовская оборонительная операция, Ростовская наступательная операция 1941 года, Барвенково-Лозовская наступательная операция, Воронежско-Ворошиловградская оборонительная операция, Ворошиловградская наступательная операция, Сталинградская битва, Острогожско-Россошанская наступательная операция, Харьковская оборонительная операция |
Умер от болезни 28 мая 1943 года | |||
1903—1975 |
Начальник артиллерии 21-го механизированного корпуса |
Оборонительныи бои на Северском Донце |
Командир 29-го гвардейского стрелкового корпуса | |||
1896—1979 |
Начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Командующий войсками Приволжского военного округа | ||||
1899—1943 |
Заместитель командующего войсками Киевского Особого военного округа по охране тыла |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Сталинградская битва, Битва за Кавказ, Ростовская наступательная операция 1943 года, Донбасская, Мелитопольская наступательные операции |
Погиб в бою 9 ноября 1943 года | |||
1900—1982 |
Заместитель начальника штаба Закавказского военного округа |
Начальник штаба 45-й армии | ||||
1893—1950 |
Начальник кафедры Военной академии имени М. В. Фрунзе |
Сталинградская битва, Ростовская наступательная операция 1943 года, Донбасская, Мелитопольская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Варшавско-Познанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 33-й армией | |||
1896—1944 |
Начальник факультета Интендантской академии Красной Армии |
|||||
1901—1950 |
Командир 120-го стрелкового полка |
Шауляйская, Прибалтийская, Восточно-Прусская наступательные операции |
Командующий 2-й гвардейской армией | |||
1894—1976 |
Командующий 9-й армией |
Командир 7-го стрелкового корпуса | ||||
1893—1967 |
Командующий 15-й армией |
Командующий 16-й армией | ||||
1895—1984 |
Старший преподаватель Академии Генштаба |
Помощник председателя Союзной контрольной комиссии в Болгарии | ||||
1899—1976 |
Командир 3-го стрелкового корпуса |
Ввод войск в Иран, Оборона Севастополя, Керченская оборонительная операция |
Командир 41-й стрелковой дивизии | |||
1906—1945 |
Командир 28-й танковой дивизии |
Воронежско-Касторненская, Черниговско-Полтавская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Житомирско-Бердичевская, Ровно-Луцкая, Проскуровско-Черновицкая наступательные операции |
Смертельно ранен 18 февраля 1945 года | |||
1892—1959 |
Командующий войсками Одесского военного округа |
Воронежско-Харьковская наступательная операция, Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Ленинградско-Новгородская наступательные операции |
Начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе | |||
1899—1958 |
Начальник Рижского пехотного училища |
Заместитель командира 7-го стрелкового корпуса | ||||
1900—1979 |
Командир 39-го стрелкового корпуса |
Сталинградская битва, Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Ленинградско-Новгородская, Белорусская, Прибалтийская наступательные операции |
Командующий 6-й гвардейской армией | |||
1900—1982 |
Военный атташе в Китае |
Сталинградская битва, Изюм-Барвенковская, Донбасская, Нижнеднепровская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Люблин-Брестская, Висло-Одерская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 8-й гвардейской армией | |||
1895—1972 |
Начальник ГУ конвойных войск НКВД СССР |
Начальник штаба 40-й армии | ||||
1898—1974 |
Начальник отдела Оперативного управления Генштаба |
Нижнеднепровская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Ясско-Кишинёвская, Будапештская наступательные операции, Балатонская оборонительная, Венская наступательная операции |
Командующий 57-й армией | |||
1901—1972 |
Начальник отдела Комитета обороны при СНК СССР |
Восточно-Прусская, Пражская наступательные операции |
Командующий 31-й армией | |||
1898—1958 |
Командир 133-й стрелковой дивизии |
Контрнаступление под Москвой, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года, Ржевско-Сычёвская, Выборгская наступательные операции |
Командующий 23-й армией | |||
