Комаров, Борис Георгиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Георгиевич Комаров
Дата рождения

6 марта 1925(1925-03-06)

Место рождения

с. Долгоруково, Пензенская губерния, РСФСР, СССР

Дата смерти

16 апреля 1945(1945-04-16) (20 лет)

Место смерти

у пос. Вуден, Марка Бранденбург, Третий рейх

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

стрелковые войска

Годы службы

1942—1945

Звание

красноармеец

Часть
  • Юго-Западный фронт;
  • 266-й гвардейский стрелковый полк 88-й гвардейской стрелковой дивизии
Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Борис Георгиевич Комаров (1925, с. Долгоруково — 1945, близ посёлка Вуден, Третий рейх) — советский военнослужащий, полный кавалер ордена Славы, гвардии красноармеец. Участник Великой Отечественной войны.

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии призван в ноябре 1942 года. В боях с немецко-фашистскими захватчиками с февраля 1943 года. Воевал на Юго-Западном, 3-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах, участвовал в боях в Донбассе, освобождал Правобережную Украину, Волынь и Польшу, сражался на территории Германии. За доблесть и мужество, проявленные в боях на Магнушевском и Кюстринском плацдармах, снайпер 266-го гвардейского стрелкового полка 88-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии красноармеец Б. Г. Комаров был награждён орденами Славы III и II степеней. 16 апреля 1945 года при прорыве обороны противника на западном берегу реки Одер в районе населённого пункта Подельциг своими геройскими действиями обеспечил продвижение вперёд стрелкового подразделения. Был тяжело ранен и в тот же день от полученных ранений скончался.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года награждён орденом Славы I степени посмертно.

Похоронен на территории Германии.





Биография

До призыва на военную службу

Борис Георгиевич Комаров родился 6 марта 1925 года[1][2] в селе Долгоруково Нижнеломовского уезда Пензенской губернии РСФСР СССР (ныне село Мокшанского района Пензенской области Российской Федерации)[3]. Русский[1][2]. В раннем детстве с родителями переехал на Урал, в город Невьянск[4]. Окончил семилетнюю школу[1][2]. До призыва на военную службу работал в Быньговском совхозе (село Быньги Невьянского района Свердловской области)[4].

На фронтах Великой Отечественной войны

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии Б. Г. Комаров был призван Невьянским районным военкоматом[5][6] в ноябре 1942 года[1]. После краткосрочного курса военной подготовки его направили под Сталинград. Боевой путь красноармеец Комаров начал автоматчиком на Юго-Западном фронте[5] в феврале 1943 года[1][2]. Участвовал в операции «Скачок». 19 февраля был тяжело ранен[6], некоторое время лечился в госпитале. После возвращения в строй был зачислен рядовым бойцом в 266-й гвардейский стрелковый полк 88-й гвардейской стрелковой дивизии. Сражаясь на 3-м Украинском фронте[5][6], принимал участие в освобождении Правобережной Украины. После выхода к низовьям Днестра дивизия в составе 8-й гвардейской армии была переброшена под Ковель, на 1-й Белорусский фронт. Летом 1944 года в ходе Люблин-Брестской операции стратегического плана «Багратион» передовые части армии вышли к Висле южнее Варшавы и захватили плацдарм на левом берегу реки у села Магнушев (Magnuszew). Здесь, в южном секторе обороны плацдарма, снайпер Борис Комаров впервые продемонстрировал своё воинское мастерство[6].

Орден Славы III степени

После ожесточённых боёв к началу сентября 1944 года Магнушевский плацдарм был прочно закреплён советскими войсками. «Чтобы беречь силы и на высоком уровне держать боевую готовность войск, — вспоминал командарм В. И. Чуйков, — мы периодически меняли части на переднем крае. Первая такая смена была произведена в ночь на 9 сентября. В первом эшелоне оставались четыре дивизии из девяти, остальные отводились во второй эшелон, где они доукомплектовывались, занимались боевой подготовкой и отдыхали»[7]. Пока 88-я гвардейская дивизия находилась в армейском резерве, гвардии красноармеец Б. Г. Комаров освоил воинскую специальность снайпера. К середине октября гвардейцы генерал-майора Б. Н. Панкова вернулись на передовую. 266-й гвардейский стрелковый полк занял позиции в районе населённого пункта Цецылювка (Cecylówka Głowaczowska, ныне Козеницкий повят, Мазовецкое воеводство, Польша).

