Команечи, Надя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Надя Команечи
Личная информация
Дата рождения:

12 ноября 1961(1961-11-12) (62 года)

Место рождения:

Онешти, Румыния

Надя Елена Команечи[1] (рум. Nadia Elena Comăneci; род. 12 ноября 1961 года, Онешти, Румыния) — румынская гимнастка, пятикратная олимпийская чемпионка, двукратная чемпионка мира, 9-кратная чемпионка Европы. Самая титулованная (вместе с Элисабетой Липэ) спортсменка Румынии в истории Олимпиад.





Спортивные достижения и награды

  • Двукратная чемпионка мира (1978 — бревно, 1979 — командное первенство)
  • Девятикратная чемпионка Европы (1975—1979), в том числе трёхкратная абсолютная чемпионка Европы (1975, 1977, 1979)

Стала первой гимнасткой, получившей высший балл «10,0» на международных соревнованиях (за выступление на разновысоких брусьях на Олимпийских играх 1976 года)[2][3].

Надя Команечи — единственная, кто был дважды удостоен Олимпийского ордена МОК (1984 и 2004). Также она самый молодой кавалер этой награды.

В [ 2006 год]у в Румынии был проведён опрос «100 величайших румын всех времён», и Надя заняла в нём 10-е место — высшее среди живущих людей и высшее среди спортсменов.

Биография

Ушла из спорта в 1981 году.

В ноябре 1989 года (незадолго до революции в Румынии) вместе с группой других молодых людей бежала из Румынии через Венгрию и Австрию в США, а затем эмигрировала в Канаду. Первое время работала в Монреале. Потом по предложению своего будущего мужа перебралась в Оклахому. Позднее она посетила Румынию (впервые со времени падения режима Чаушеску), где в 1996 году сочеталась браком с двукратным олимпийским чемпионом по гимнастике Бартом Коннером. Надя Команечи получила американское гражданство лишь в 2001 году, однако также сохранила румынское.

В 2003 году она издала автобиографию, в которой ответила на многие вопросы поклонников. В 2006 году у неё и Барта родился ребёнок.

Интересные факты

31 октября 1976 года почта Монголии выпустила серию почтовых марок (№ 1018-1024 + почтовый блок № С1025). На марке № 1019 номиналом 20 монге изображена Надя Команечи.

Напишите отзыв о статье "Команечи, Надя"

Примечания

  1. По правилам транскрипция фамилия должна передаваться на русский как Комэнеч, но в источниках устоялся вариант Команечи.
  2. [hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=www.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/2008/olympics2008/newsid_7523000/7523432.stm&tld=ru&text=надя%20команечи%20первой%20заработал%2010%20баллов&l10n=ru&mime=html&sign=29c62358558de6abfa1c049e88a39a47&keyno=0 Маленькие цели и большие победы Нади Команечи] BBC, 24 июля 2008 (ссылка на интернет-архив).
  3. [ru.euronews.com/2014/11/08/nadia-comaneci-gymnast-of-perfection-defectorand-mother-on-the-global-/ Надя Команечи: я не жалею ни о чем].

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Надя Команечи
  • [www.nadiacomaneci.com/ Сайт поклонников]  (англ.)
  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/co/nadia-comaneci-1.html Надя Команечи] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)


Отрывок, характеризующий Команечи, Надя

– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.