Комиссар государственной безопасности 2-го ранга

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Комиссар государственной безопасности 2 ранга — специальное звание высшего начальствующего состава в органах государственной безопасности СССР. Введено постановлением ЦИК СССР и СНК СССР от 7.10.1935, отменено указом Президиума Верховного Совета СССР от 6.7.1945.

Предшествующее более низкое звание: комиссар государственной безопасности 3 ранга. Следующее более высокое звание: комиссар государственной безопасности 1 ранга

Соответствовало воинскому званию командарма 2 ранга и равным ему (флагман флота 2 ранга, армейский комиссар 2 ранга, армвоенюрист и др.), специальному званию директора милиции.

Из числа лиц, которым было присвоено данное специальное звание (20 человек), почти все были расстреляны или пострадали от репрессий: 13 — в годы массовых сталинских репрессий, 5 — после смерти И. В. Сталина.



Список комиссаров государственной безопасности 2-го ранга

06.07.1945 указом Президиума Верховного Совета СССР «О званиях, форме одежды и знаках различия начальствующего состава Народного комиссариата внутренних дел и Народного комиссариата государственной безопасности СССР» специальные звания начсостава НКВД и НКГБ были заменены на общевойсковые воинские звания. В связи с этим произведена переаттестация, по результатом которой постановлением СНК СССР № 1663 от 09.07.1945 воинское звание генерал-полковника было присвоено следующим комиссарам государственной безопасности 2 ранга:

  1. АБАКУМОВУ Виктору Семеновичу — начальнику Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР;
  2. ГОГЛИДЗЕ Сергею Арсеньевичу — начальнику УНКГБ по Хабаровскому краю и уполномоченному НКГБ по Дальнему Востоку;
  3. КОБУЛОВУ Богдану Захаровичу — 1-му заместителю Наркома госбезопасности СССР;
  4. КРУГЛОВУ Сергею Никифоровичу — 1-му заместителю Наркома внутренних дел СССР;
  5. ПАВЛОВУ Карпу Александровичу — начальнику ГУШОСДОР НКВД СССР;
  6. СЕРОВУ Ивану Александровичу — заместителю Наркома внутренних дел СССР, уполномоченному НКВД СССР по ГСОВГ и заместителю Главноначальствующего СВАГ по делам гражданской администрации;
  7. ЧЕРНЫШЕВУ Василию Васильевичу — заместителю Наркома внутренних дел СССР.

В дальнейшем генеральские звания руководящим сотрудникам государственной безопасности СССР не присваивались до 1954 года.

Знаки различия

Положения и постановления, регламентирующие звания и знаки различия НКВД рассматриваются в основной статье.

  • Знаки различия комиссара государственной безопасности 2 ранга с 1937 года — четыре нарукавные шитые золотом звезды, одна из них внизу. Знаки различия носят на обоих рукавах.
  • Особый нарукавный знак утверждённого образца, который носят на левом рукаве.
  • Краповые петлицы с продольным золотым жгутом-просветом.
  • 30 апреля 1936 года приказом по НКВД нарукавные знаки различия сотрудников были сдублированы и на петлицы.
  • В 1937 год для аттестованных сотрудников ГУГБ были введены петлицы, аналогичные армейским: у комиссаров госбезопасности 2 ранга звёзды были заменены на четыре «ромба» (подобно армейским комиссарам 2 ранга).
  • В марте 1943 года для сотрудников государственной безопасности были введены погоны. Знаками различия комиссара государственной безопасности 2 ранга стали погоны генеральского типа с 3-мя звёздами, аналогично погонам генерал-полковника.

Напишите отзыв о статье "Комиссар государственной безопасности 2-го ранга"

Ссылки

  • [www.rkka.ru/handbook/personal/chekist.xls Список присвоения спецзваний ГУГБ и РКМ 1935—1943 годах].
  • [www.memo.ru/history/NKVD/kto/index.htm Справочник «Кто руководил НКВД. 1934—1941»]
  • [shieldandsword.mozohin.ru/personnel.htm Биографический справочник сотрудников правоохранительных органов и органов безопасности (сайт «История отечественных спецслужб и правоохранительных органов»)]

Отрывок, характеризующий Комиссар государственной безопасности 2-го ранга

Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.