Комаров, Николай Павлович

Николай Павлович Комаров Фёдор Евгеньевич Собинов
Народный комиссар коммунального хозяйства РСФСР
1931 — июнь 1937
4-й Председатель исполкома Ленинградского городского и губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов
26 марта 1926 — январь 1930
Предшественник:	Григорий Евсеевич Зиновьев
Преемник:	Иван Фёдорович Кодацкий
Рождение:	27 ноября 1886(1886-11-27) дер. Борыково, Старицкий уезд, Тверская губерния, Российская империя
Смерть:	27 ноября 1937(1937-11-27) (51 год)
Партия:	ВКП(б)
Военная служба
Годы службы:	1918—1920
Принадлежность:	РСФСР РСФСР
Род войск:	армия, ЧК
Звание:	комиссар
Командовал:	Петроградская ГубЧК
Сражения:	Гражданская война в России

Никола́й Па́влович Комаро́в (27 ноября 1886 — 27 ноября 1937) — советский государственный и партийный деятель. Настоящие фамилия и имя Фёдор Евге́ньевич Со́бинов.

Биография

Родился в бедной крестьянской семье в деревне Борыково Старицкого уезда (ныне Старицкого района Тверской области). Окончил три класса церковно-приходской школы.

• с 1902 года рабочий на заводах в Петербурге
• активный участник революции 1905—1907 гг.
• член РСДРП с 1909 года
• с 1911 года член Выборгского райкома РСДРП
• 1912 организатор политической демонстрации протеста в связи с Ленским расстрелом
• 1915—1916 — член Петербургского комитета РСДРП(б)
• в 1917 году председатель заводского комитета завода «Новый Лесснер»

Революция и гражданская война

• После Февральской революции 1917 года — член Петербургского и Выборгского комитетов РСДРП(б).
• 1917 год — делегат VI съезда РСДРП(б)
• Участник подготовки и проведения Октябрьской революции 1917 года. Участвовал в захвате Зимнего дворца. В начале 1918 года избирался заместителем председателя Петроградского революционного военного трибунала. В феврале — марте 1918 года был членом Комитета революционной обороны Петрограда.
• С 1918 года — комиссар в Красной Армии, на Восточном фронте. Осенью того же года назначен руководителем отдела внутренней торговли Совнархоза Северной области.
• С января 1919 года — начальник Особого отдела, в 1920 году начальник секретно-оперативной части Петроградской ЧК. Участвовал в подавлении восстания в фортах Кронштадта в 1919 году, а затем и в проведении массовых арестов и расстрелов.

1 сентября 1920 года назначен председателем Петроградской ГубЧК и одновременно начальником Особого отдела охраны границы с Финляндией.

Советская и партийная работа

• С 1921 Н. П. Комаров находился на советско-партийной работе. С 16 марта по 8 августа 1921 года был членом Оргбюро ЦК ВКП(б). С 15 апреля 1921 года — секретарь Петроградского губернского исполкома. В 1921—1922 и 1923—1934 — член ЦК, в 1922—1923 и с 1934 — кандидат в члены ЦК партии.

Из характеристики Н. П. Комарова 1923 года:

Подбирает работников под себя, руководит ими, как механическими исполнителями, не всегда владеет собой, сумбурен.

Вступил в конфликт с Зиновьевым, который обвинил Комарова в уклоне.

1925 — секретарь Северо-Западного бюро ЦК РКП(б)

• С марта 1926 по январь 1930 года работал председателем исполкома Лениниградского городского и губернского советов.
• В 1930 — член Президиума ВСНХ, председатель Союзстроя.
• С 1931 — нарком коммунального хозяйства РСФСР.

• Делегат X—XV, XVII съездов РКП(б)
• На XI и XVII съездах избирался кандидатом в члены ЦК ВКП(б)
• На X и XII—XV съездах избирался членом ЦК ВКП(б).
• Избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР, членом Президиума ЦИК СССР

Репрессии

В июне 1937 года был исключён и состава ЦК и из самой партии, арестован. Включён в так называемые «сталинские списки» лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда СССР:

• 21 октября 1937 года по списку Москва-центр
• 1 ноября 1937 года по списку бывших членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б)

Списки завизированы Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым, утверждены Сталиным.

Осуждён военной коллегией Верховного Суда СССР и казнён 27 ноября 1937 года.

17 марта 1956 года реабилитирован военной коллегией Верховного суда СССР. 22 марта 1956 года Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС восстановлен в партии.

Литература

• Большая советская энциклопедия (в 30 томах) / Гл. ред. А. М. Прохоров. — М: Советская Энциклопедия, 1973. — Т. 12. — С. 489.
• Байкулова С. З., Матвеева Я. Ю. Руководители Санкт-Петербурга. — СПб.; М.: Нева: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — С. 378.

Отрывок, характеризующий Комаров, Николай Павлович

– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…