Немцы не предпринимали активных наступательных действий, но интенсивно обстреливали позиции советских войск из всех видов оружия. По всей линии соприкосновения шла активная снайперская война. Обе стороны вели себя на передовой крайне осторожно, и пополнить снайперский счёт даже опытным стрелкам было непросто. Но гвардеец Комаров уже во время своей первой «охоты» 15 октября 1944 года сумел уничтожить двух вражеских солдат. В последующие дни, совершенствуя снайперскую тактику и мастерство маскировки, он продолжал уничтожать живую силу неприятеля и к 29 ноября довёл свой лицевой счёт до 11[1][6][8]. За высокое воинское мастерство, проявленную в боях доблесть и нанесённый урон врагу приказом от 12 декабря 1944 года снайпер 2-го стрелкового батальона 266-го гвардейского стрелкового полка Борис Комаров был награждён орденом Славы 3-й степени[6].

Орден Славы II степени

С Магнушевского плацдарма 14 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление в рамках Варшавско-Познанской операции. Вновь сменив снайперскую винтовку на автомат, гвардии красноармеец Б. Г. Комаров прошёл с боями через всю Польшу от Вислы до границ Германии. В начале февраля передовые части 8-й гвардейской армии захватили плацдарм на левом берегу Одера южнее города Кюстрин. Начались упорные бои за его удержание и расширение. 266-й гвардейский стрелковый полк, отражая яростные контратаки врага, вёл наступление на северную окраину населённого пункта Вуден (Wuhden). Немцы, прочно укрепившись на высоте 76,0 к северу от посёлка, оказывали советским войскам в этом районе упорное сопротивление и мощными контрударами пытались отбросить их за Одер. 7 февраля, когда в ходе боя возникла непродолжительная пауза, Борис Комаров, взяв снайперскую винтовку, выдвинулся вперёд боевых порядков своей пехоты и занял хорошо замаскированную огневую позицию. Как только немцы пошли в очередную контратаку, он точными выстрелами уложил четырёх вражеских офицеров, чем спутал планы немецкого командования. Воспользовавшись замешательством в стане врага, 2-й стрелковый батальон устремился в атаку. Вместе со своей пехотой снайпер ворвался на высоту и в ожесточённой рукопашной схватке лично истребил трёх солдат неприятеля[1][2][5]. При штурме отметки 76,0 Комаров был серьёзно ранен и эвакуирован в госпиталь[5]. За отличие в бою приказом от 31 марта 1945 года он был награждён орденом Славы 2-й степени[5].

Орден Славы I степени

После излечения Б. Г. Комаров вернулся в свою часть. 88-я гвардейская стрелковая дивизия в это время вела бои в том же районе, лишь незначительно продвинувшись вперёд. В рамках Берлинской операции ей предстояло уничтожить противника в районе Ной-Подельциг, Альт-Подельциг и, прикрывая левый фланг 28-го гвардейского стрелкового корпуса и 8-й гвардейской армии в целом, развить наступление на Либбенихен (Libbenichen)[9].

16 апреля 1945 года в назначенное время «Ч» началась артиллерийская подготовка. Как только советские артиллеристы перенесли огонь вглубь немецкой обороны, гвардейцы Панкова устремились в атаку. В зоне наступления 2-го стрелкового батальона 266-го гвардейского стрелкового полка находился небольшой, но сильно укреплённый фольварк. Противник опоясал его траншеями полного профиля, а в каменных строениях господского двора оборудовал огневые точки. До переднего края неприятеля было всего 300 метров, но это расстояние гвардейцам нужно было покрыть менее чем за полминуты, пока немцы, прятавшиеся от артиллерийского огня, не вернулись на свои места. Одним из первых немецких укреплений достиг гвардии красноармеец Б. Г. Комаров. Спрыгнув в траншею, он увидел как рядом, всего в нескольких метрах, занимают огневую позицию немецкие пулемётчики. Точным броском гранаты он уничтожил пулемёт вместе с расчётом, чем спас жизни многим боевым товарищам[1][10].