1888—1954 |
Заместитель генерал-инспектора пехоты КраснойАрмии |
Командующий войсками Архангельского военного округа | ||||
1891—1953 |
Командир 45-й стрелковой дивизии |
Оборонительные бои в районе Волчанская и Балаклеи |
Заместитель командующего 40-й армией | |||
См. список командующих танковыми армиями | ||||||
1895—1975 |
Командир 11-го стрелкового корпуса |
Сталинградская битва, Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Нижнеднепровская, Битва за Днепр, Кировоградская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Будапештская, Братиславско-Брновская, Пражская наступательные операции |
Командующий 7-й гвардейской армией | |||
1901—1981 |
Командир 50-го стрелкового корпуса |
Битва за Ленинград, Петсамо-Киркенесская наступательная операция |
Командующий 14-й армией | |||
1897—1951 |
Командир 44-го стрелкового корпуса |
Смоленское сражение, Битва за Москву, Ржевско-Вяземская наступательная операция 1942 года , Ржевско-Вяземская наступательная операция 1943 года , Ленинградско-Новгородская, Режицко-Двинская, Мадонская наступательные операции |
Командующий войсками Одесского военного округа | |||
1895—1974 |
1-й заместитель командующего войсками Киевского Особого военного округа |
В распоряжении ГУК НКО |
Командующие танковыми армиями
Полное имя | Годы жизни | Должность в начале войны | Армии | Сражения и операции, проведённые в должности командарма | Должность в конце войны (для погибших обстоятельства смерти) | |
---|---|---|---|---|---|---|
1895—1971 |
Командир 55-й танковой дивизии |
Начальник управления вузов ГУ формирования и боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск Красной Армии | ||||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
1894—1960 |
Командир 30-й танковой дивизии |
Черниговско-Полтавская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Висло-Одерская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 2-й гвардейской танковой армией | |||
1897—1946 |
Помощник начальника Военной академии механизации и моторизации РККА |
Белорусская, Прибалтийская, Восточно-Прусская наступательные операции |
На лечении | |||
1900—1976 |
Командир 20-й танковой дивизии |
Курская битва, Белгородско-Харьковская, Черниговско-Полтавская, Житомирско-Бердичевская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Восточно-Померанская, Берлинская наступательные операции |
Командующий 1-й гвардейской танковой армией | |||
1899—1963 |
Начальник штаба 18-го механизированного корпуса |
Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Будапештская, Венская, Братиславско-Брновская, Пражская наступательные операции |
Командующий 6-й гвардейской танковой армией | |||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
1900—1942 |
Исполняющий должность заместителя командира 36-й танковой дивизии |
Погиб в бою 23 июля 1942 года[53] | ||||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
1911—1978 |
Начальник штаба 53-й кавалерийской дивизии |
Начальник штаба 2-й гвардейской танковой армии | ||||
1902—1955 |
Заместитель командира 24-й танковой дивизии |
Курская битва, Орловская, Черниговско-Полтавская наступательные операции |
Командующий бронетанковыми и механизированными войсками 3-го Белорусского фронта | |||
См. список командующих общевойсковыми армиями | ||||||
1901—1982 |
Начальник штаба 3-го механизированного корпуса |
Курская битва, Белгородско-Харьковская, Нижнеднепровская, Кировоградская, Корсунь-Шевченковская, Уманско-Ботошанская, Белорусская наступательные операции |
Заместитель командующего БТ и МВ Красной Армии | |||
1894—1948 |
В распоряжении Разведывательного управления Генштаба |
Воронежско-Харьковская наступательная операция, Харьковская оборонительная операция, Орловская, Киевская наступательные операции, Киевская оборонительная операция 1943 года, Житомирско-Бердичевская, Проскуровско-Черновицкая, Львовско-Сандомирская, Висло-Одерская, Нижне-Силезская, Берлинская, Пражская наступательные операции |
Командующий 3-й гвардейской танковой армией | |||
1902—1991 |
