Комитет министров

Не путать с Кабинетом министров Российской империи

Комитет министров Российской империи
Общая информация
Дата создания	8 сентября 1802
Предшествующее ведомство	Непременный совет
Дата упразднения	23 апреля 1906

Комитет министров — высший правительственный орган Российской империи в 1802—1906 годах. Во время революции 1905-07 гг. на смену ему пришёл Совет министров Российской империи.

Создание

Учреждён в ходе министерской реформы манифестом от 8 сентября 1802 года. Изначально состоял из министров, их товарищей (заместителей) и государственного казначея.

Вскоре Комитет министров сделался «верховным местом Империи». Этому способствовало личное присутствие на его заседаниях императора Александра I, который в 1802—1804 годах редко когда не посещал его заседаний. Во время отлучек императора Комитету министров особыми указами предоставлялись чрезвычайные полномочия.

Состав

Высочайшим повелением 31 марта 1810 г. в состав Комитета министров были введены, во всех важных случаях, председатели департаментов Государственного совета. Председатели Государственного совета входили в Комитет с 27 августа 1905 года, однако фактически они присутствовали в Комитете с 1865 года, так как великие князья Константин Николаевич (председатель Государственного совета в 1865—1881 годах) и Михаил Николаевич (председатель Государственного совета в 1881—1905 годах) были членами Комитета по особым Высочайшим повелениям.

Обер-прокурор Святейшего Синода входил в Комитет с 6 декабря 1904 года, а до этого (с 1835 года) призывался в заседания только при обсуждении вероисповедных дел. Однако обер-прокуроры фактически присутствовали в Комитете с 1865 года, так как граф Д. А. Толстой (член комитета с 1865 по 1880 годы) занимал одновременно другие министерские должности, а обер-прокурор Синода в 1880—1905 годах К. П. Победоносцев был членом Комитета по особому Высочайшему повелению.

Начиная с эпохи Николая I членами Комитета назначались по достижении определённого возраста наследники престола. Цесаревич Александр Николаевич (будущий Александр II) был назначен в Комитет в 1841 году в возрасте 23 лет, цесаревич Александр Александрович (будущий Александр III) — в 1868 году в возрасте 23 лет, цесаревич Николай Александрович (будущий Николай II) — в 1889 году в возрасте 21 года. Цесаревич Николай Александрович умер в 1865 году в возрасте 21 года, не будучи назначенным членом Комитета.

С 1812 года членами Комитета министров стали назначаться императором и посторонние лица (впервые — вице-адмирал А. С. Шишков). В 1892 году членами Комитета были назначены великие князья Владимир Александрович и Алексей Александрович. С 1893 года в состав Комитета министров входил государственный секретарь. В целом, в пореформенную эпоху членами Комитета состояли одновременно от 19 до 24 лиц.

Компетенция

Компетенция Комитета министров имела мало общего с расхожим современным представлением о кабинете министров и его круге функций. Все министры (и главноуправляющие отдельными частями) были независимы друг от друга, отвечали за деятельность своих ведомств единолично и имели независимые доклады у императора. Комитет министров же не отвечал ни за деятельность отдельных министерств, ни за согласованность их политики. Его компетенция сложилась исторически и состояла из чрезвычайно разнородных групп вопросов, большая часть из которых была мелочными и маловажными. Детальный список предметов ведения Комитета непрерывно видоизменялся, причём общее их количество постепенно увеличивалось.

Формально, компетенция Комитета состояла из двух видов дел:

• Текущие дела по министерскому управлению (дела, «разрешение которых превышает пределы власти, вверенной в особенности каждому министру, и требующие высочайшего разрешения»; дела, требующие соображения различных ведомств);
• Дела, в особенности присвоенные Комитету министров законом.

Данные нормы носили весьма общий характер, и реальный перечень дел, рассматриваемых Комитетом, складывался хаотично; только в 1905 году была сделана первая попытка систематизировать предметы ведения Комитета.

В целом, деятельность Комитета разделялась на три направления:

• важные межведомственные вопросы государственного управления;
• «одиозные» вопросы, которые формально находились в пределах ведения одного министерства, но за которых министры не хотели брать на себя персональную ответственность и стремились переложить её на коллегию;
• мелочные вопросы, список которых сформировался достаточно случайным образом (прежде всего, в результате уклонения отдельных министерств от принятия на себя решения данных задач); данная группа вопросов всегда была самой многочисленной.

