Комитет государственной безопасности Латвийской ССР

Комитет государственной безопасности Латвийской ССР
Страна	Латвийская ССР
Создана	1954 год
Распущена (преобразована)	24 августа 1991 года
Юрисдикция	структурная единица КГБ СССР
Штаб-квартира	Рига, улица Ленина, 61
Бюджет	Неизвестен
Средняя численность	до 400 чел.
Предшествующая служба	НКВД Латвийской ССР, МГБ Латвийской ССР
Руководство
Ян Веверс (первый) Эдмунд Йохансон (последний)
Сайт
[нет ]

Комите́т госуда́рственной безопа́сности Латвийской CCP (КГБ Латвийской ССР) — республиканский орган государственного управления в сфере обеспечения государственной безопасности, имевший статус комитета. Существовал в период с 1954 года по 24 августа 1991 года.

С 1954 года по 1977 год носил название «Комитет государственной безопасности при Совете Министров Латвийской ССР». Начиная с 1978 года и по 1991 год именовался «Комитет государственной безопасности Латвийской ССР» и работал в структуре аппарата союзного КГБ СССР.

История КГБ ЛатССР

Предшественники

После включения в состав Советского Союза Прибалтики, на территории новых республик начали создаваться советские органы государственной безопасности. Новые органы управления, созданные в 1940 году, подчинялись НКВД. При этом был создан специальный секретный политотдел, собиравший информацию на лиц, которые ранее служили в органах власти независимых прибалтийских республик.

Осенью того же 1940 года в подвалах штаб-квартиры была организована тюрьма. На работу в госбезопасность Латвийской ССР были приняты не только русские, но и местные латыши. В органах, в том числе и на руководящих постах работали также и евреи, например, нарком госбезопасности Семён Шустин.

3 февраля 1941 года появляется Народный комиссариат государственной безопасности, созданный на базе управления госбезопасности и выделенный из состава НКВД. Созданному наркомату было поручено заниматься обеспечением охраны государства, борьбой с националистическими и антисоветскими организациями и лицами, а также выявлением литературы и документов антисоветской направленности.

Кроме того, орган занимался охраной государственной тайны, шифровками, разведывательной и контрразведывательной деятельностью. Имел в составе политический, следственный отделы, отдел учёта и статистики. После начала Великой отечественной войны часть сотрудников органов безопасности была вывезена с территории прибалтийских республик.

В 1946 году, аналогично с союзным ведомством, НКГБ Латвийской ССР был преобразован в Министерство государственной безопасности Латвийской ССР, а в марте 1953 года — НКВД и МГБ слили в единое МВД ЛатССР.

После войны, начиная с осени 1946 года, к задачам органов госбезопасности Латвийской ССР добавилась борьба с отрядами лесных братьев. Борьба с отрядами сопротивления велась вплоть до конца 1956 года.

Появление КГБ ЛатССР

В 1954 году на базе Министерства внутренних дел Латвийской ССР создаётся Комитет государственной безопасности при Совете Министров Латвийской ССР. Позже, в 1978 году, комитет преобразован из ведомства при республиканском Совете Министров и переименован в КГБ Латвийской ССР. Одно из подразделений республиканского ведомства, занималось борьбой с «радиостанциями вероятного противника». Из отдельного комплекса зданий, располагавшегося по улице Кришьяня Барона, д. 119, глушились «Радио Свобода», «Голос Америки» и др. Глушение велось на всю европейскую часть страны и осуществлялось вплоть до 1990 года. В 1990 году в составе КГБ ЛССР появились группы быстрого реагирования.

Роспуск

В качестве одного из вариантов создания независимых специальных служб Латвийской Республики рассматривался проект трансформации КГБ Латвийской ССР. Этот проект рассматривался в республиканских Верховном Совете и Совете Министров. При этом планировалось после фильтрации принять на работу сотрудников и агентов, служивших ранее в КГБ. Однако, после августовского путча в Москве этот вариант отбросили.

24 августа 1991 года ВС Латвийской Республики издал распоряжение о ликвидации КГБ Латвийской ССР.

Через четыре дня, комиссия ВС Латвийской Республики опечатывает документы и электронные носители, содержащие алфавитную и статистическую картотеку агентуры КГБ, а также картотеку объектов и другую информацию. 28 ноября 1991 года информация была перенесена из здания уже бывшего КГБ ЛатССР в здание Верховного совета Латвии.

Руководство КГБ ЛССР

Председатели

• Ян Веверс (1.4.1954 — 29.1.1963)
• Лонгин Авдюкевич (январь 1963 — ноябрь 1980)
• Борис Пуго (ноябрь 1980 — апрель 1984)
• Станислав Зукул (май 1984 — март 1990)
• Эдмунд Йохансон (март 1990 — август 1991)

1-е заместители председателя

• Борис Пуго

Заместители

• Николай Великанов
• Евгений Кравченко
• Эдмунд Йохансон
• Бруно Штейнбрик
• Янис Трубиньш

Численность

В 1990 году в распоряжении республиканского КГБ имелись от 360 до 400 оперативных сотрудников. Каждый из них имел до 10 (иногда до 20) агентов. Агентурный аппарат КГБ Латвийской ССР, по состоянию на 1991 год, насчитывал около 4,5 тысяч человек. С 1953 по 1991 год было завербовано около 24 тысяч человек. Количество сотрудников, работавших в наружном наблюдении, составляло порядка 150 человек.