Командир 54-й танковой дивизии |
Исполняющий обязанности командующего 5-й гвардейской танковой армией | ||||
1894—1986 |
Командир 45-й танковой дивизии |
Начальник штаба Управления командующего БТ и МВ Красной Армии | ||||
1898—1969 |
Начальник штаба 11-й армии |
Ростовская наступательная операция 1943 года, Ворошиловградская, Донбасская, Никопольско-Криворожская, Березнеговато-Снигирёвская, Одесская, Ясско-Кишинёвская, Дебреценская, Белградская, Будапештская наступательные операции |
? |
Командующие армиями ПВО
Полное имя | Годы жизни | Должность в начале войны | Армии | Сражения и операции, проведённые в должности командарма |
Должность в конце войны | |
---|---|---|---|---|---|---|
Бескровнов, Пётр Максимович | 1900—1955 | Заместитель командира 3-го корпуса ПВО | Бакинская армия ПВО | Командир 8-го корпуса ПВО | ||
Борман, Александр Владимирович | 1902—1982 | Командир 19-й авиационной дивизии | 1-я истребительная воздушная армия ПВО | Заместитель командующего 5-й воздушной армией | ||
Герасимов, Антон Владимирович | 1900—1978 | Первый заместитель командующего войсками Московского фронта ПВО | Приморская армия ПВО | Командующий Приморской армией ПВО | ||
Журавлёв, Даниил Арсентьевич | 1900—1974 | Командир 1-го корпуса ПВО | Особая Московская армия ПВО | Командующий Западным фронтом ПВО | ||
Зашихин, Гавриил Савельевич | 1898—1950 | Начальник ПВО Краснознамённого Балтийского флота | Ленинградская армия ПВО | Битва за Ленинград | Командующий Юго-Западным фронтом ПВО | |
Макеев, Семён Ильич | 1898—1987 | Начальник Управления боевой подготовки ГУ ПВО Красной Армии | Ленинградская армия ПВО | Командующий Ленинградской армией ПВО | ||
Марков, Николай Васильевич | 1902—1980 | Инспектор Управления боевой подготовки по зенитной артиллерии ГАУ Красной Армии | Бакинская армия ПВО | Командующий Бакинской армией ПВО | ||
Митенков, Алексей Иванович | 1909—1978 | Исполнял должность заместителя командира 6-го иак | 1-я воздушная истребительная армия ПВО | Командующий 1-й воздушной истребительной армией ПВО | ||
Пестов, Серафим Александрович | 1905—1966 | Командир 95-го лбап | Временно исполнял должность командующего 1-й воздушной истребительной армией ПВО. |
Временно исполняющий должность командующего 1-й воздушной истребительной армией ПВО | ||
Поляков, Яков Корнеевич | 1895—1963 | Командующий Дальневосточной зоной ПВО | Приамурская армия ПВО | Командующий Приамурской армией ПВО | ||
Рожков, Пётр Фролович | 1900—1962 | Командир 189-го зенитно-артиллерийского полка | Ленинградская армия ПВО Забайкальская армия ПВО |
Битва за Ленинград | Командующий Забайкальской армией ПВО |
Командующие воздушными армиями
Командующие сапёрными армиями
Полное имя | Годы жизни | Должность в начале войны | Армии | Сражения и операции, проведённые в должности командарма | Должность в конце войны (для погибших обстоятельства смерти) | |
---|---|---|---|---|---|---|
1900—1957 |
Начальник строительного управления № 210 |
Начальник 22-го управления оборонительного строительства | ||||
1896—1965 |
Начальник строительства инженерных сооружений и оборонительных объектов на западном направлении |
Начальник управления строительства Рижской ВМБ | ||||
1889—1961 |
Начальник отдела инженерных войск полевого управления 21-й армией |
Начальник инженерных войск 3-го Белорусского фронта | ||||
1901—1953 |
Начальник КУКС инженерных войск Красной Армии |
Заместитель начальника Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева | ||||
1903—1953 |
Начальник следственной части НКГБ СССР |
Начальник следственной части НКГБ СССР | ||||
1896—1957 |
Генерал-инспектор инженерных войск Красной Армии |
Начальник инженерных войск Красной Армии | ||||
1896—1943 |
Помощник начальника Волгостроя НКВД СССР |
Погиб в бою 9 января 1943 года | ||||
1895—1973 |
Начальник Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева |
Генеральный инспектор инженерных войск Красной Армии | ||||
1900—1974 |
Начальник 93-го управления военного строительства |