Бой в траншеях был жестокий, но короткий. Не выдержав натиска советских солдат, немцы стали бросать оружие и сдаваться. Комаров лично разоружил и взял в плен трёх солдат вермахта. Отконвоировав их на сборный пункт пленных, который оборудовали в просторном немецком блиндаже, он вернулся в гущу боя, который шёл уже непосредственно в помещичьей усадьбе. Засев на чердаке дома, немецкий пулемётчик шквальным огнём не давал гвардейцам поднять головы. Подавить огневую точку вызвался Борис Комаров. Пригодились трофейные гранаты на длинных деревянных ручках, которые он подобрал по дороге. Метнув несколько снарядов в чердачный проём, он заставил замолчать пулемёт врага[1][11].

Бой продолжался, но Борис Комаров не увидел его итогов. Тяжело раненого, его доставили в полковую медсанчасть, стоявшую близ посёлка Вуден, но медики не смогли спасти ему жизнь. В тот же день Комаров от полученных ранений скончался[1][4][12]. Первоначально его похоронили в двух километрах к югу от Вудена[12]. В 1947 году останки гвардейца были перезахоронены на мемориальном кладбище немецкого посёлка Райтвайн (ныне район Меркиш-Одерланд, земля Бранденбург)[13].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество гвардии красноармеец Борис Георгиевич Комаров был посмертно награждён орденом Славы 1-й степени[1].

Награды

  • Орден Славы 1-й степени (15.05.1946);
  • орден Славы 2-й степени (31.03.1945);
  • орден Славы 3-й степени (12.12.1944).

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].
[www.podvignaroda.ru/?n=24509803 Орден Славы 2-й степени].
[www.podvignaroda.ru/?n=34020994 Орден Славы 3-й степени].
  • [www.obd-memorial.ru/ Обобщённый банк данных «Мемориал»].
[obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=1017b384-8eb4-45ed-9085-29a28c5c3ac0 Информация из списка безвозвратных потерь 88-й гвардейской стрелковой дивизии за период с 14 апреля по 29 апреля 1945 года].

Напишите отзыв о статье "Комаров, Борис Георгиевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь, 2000.
  2. 1 2 3 4 5 [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11486704@morfHeroes Энциклопедия Министерства обороны Российской Федерации. Комаров Борис Георгиевич].
  3. [www.suslony.ru/Penzagebiet/mokshan.htm Авторский портал Михаила Полубоярова. Мокшанский район. Село Долгоруково].
  4. 1 2 3 Кондратенко, 1975, с. 172.
  5. 1 2 3 4 5 6 ЦАМО, ф. 33, оп. 686196, д. 2789.
  6. 1 2 3 4 5 6 ЦАМО, ф. 33, оп. 690155, д. 3954.
  7. Чуйков В. И. От Сталинграда до Берлина. — М.: Советская Россия, 1985. — С. 515—516. — 704 с.
  8. Кондратенко, 1975, с. 173—174.
  9. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. — М.: Воениздат, 1955. — Т. 25. — С. 114. — 195 с.
  10. Кондратенко, 1975, с. 174—175.
  11. Кондратенко, 1975, с. 175—176.
  12. 1 2 ЦАМО, ф. 58, оп. 18003, д. 725.
  13. По информации поискового отряда «Держава» (город Невьянск). Текст письма размещён на [dmitrovsk1943.mybb.ru/viewtopic.php?id=735 форуме Всенародной книги памяти Пензенской области].

Литература

  • [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/fffa800a.shtml Комаров Борис Георгиевич] //Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
  • Кондратенко П. Тринадцатый, но не последний // Созвездия Славы: очерки о подвигах свердловчан — полных кавалерах ордена Славы / сост.: П. М. Кондратенко, Л. М. Ладейщиков, П. В. Яблонских. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1975. — С. 172—176. — 279 с.
  • Солдатская слава: краткие очерки о подвигах свердловчан — полных кавалеров ордена Славы / сост. В. М. Демидов. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1985. — С. 103. — 176 с.

Отрывок, характеризующий Комаров, Борис Георгиевич

И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.