Комаров, Владимир Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Николаевич Комаров
Дата рождения

10 декабря 1904(1904-12-10)

Место рождения

Москва

Дата смерти

14 декабря 1976(1976-12-14) (72 года)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19261969

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

13-я гвардейская стрелковая дивизия
2-я гвардейская Таманская мотострелковая дивизия
28-й гвардейский стрелковый корпус
4-я гвардейская механизированная армия
Приволжский военный округ
Белорусский военный округ

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

Владимир Николаевич Комаров (10 декабря 1904 года, Москва — 14 декабря 1976 года, там же) — советский военный деятель, генерал-полковник. Герой Советского Союза.





Начальная биография

Владимир Николаевич Комаров родился 10 декабря 1904 года в Москве в рабочей семье. К 1917 году осиротел.

Закончил пятиклассное городское училище и с 1916 года работал учеником в депо и вагонных мастерских на железнодорожной станции Подмосковная (ныне — Красный Балтиец), с 1919 года — там же в учебном комитете профсоюза, с 1921 года — помощником кочегара на заводе «Изолятор» (Москва), а с 1922 года — грузчиком элеватора на станции Эльхотово (Северо-Кавказская железная дорога).

С августа 1924 по июль 1925 года Комаров был воспитанником 82-го стрелкового полка, но из-за болезни был отчислен и вернулся на работу на элеватор.

Военная служба

Довоенное время

В 1926 году был призван в ряды РККА и проходил срочную службу красноармейцем в том же 82-м стрелковом полку (Грозный) и в 1929 году закончил там же полковую школу младших командиров.

По окончании в 1930 году Объединённой военной школы имени С. С. Каменева в Киеве служил в войсках ОГПУ СССР, в 1934 году преобразованного в НКВД. В 1931 году был назначен на должность помощника начальника заставы 5-го пограничного отряда ОГПУ в Сестрорецке, затем служил на должность командира взвода Окружной школы младшего начсостава войск ОГПУ Ленинградского округа, в конце того же 1931 года был переведён в Пограничную школу НКВД в Москве, где служил инструктором по боевой подготовке и помощником командира кавалерийского дивизиона.

В 1937 году Владимир Николаевич Комаров закончил Военную академию механизации и моторизации РККА имени И. В. Сталина и с того же года командовал 8-м мотострелковым полком оперативных войск НКВД СССР (Тбилиси).

С марта 1939 года служил в Харьковском пограничном военном училище НКВД имени Ф. Э. Дзержинского на должностях помощника начальника училища по автобронетанковой части и начальника автобронетанкового отделения училища.

Великая Отечественная война

Майор Комаров с июня 1941 года принимал участие в боях на фронтах Великой Отечественной войны на должностях командира стрелкового полка и начальника штаба стрелковой дивизии на Северо-Западном, Калининском, Степном, 1-м, 2-м и 3-м Украинских фронтах. В апреле 1944 года был назначен на должность заместителя начальника оперативного отдела штаба 57-й армии (3-й Украинский фронт). В 1941 и 1942 годах был ранен.

С октября 1944 года командовал 13-й гвардейской стрелковой дивизией (5-я гвардейская армия, 1-й Украинский фронт), отличившейся в Висло-Одерской операции.

12 января 1945 года дивизия под командованием Комарова начала наступление с Сандомирского плацдарма, прорвав оборону противника, и к концу января прошла более 250 километров с Вислы до Одера, форсировав который в районе населённого пункта Линден (Липки, 7 км северо-западнее города Бжег, Польша), захватила плацдарм на левом берегу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года за успешное руководство воинскими соединениями и проявленные при этом личное мужество и героизм гвардии полковнику Владимиру Николаевичу Комарову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11530).

Позже дивизия принимала участие в Берлинской и Пражской операциях.

Послевоенная карьера

С окончанием войны Комаров продолжил командовать дивизией, вошедшей в состав Центральной группы войск и дислоцировавшейся на территории Австрии.

С 1947 по 1950 годы командовал 2-й гвардейской Таманской стрелковой дивизией.

В 1951 году Владимир Николаевич Комаров закончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

С 1952 года командовал 28-м гвардейским стрелковым корпусом (8-я гвардейская армия, Группа советских войск в Германии), с 1953 года — 4-й гвардейской механизированной армией в ГСВГ.

В 1955 году Комаров был назначен на должность заместителя командующего войсками Прикарпатского военного округа, в 1958 году — на должность командующего войсками Приволжского военного округа, а в 1960 году — на должность командующего войсками Белорусского военного округа.

С июля 1961 года находился на ответственной работе в центральном аппарате Министерства обороны СССР: начальник Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск - заместитель Главнокомандующего Сухопутными войсками по боевой подготовке.

Депутат Верховного Совета СССР 5-го и 6-го созывов (с 1958 по 1966 годы).

В мае 1969 года генерал-полковник Владимир Николаевич Комаров вышел в отставку.

Жил в Москве. Умер 14 декабря 1976 года. Похоронен на Кунцевском кладбище.

Награды

Почётные звания

Звания

Память

Напишите отзыв о статье "Комаров, Владимир Николаевич"

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=728 Комаров, Владимир Николаевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Комаров, Владимир Николаевич

Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.