Комендор-сержант
Комендо́р-сержа́нт (англ. Gunnery Sergeant, аббревиатура "GySgt") — воинское звание сержантского состава корпуса морской пехоты США.
Содержание
Звание занимает седьмую ступень воинской иерархии (E-7) корпуса морской пехоты, находясь в ней ниже мастер-сержанта и первого сержанта и выше штаб-сержанта. Таким образом, комендор-сержант соответствует сержанту первого класса (армии США), мастер-сержанту (ВВС США), а также чиф петти-офицеру (ВМС США и Береговой охраны).
Эквивалентные звания в НАТО обозначаются кодом OR-7 (соответствуя, например, старшему сержанту Королевской морской пехоты, гауптфельдфебелю бундесвера, старшему сержанту Датской королевской армии, эпикелефсту ВМС Греции или старшему боцману ВМС Польши).
Комендор-сержанты, как правило, назначаются на должность взводных сержантов. Некоторые становятся инструкторами (так называемые drill instructors) на призывных базах корпуса морской пехоты — на Пэррис-Айленде (Южная Каролина) и в Сан-Диего (Калифорния).
История
Звание комендор-сержанта было введено во время испано-американской войны 1898 года. Нарукавный знак различия представлял собой три направленных вверх шеврона, три находящиеся под ним полосы, а в центре образовавшегося треугольника — перекрещённые винтовка и лёгкая морская пушка за эмблемой корпуса морской пехоты («орёл, якорь и глобус»)[1].
В 1904 году знаки различия комендор-сержантов были изменены: исчезли горизонтальные полосы, а в центре стали располагаться два скрещённых ружья с горящей гренадой перед ними.
В 1929 году на знак различия были снизу добавлены две дуговые нашивки. В 1937 году были убраны ружья с гренадой, а с 1960 года — возвращены только ружья.
| Знаки различия комендор-сержанта | |||
|---|---|---|---|
| в 1898—1904 годах | в 1904—1929 годах | в 1929—1937 годах | в 1937—1959 годах |
|
|
| |
Известные комендор-сержанты
Комендор-сержанты в массовой культуре
Комендор-сержанты очень часто именуются неофициальным сокращением «гани» (Gunny)[2].
Интересно, что персонаж, сыгранный отставным штаб-сержантом Ли Эрмеем в фильме «Пурпурные сердца» (1984), именуется «Гани». Через 18 лет после выхода фильма сам актёр, давно находясь в отставке, получил звание комендор-сержанта за роль в фильме Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка», где сыграл роль комендор-сержанта Хартмана.
Комендор-сержант Томас Хайуэй — главный герой фильма «Перевал разбитых сердец» (режиссёр и исполнитель — Клинт Иствуд), а комендор-сержант Стив Батлер — фильма «Небо и земля» (режиссёр — Оливер Стоун; исполнитель — Томми Ли Джонс).
В фильме «Офицер и джентльмен» звание комендор-сержанта носит дрил-инструктор Эмиль Фоули (в исполнении Луиса Госсетта).
Заметными типажами являются также отставные комендор-сержанты. К ним, например, относятся:
- Ветеран Вьетнама, снайпер Боб «Гвоздильщик» Свагер/Суэгер — главный герой цикла романов Стивена Хантера. В фильме «Стрелок» роль «Гвоздильщика» исполнил Марк Уолберг.
- Специальный агент Лерой Джетро Гиббс — главный герой американского сериала «Морская полиция: Спецотдел» (с 2003 года; исполнитель — Марк Хэрмон).
- Проведший восемь лет в плену ветеран Ирака Николас Броуди из американского сериала «Родина» (2011).
Напишите отзыв о статье "Комендор-сержант"
Примечания
- ↑ Michael O’Quinlivan. Enlisted Rank Insignia in the U.S. Marine Corps 1798—1958. — Washington, D.C.: Government Printing Office, 1959. Цитата:
The design prescribed for the gunnery sergeant consisted of three chevrons and three bars with the «device of the school of application» — a crossed rifle and naval gun behind a globe, anchor and eagle — in the center.
- ↑ wikt:en:gunny
Ссылки
- [www.angelfire.com/ca/dickg/oldgunny.html A Pictorial History of the Gunnery Sergeant Rank in the U.S. Marine Corps] (англ.)
- [www.gruntsmilitary.com/rank12.shtml Marine Corps Enlisted Rank Insignia] (англ.)
Отрывок, характеризующий Комендор-сержант
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