Начальник инженерных войск Белорусско-Литовского военного округа | ||||
1900-?[63] |
Главный инженер Управления оборонительного строительства Главного военно-инженерного управления Красной Армии |
Начальник 8-го фронтового управления оборонительного строительства НКО СССР | ||||
1906—1973 |
Начальник Главного управления спецгидростроя |
Начальник Главпромстроя СССР | ||||
1902—1983 |
Начальник Академстроя |
Начальник Центрального управления инженерного вооружения | ||||
1896—1958 |
Преподаватель Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева |
Начальник инженерных войск 1-го Прибалтийского фронта | ||||
1894—1974 |
Начальник Сибирского окружного военно-строительного управления |
Начальник 25-го управления оборонительного строительства | ||||
1907—1977 |
Заместитель наркома НКВД |
1-й заместитель наркома НКВД | ||||
1904—1982 |
В запасе |
Начальник управления Воркута-Печёрский ИТЛ и комбината «Воркутауголь» | ||||
1890—1980 |
Заместитель генерал-инспектора Инспекции инженерных войск Красной Армии |
Начальник штаба инженерных войск Красной Армии | ||||
1910—1968 |
Заместитель наркома угольной промышленности СССР |
Начальник комбината «Москвоуголь» | ||||
1898—1954 |
Начальник инженерного снабжения и вооружения Красной Армии |
В распоряжении Начальника инженерных войск Красной Армии | ||||
1903—1972 |
Начальник Управления строительства № 82 |
Начальник 27-го управления оборонительного строительства РГК | ||||
1898—1962 |
Начальник Главного управления речных сооружений |
Начальник Челябметаллургстроя | ||||
1901—1961 |
Заместитель начальника Главного управления оборонительных работ НКО |
Начальник 20-го управления оборонительного строительства | ||||
1900—1954 |
Инспектор инженерных войск Красной Армии |
Начальник штаба инженерных войск Карельского фронта | ||||
1898—1963 |
Начальник строительства комбината Североникель |
Начальник управления Тагилстроя | ||||
1900—1985 |
Начальник отдела оборонительного строительства инженерного управления Прибалтийского Особого военного округа |
Начальник 24-го управления оборонительного строительства |
Портретная галерея
- 1987 CPA 5895.jpg
- The Soviet Union 1967 CPA 3490 stamp (World War II Hero Marshal Sergey Biryuzov).jpg
- 1974 CPA 4360.jpg
- Marshal of the USSR 1977 CPA 4679.jpg
- Marshal of the USSR 1977 CPA 4702.jpg
- 1973 CPA 4285.jpg
- Marshal of the USSR 1977 CPA 4703.jpg
- Marshal of the USSR 1976 CPA 4554.jpg
- 1974 CPA 4358.jpg
- The Soviet Union 1960 CPA 2402 stamp (World War II Twice Hero General of the Army Ivan Chernyakhovsky and Battle Scene) cancelled.jpg
- Stamp of Kyrgyzstan chuikov.jpg
</center>
Напишите отзыв о статье "Командующие советскими армиями во время Великой Отечественной войны"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940-1941 гг.: Структура и кадры центрального аппарата НКО СССР, военных округов и общевойсковых армий: Документы и материалы / Под ред. В. Н. Кузеленкова. — М.-СПб.: Летний сад, 2005. — 272 с. — 1000 экз. — ISBN 5-94381-137-0.
- ↑ Войсками 43-й армии не командовал по причине болезни
- ↑ Исполнял должность командующего, май-июнь 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 17 марта по 19 мая 1942 года
- ↑ С 6 по 10 июля 1941 года
- ↑ Исполнял должность командующего в октябре 1941 года
- ↑ Исполнял должность командующего, февраль — март 1943
- ↑ Карпачёв П. С. След его жизни // Ока Городовиков. Воспоминания, исследования, документы. — 2-е издание. — Элиста: Калмиздат, 1976.
- ↑ Временно исполнял должность командующего в июле 1941 года
- ↑ С16 по 21 января 1942
- ↑ Исполнял должность командующего, июль-сентябрь 1943 года
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai_1/index.html Ерёменко А. И. В начале войны. — М.: Наука, 1965]
- ↑ По другим данным командующий 22-й армией
- ↑ До 1942 года носил фамилию Жидов
- ↑ К 22 июня 1941 года в должность ещё не вступил
- ↑ Валерий Степанов. [muzejpamyati.narod.ru/st/text_001.htm О «тайне» биографии генерала И. Г. Захаркина.] «Чеховский вестник» № 93, 2 декабря 2008 года.