Наиболее важным предметом, который находился в ведении Комитета, были железнодорожные дела. Решения о предоставлении концессий для строительства железных дорог, учреждении железнодорожных компаний, гарантировании государством их акций и облигаций, выкупе железных дорог в казну и тому подобные имели, начиная с эпохи Александра II, первостепенное государственное и экономическое значение. С 1891 года Комитет рассматривал эти дела в совместных заседаниях с Департаментом экономии Государственного Совета.

Мелкие дела, загружавшие Комитет, были разнообразны и обширны. Наиболее многочисленными были дела об индивидуальном назначении пенсии отставным чиновникам. К началу эпохи Александра II существующие ставки нормальных пенсий по государственной службе устарели и не обеспечивали пенсионерам приемлемый уровень жизни. С середины XIX века все больше и больше пенсий назначались по индивидуальным Высочайшим повелениям. В 1883 году была выработана система так называемых «усиленных» пенсий. Но и эти пенсии назначались в индивидуальном порядке, и в индивидуальном же порядке рассматривались Комитетом министров, что существенно загромождало его делопроизводство.

Второй многочисленной группой дел было рассмотрение уставов акционерных обществ. Акционерные общества, учреждение которых было отрегулировано законом в 1833 году, были утверждаемы декретно, то есть индивидуальным законом для каждого отдельного общества. В компетенцию Комитета министров входило рассмотрение всех уставов с отклонениями от требования закона, а так как сильно устаревший закон допускал только именные акции, а почти все учредители желали выпустить акции на предъявителя, Комитет к концу XIX века рассматривал почти все уставы вновь учреждаемых компаний. Количество таких дел доходило до 400 в годы наибольшей экономической активности.

Ведению Комитета подлежали дела о старообрядцах и сектанатах. С 1882 года Комитет отошёл от рассмотрения этой группы вопросов, перешедших в ведение МВД и Синода. Однако и в этой сфере компетенция была плохо очерчена законодательством — в 1894 году министр внутренних дел И. Н. Дурново провел через Комитет Положение о штунде, тем самым избежав рассмотрения вопроса в либерально настроенном Государственном Совете.

Комитет рассматривал ежегодные отчеты губернаторов, генерал-губернаторов и отчет государственного контролёра по исполнению государственной росписи расходов и доходов. Как правило, обсуждение этих отчетов проходило вяло и не приводило к значимым последствием. Исключением можно считать скандал с раскрытыми Государственным контролем злоупотреблениями министра путей сообщения А. К. Кривошеина (1894 год), приведший к его увольнению.

Вытеснив из области законодательства Непременный совет, Комитет министров в сфере управления присвоил себе права Сената, оставшегося «правительствующим» только по имени.

В сфере уголовного суда Комитет министров иногда действовал в качестве обвинительной камеры, постановляя о предании суду, или в качестве ревизионной инстанции, требуя к себе для пересмотра решения судов; иногда он вступал в рассмотрение судебных дел, ещё не законченных в низших инстанциях; иногда, преимущественно в гражданских делах, выступал и в роли высшей апелляционной инстанции по отношению к Сенату, принимая жалобы частных лиц на его решения. Он перестал быть органом судебной власти только в 1864 г.

Как правило, Комитет министров занимался лишь предварительным обсуждением вопросов. Его заключение, принятое единогласно или большинством голосов, вносилось в журнал, который представлялся на утверждение императору.

Особенностью журналов было то, что в них подробно, с приведением развернутых аргументов, излагалась не только позиция большинства, но и позиция меньшинства (если не было единогласного решения), а также и особые мнения отдельных членов Комитета (если те желали их заявить). Канцелярия Комитета составляла журналы, стараясь в максимально нейтральном тоне и как можно более содержательно изложить значимые аргументы расходящихся во мнениях сторон. Журналы представляли собой не столько стенограмму заседаний, сколько аналитическую записку, составляемую канцелярией Комитета; мнения, высказанные в заседаниях, переформулировались, а во многих случаях к ним подбирались и более удачные примеры и аргументы. Задачей журналов при расхождении мнений было не убедить императора в правоте большинства, а объективно представить ему весь диапазон высказанных суждений. Эта практика полностью совпадала практикой ведения аналогичных журналов Государственного Совета. Присоединение императора к мнению меньшинства не было редкостью.

Журнал, завершавшийся фразой «Комитет полагает:», после которой шёл текст предлагаемого Комитетом законодательного акта, при утверждении императором приобретал силу закона под названием Высочайше утверждённого Положения Комитета министров.