Как указал Эдмунд Йохансон, в Риге насчитывалось свыше 100 конспиративных квартир. Причём их хозяева были, по большей части, пенсионерами.

Структура

Основу структуры КГБ ЛатССР составляли отделы — «номерные» (11) и профильные. Каждый отдел занимался определённым направлением. Кроме того, они подразделялись на многочисленные отделения. В ведомстве имелись следующие отделы:

• Первый (разведывательный). Отвечал за разведку, внешнюю контрразведку, научно-техническую и внешнеполитическую разведку. Также занимался работой в центрах латышской эмиграции, с выезжавшими на ПМЖ (в Израиль) советскими гражданами, а также готовил нелегалов.
• Второй (внутренняя контрразведка и безопасность). Состоял из 11 отделений. Занимался охраной секретов на всех видах транспорта и режимных объектах. Работал с иностранными гражданами, а также выявлял зарубежных шпионов.
• Третий (надзор за соблюдением законности в МВД). Появился в конце 1980-х годов в качестве присматривающего за МВД Латвийской ССР. В 1991 году отдел переименовали и он стал заниматься оргпреступностью.
• Четвёртый (контрразведка на транспорте, в портах, аэровокзалах). Состоял из 5 отделений. Занимался выявлением шпионов на всех видах транспорта, в портах, аэровокзалах и пр.
• Пятый. Образован в 1967 году в качестве отдела по борьбе с «идеологическими диверсиями». Задачи были аналогичны Пятому Управлению КГБ СССР. С 1990 года стал именоваться «отделом Z» (отделом по защите конституционного строя).
• Шестой (экономическая контрразведка и промбезопасность). Занимался сохранением научных исследований и экономической информации.
• Седьмой. Отвечал за оперативно-поисковую работу. Отдел находился по улице Менесс, в отдельном от штаб-квартиры КГБ ЛССР здании.
• Восьмой (шифровально-дешифровальный). Отдел работал над зашифрованными кодами противника, их взломом, а также составлением и отправкой шифротелеграмм в центр.
• Девятый (охрана руководства).
• Десятый (оперативный учёт и архив).
• Одиннадцатый (следственный). Занимался следственными мероприятиями и готовил материалы для передачи их в судебные органы.

Помимо перечисленных, имелись также следующие отделы: «Р» (радиоконтрразведка), информационно-аналитический, по оперативной связи и мобилизационный. В районах и крупных населённых пунктах (городах республики) действовали районные отделы. А также в КГБ Латвийской ССР существовали группы быстрого реагирования, созданные в 1990 году.

Интересные факты

• В ныне пустующем здании бывшего республиканского КГБ, прозванным «угловым домом», в годы войны располагалось гестапо. Ныне в здании снимаются фильмы. Так, здесь снимался российский телесериал Забытый, а также проводились съёмки британского сериала.
• В 1994 году Сейм Латвийской Республики для бывших сотрудников Латвийского КГБ принял ряд ограничений, касающихся, например, возможности избираться в местные самоуправления и в парламент, а также занимать в госструктурах руководящие должности. В 2004 году ограничения были продлены ещё на десять лет. Также действует ограничения на выдачу гражданства в порядке натурализации — оно не предоставляется лицам, ранее работавшим на органы КГБ, то есть бывшим сотрудникам, агентам-информаторам или держателям конспиративных квартир.

См. также

• Комитет государственной безопасности СССР

Ссылки

• [rus.delfi.lv/archive/podvaly-kgb.d?id=18342350 Подвалы КГБ — DELFI: Вести сегодня]
• [www.regnum.ru/news/1223069.html Латвийский журналист и политик переводит латышского адвоката-антисемита на русский], ИА REGNUM, 09.11.2009
• [www.lvarhivs.gov.lv/Praga68/index.php?id=1020 Protests and Demands for Human Rights]
• Ieva Zake, [users.rowan.edu/~zake/papers/Fighting%20Ideological%20Diversionists.pdf FIGHTING THE CAPITALIST IDEOLOGICAL DIVERSIONISTS DURING THE COLD WAR: THE LATVIAN EXPERIENCE], Rowan University Department of Sociology
• [www.guardian.co.uk/world/2012/feb/22/confessions-of-a-kgb-spy Confessions of a KGB spy, Boris Karpichkov], www.guardian.co.uk, 22 February 2012

Литература

• Петров. Н. В. Кто руководил органами госбезопасности 1941—1954. Справочник. Москва, Общество «Мемориал», «Звенья», 2010

Отрывок, характеризующий Комитет государственной безопасности Латвийской ССР

– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.