- ↑ По другим данным начальник штаба 22-й армии
- ↑ Временно исполнял должность командующего с 30 октября по 16 ноября 1941 года
- ↑ К. М. Качанов реабилитирован 30 января 1958 года.
- ↑ Исполнял обязанности командующего с момента ранения К. К. Рокоссовского по май 1942 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего после гибели А. К. Смирнова
- ↑ А. А. Коробков реабилитирован 31 июля 1957 года.
- ↑ Исполнял должность командующего, май 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, октябрь 1942 — январь 1943 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего с 10 июня по 2 июля и с 5 по 27 сентября 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, июнь-август и сентябрь-декабрь 1944 года
- ↑ Исполнял должность командующего, июль-август 1942 года
- ↑ С декабря 1941 года по 11 января 1942 года временно исполнял обязанности командующего
- ↑ Исполнял должность командующего с 21 ноября 1941 года по 28 мая 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, июль 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, июль -август 1942 года
- ↑ С 12 по 15 июля 1941 года временно исполнял обязанности командующего
- ↑ Исполнял должность командующего, август-сентябрь 1941 года
- ↑ С февраля по март 1944 года временно исполнял обязанности командующего
- ↑ Временно исполнял должность командующего с 30 июня по 23 июля 1941 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего с 16 декабря 1942 года по 4 марта 1943 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 9 апреля по 18 мая 1943 года
- ↑ Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 213. — ISBN 5-86090-113-5.
- ↑ Исполнял должность командующего, февраль — 25 апреля 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 3 по 22 февраля 1944 года
- ↑ С 4 по 13 сентября 1942 года временно исполнял обязанности командующего
- ↑ Отдельная приморская армия
- ↑ Временно исполнял должность командующего, декабрь 1943 года — 5 января 1944 года
- ↑ Исполнял должность командующего, январь-февраль 1945 года
- ↑ С марта 1945 года находился на лечении
- ↑ Исполнял должность командующего, июль — октябрь 1941 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 20 мая по 2 июня 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 13 декабр 1941 года по 8 февраля 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего с 14 по 21 мая 1943 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего, сентябрь — октябрь 1943 года
- ↑ Временно исполнял должность командующего, февраль — март 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, август 1941 года
- ↑ По другим данным А. И. Лизюков погиб 25 июля 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, июль 1944 — январь 1945
- ↑ Исполнял обязанности командующего с марта 1945 года до конца войны
- ↑ Исходя из опыта использования 1-й истребительной авиационной армий, 2-я истребительная авиационная армия не завершив формирования, была разделена на 2 группы
- ↑ Исполнял должность командующего с 16 сентября 1944 года по 19 мая 1945 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего с 17 мая по 14 июня 1942 года
- ↑ Временно исполнял должность командующего, февраль-март 1942 года
- ↑ Исполнял обязанности командующего с ноября 1941 года по 18 января 1942 года
- ↑ С августа по сентябрь 1942 года временно исполнял обязанности командующего
- ↑ С 1 января по 18 февраля 1942 года исполнял обязанности командующего
- ↑ Данные после 1978 года отсутствуют
- ↑ Временно исполнял должность командующего, март-май 1942 года
- ↑ Исполнял должность командующего, 13 ноября 1941 года — апрель 1942 года
Источники
- Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — 408 с. — ISBN 5-86090-113-5.
- [archive.is/20120718200237/victory.mil.ru/rkka/units/02/index.html 60 лет Победе]
- [soldat.ru/force/sssr/rkka.html Операции РККА 1941—1945 года]
- Великая Отечественная война. 1941—1945 гг. Справочное пособие / Автор-составитель И. И. Максимов. — М.: ДИК, 2005. — ISBN 5-8213-0232-3.
Этот список входит в число избранных списков и порталов русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Командующие советскими армиями во время Великой Отечественной войны
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.