Председатель Комитета министров

В течение первых лет существования Комитета министров на заседаниях председательствовал император всероссийский, а в его отсутствие — члены Комитета министров поочередно, начиная со старшего в чине, каждый в течение 4 заседаний.

В 1810 г. председательство было предоставлено государственному канцлеру графу Н. П. Румянцеву, бывшему тогда и председателем Государственного совета. С 1812 года пост председателя Комитета превратился в самостоятельную должность, которая до 1865 года обязательно совмещалась с председательством в Государственном совете.

По установившейся традиции, председательство в Комитете было последней на государственной службе почётной должностью, на которую назначались сановники, ставшие слишком старыми для исполнения многохлопотных обязанностей министра. Целый ряд председателей Комитета (прежде всего князь А. И. Чернышев, граф А. Ф. Орлов, граф Д. Н. Блудов) характеризовались современниками как «едва живые», находящиеся «в жалком состоянии» и т. п. О князе А. И. Чернышеве М. А. Корф в шутку написал в дневнике: «Посмотрите, точно живой!». Князь П. П. Гагарин умер в этой должности в возрасте 83 лет.

Перемещение деятельного и влиятельного министра финансов С. Ю. Витте на пост председателя Комитета министров рассматривалось современниками (и самим Витте) как политический крах и разновидность почётной отставки; по распространённой шутке, Витте «упал вверх».

Список председателей

1. Николай Петрович Румянцев (1810—1812)
2. Николай Иванович Салтыков (март 1812—сентябрь 1812)
3. Сергей Кузьмич Вязмитинов (1812—1816)
4. Пётр Васильевич Лопухин (1816—1827)
5. Виктор Павлович Кочубей (1827—1832)
6. Николай Николаевич Новосильцев (1832—1838)
7. Илларион Васильевич Васильчиков (1838—1847)
8. Василий Васильевич Левашов (1847—1848)
9. Александр Иванович Чернышёв (1848—1856)
10. Алексей Фёдорович Орлов (1856—1860)
11. Дмитрий Николаевич Блудов (1861—1864)
12. Павел Павлович Гагарин (1864—1872)
13. Павел Николаевич Игнатьев (1872—1879)
14. Пётр Александрович Валуев (1879—1881)
15. Михаил Христофорович Рейтерн (1881—1886)
16. Николай Христианович Бунге (1887—1895)
17. Иван Николаевич Дурново (1895—1903)
18. Сергей Юльевич Витте (16 (29) августа 1903 — 23 апреля 1906)

Реорганизация

Указом императора Николая II от 19 октября 1905 года было создано правительство — Совет министров, объединившее министров в единый кабинет (ранее каждый министр непосредственно докладывал императору о делах своего ведомства). Первым председателем Совета министров был назначен председатель Комитета министров С. Ю. Витте.

Комитет министров при создании Совета ликвидирован не был: эти ведомства существовали параллельно ещё целых 6 месяцев (председателем Комитета оставался граф Витте). Комитет министров был ликвидирован только 23 апреля 1906 года, вместе с отставкой Витте с поста председателя Совета министров. Функции Комитета министров были переданы в Государственный совет и Совет министров.

Литература

• Алексеева С. И. Святейший Синод в системе высших и центральных государственных учреждений пореформенной России, 1856-1904. СПб.: Наука, 2003; 2-е изд., стер. СПб.: Наука, 2006. 276 с.
• Алексеева С. И. Основные этапы развития аппарата государственного управления в России // Алексеева С. И. Политическая история России. Ч. 1. IX - начало XX вв. / С. И. Алексеева, О. В. Егоренкова, Т. Н. Захарова. СПб.: БГТУ, 2005. С. 182-281.
• Ремнев А.В. [library6.com/index.php/library6/item/208991 Самодержавное правительство. Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX - начало XX века)]. — М.: РОССПЭН, 2010. — С. 511.
• Бельдова М.В. Комитет министров // Государственность России (конец XV века — февраль 1917 года): Словарь-справочник. — М.: Наука, 1999. — Т. 2. — С. 347-352. — ISBN 5-02-008699-1.
• Середонин С. М. [elib.shpl.ru/ru/nodes/3751-seredonin-s-m-istoricheskiy-obzor-deyatelnosti-komiteta-ministrov-k-stoletiyu-komiteta-ministrov-1802-1902-v-7-t-spb-1902 Исторический обзор деятельности Комитета Министров: К столетию Комитета министров (1802—1902): В 7 т.]. — СПб., 1902.
• Ермолов А. Комитет министров в царствование императора Александра I. — СПб., 1891.

Ссылки

• Комитет министров // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Комитет министров

Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.