Комиссия о Санкт-Петербургском строении
Не следует путать с Канцелярией от строений
Комиссия о Санкт-Петербургском строении — первая государственная градостроительная организация в России.
Эта комиссия создала первый генеральный план Санкт-Петербурга.
Комиссия о Санкт-Петербургском строении была создана по итогам разрушений, которые нанесли пожары 1736—1737 года в Морской слободе. Задачами комиссии стали создание прямых и широких улиц, больших площадей, интенсификация пожаростойкого каменного строения. Дата создания комиссии — 10 (21) июля 1737 года, комиссию возглавил П. М. Еропкин, значительную роль в работе комиссии играли его помощники М. Г. Земцов и И. К. Коробов.[1]
План города был построен на основе так называемого «Еропкинского трезубца», который предполагал наличие трёх улиц, которые расходятся от Адмиралтейства — Вознесенского проспекта, Невского проспекта и Средней улицы (Гороховая).[1] Город был разделён на пять частей — Адмиралтейская, Васильевская, Петербургская, Литейная и Московская. В каждой из них регламентировалось строительство и вёлся надзор за сносом деревянных зданий и строительством каменных.
На смену этой комиссии в 1762 году пришла Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы.
Напишите отзыв о статье "Комиссия о Санкт-Петербургском строении"
Примечания
Отрывок, характеризующий Комиссия о Санкт-Петербургском строении
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
