Комлев, Николай Георгиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Никола́й Гео́ргиевич Ко́млев
Дата рождения:

30 декабря 1924(1924-12-30)

Место рождения:

село Гари Пучежского района Ивановская область, СССР

Дата смерти:

10 декабря 1998(1998-12-10) (73 года)

Место смерти:

Москва, Российская Федерация

Научная сфера:

лингвистика, семиотика

Место работы:

МГУ имени М. В. Ломоносова

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Военный институт иностранных языков

Известен как:

филолог, переводчик, специалист по теории языка, семиотике, разработчик специфики языкового знака, теории мотивации выбора знака в языковом общении, учения о языковом понятии и учения о связи коннотации и денотации

Награды и премии:







.

Николай Георгиевич Комлев
Гражданство:

СССР, Россия

Отец:

Комлев Георгий

Мать:

Комлева Капитолина

Дети:

Ирута-Кристина Фольгер (Германия, 1955 г.р.), Галина (Москва, 1960 г.р.), Анна (Москва, 1989 г.р.)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Никола́й Гео́ргиевич Ко́млев (30 декабря 1924, с. Гари Пучежского района Ивановской области, СССР — 10 декабря 1998, Москва, СССР) — советский и российский филолог и переводчик. Специалист по теории языка, семиотике, разработчик специфики языкового знака, теории мотивации выбора знака в языковом общении, учения о языковом понятии и учения о связи коннотации и денотации.[1] Доктор филологических наук, профессор.





Биография

Родился в деревне Гари, Пучежского района, Ивановской (тогда Горьковской) области седьмым и самым младшим ребёнком в многодетной старообрядческой, со строгим патриархальным укладом, семье волжских речников Георгия и Капитолины Комлевых. Любовь и уважение к родителям он пронёс через всю жизнь. Особенно трепетно относился к матери Капитолине Ефимовне. Отец был арестован по ложному доносу и расстрелян в Казани в 1937 г.

С1942 по 1945 годы находился на фронте. Пройдя курсы в Чистополе, он отправился матросом-зенитчиком воевать на Ораниенбаумский пятачок.[1] О нём писала фронтовая газета, что матрос имел уникальный слух. По реву пролетающего самолета определял тип и загруженность военной летной техники. После войны остался служить на минном тральщике Балтийского флота.

В 1949 году Комлев поступил в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ), который окончил в 1954 году. Там он овладел в совершенстве немецким и польским языками.[1] В течение всей жизни Николай Георгиевич не прекращал совершенствовать их и стал первоклассным знатоком истории и диалектологии этих языков. По окончании вуза был отправлен в ГДР, в советскую воинскую разведывательную часть.

С ноября 1955 года, после возвращения в Москву, начал работать в Союзе писателей СССР консультантом-переводчиком. Здесь он сотрудничает с Борисом Полевым, Юрием Левитаном, Херлуфом Бидструпом и др. В июле 1962 года Комлев сопровождал Ю. А. Гагарина в поездке по Европе. Автограф первого космонавта бережно хранил всю жизнь. Работая переводчиком с Берлинским Национальным симфоническим оркестром, посещая репетиции и концерты, Комлев очаровывается классической музыкой. Николай Георгиевич стал постоянным зрителем Московской консерватории. Там он знакомится с Иегуди Менухиным, Натальей Гутман, Мстиславом Ростроповичем. Дома предпочитал работать под звуки классической музыки, собрал огромную коллекцию граммпластинок с автографами великих музыкантов. Практически любое произведение мировой музыки узнавал с первых аккордов

В июле 1956 года Комлев переходит на преподавательскую работу в МГУ имени М. В. Ломоносова.

В 1966 году на филологическом факультете защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата филологических наук по теме «Компоненты содержания слова». По материалам диссертации была издана монография «Компоненты содержательной структуры слова», которая выдержала пять изданий, вплоть до 2013 года. Комлев гордился тем, что уже потерявшему зрение А. Ф. Лосеву читали эту работу, и она удостоилась цитации великого философа в монографии «Знак. Символ. Миф» (М.: Издательство Московского университета, 1982). В 1976 году эта книга Комлева вышла в издательстве MOUTON (Гаага, Париж) на английском языке.

В 1969 году Комлеву присвоено учёное звание доцента.

В 1988 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора филологических наук по теме «Семантика слова в речевой реализации», которая в виде монографии «Слово в речи» также пережила много изданий. Через год Комлев становится профессором.

После автомобильной катастрофы умер в Москве 10 декабря 1998 года. Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.

Профессор Н. Г. Комлев является автором более 100 научных статей, учебников по немецкому языку, монографий по философии и теории языка, словарей иностранных слов, научно-популярных статей в СМИ. «Словарь новых иностранных слов» переиздавался более 10 раз. Ученый выступал на телевидении, радио. Вел две рубрики в газете «Книжное обозрение». Входил в комиссию Государственной Думы по разработке «Закона о государственном языке». Цитация трудов профессора достигла самых высоких показателей к концу 90-х годов прошлого века. Под руководством учёного были защищены 45 кандидатских и докторских диссертаций. Ученики живут и работают во многих странах, на всех континентах.

Научная деятельность

Главным объектом научных интересов Комлева являлось само языковое общение, которое он рассматривал как орудие культурной и хозяйственной жизни. И разработанная им философия языкового общения стала основой его дальнейших исследований. Он считал язык важнейшим средством управления обществом и способом социализации личности.[1] Мечтой ученого было создание междисциплинарной лаборатории в МГУ. Профессор поставил перед собой цель разработать ответы на три главных вопроса: как изучать язык, обучать языку, общаться посредством языка. Поскольку Комлев рассматривал эти вопросы как единство языковой жизни человека, то благодаря этому он занимался изучением психологии речевого общения и психологией языка. Им были изложены такие важнейшие гносеологические положения, как:[1]

  • нельзя наблюдать объект, не изменяя его
  • нельзя наблюдать объект, не нарушая восприятие его
  • нельзя интерпретировать наблюдения, не искажая правильного представления об объекте
  • нельзя передать интерпретацию наблюдения, не придав ему дополнительного искажения.

Комлевым была разработана специфика языкового знака, теория мотивации выбора знака в языковом общении, а также учение о языковом понятии и учение о связи коннотации и денотации, благодаря чему в будущем это позволило построить теорию вне контекста взаимоотношений в лексике и теорию отношения говорения к мышлению.[1]

Напишите отзыв о статье "Комлев, Николай Георгиевич"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Комлев, Николай Георгиевич

– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.