Коммерческое образование

Комме́рческое образова́ние — «имеет целью дать знания, полезные для торговой деятельности». В специальную отрасль народного образования выделяется в промышленно развитых странах в XIX веке, «когда чрезвычайное развитие торговли и появление громадных торгово-промышленных предприятий потребовали множества людей, специально подготовленных к службе в этих учреждениях». По составу дисциплин находится на стыке естественных (естественно-научное, горное, химико-технологическое), общественных (юридическое) и ряда других образовательных дисциплин, в преломлении через призму экономического образования.

В конце XX века в России на фоне общего падения языковой и терминологической культуры и обширных, не всегда оправданных заимствований, ка́лек с английского языка, термин «коммерческое образование» вытесняется уродливой, трудносклоняемой конструкцией «Бизнес-образование». Помимо «нейролингвистического» вреда, такая подмена терминов нарушает преемственность восприятия истории (в частности, истории развития рыночных отношений и системы коммерческого образования в Российской империи, традиций русского купечества и предпринимательства); отрезает доступ к целому пласту культурного наследия, искажая тем самым формирование менталитета новых поколений отечественных предпринимателей.

Коммерческое образование в XIX веке за рубежом

Германия

В 1892—93 учебном году гг. в Германии было

• 52 высшие коммерческие школы с 4865 учениками,
• 6 средних с 716 учениками,
• 193 низших с 18728 учениками.

Для поступления в высшие коммерческие школы Германии требовалось свидетельство об окончании 4 классов гимназии или реального училища. Курс обыкновенно 3-летний. При некоторых школах открыты одногодичные курсы для окончивших средние учебные заведения и желающих изучить коммерческие предметы. Есть ещё курсы со специальной целью, например академия дрогистов или частный практический институт конторских работ.

В средние коммерческие школы принимались ученики, окончившие общеобразовательные низшие училища. Курс двухлетний. Школы эти обыкновенно учреждаются при городских училищах.

Цель низших коммерческих школ — дать возможность молодым людям, находящимся на службе в торговых домах, приобрести необходимые для них сведения. Среднего типа для них установить нельзя. Продолжительность обучения колеблется между ½ и 3½ годами. На некоторых курсах преподается одно лишь счетоводство, с корреспонденцией и конторскими работами, в других — все специально коммерческие предметы. Занятия происходят вечером или ранним утром, или во время дневного отдыха, или по воскресеньям; особенными симпатиями пользуются вечерние школы с полугодичными курсами и свободным выбором предметов. Школьные издержки ложатся преимущественно на купеческое сословие, хотя многим школам оказывают денежную помощь государство и города.

Австро-Венгрия

В Австро-Венгрии высшие и средние коммерческие школы представляют много сходства с германскими. Низшая коммерческая школа заступает здесь место повторительной, которую, по закону, обязан посещать всякий состоящий в ученье у ремесленника, промышленника или купца. Содержание низших коммерческих школ вообще должно ложиться на общины, но многие из них содержатся торговыми палатами и товариществами или получают пособия от правительства.

• в Австрии насчитывалось 115 школ с 14271 учениками
• в Венгрии — 124 с 8915 учениками, в том числе 17 женских (в 1891/92 уч.г.)

Женские коммерческие курсы в Венгрии руководствующиеся общим учебным планом. На женские курсы принимаются девушки, окончившие первые четыре класса высшей женской городской школы, не старше 18 лет. Срок обучения — 8 месяцев.

При будапештской коммерческой академии был организован специальный двухгодичный «восточный» коммерческий курс, где преподавались румынский, сербский, болгарский, турецкий и новогреческий языки.

Франция

Во Франции насчитывалось лишь 7 высших и 4 средних коммерческих школ, в которых в 1886/87 уч.году было 1517 учащихся. Автор статьи в энциклопедии Брокгауза и Ефрона отмечает, что при этом «курс коммерческого образования во Франции был разработан значительно полнее; в особенности хорошо поставлен курс высших школ».

Высшие коммерческие школы Франции имеют двухлетний курс; они больше немецких и австрийских, приближаются к типу высших учебных заведений, но все-таки не удовлетворяют требованиям, какие предъявляются, например, к университетам. Наиболее широкое коммерческое образование дается в Ecole des hautes études commerciales в Париже.

Для средних школ к тому времени «был издан весьма целесообразный нормальный учебный план и программы, но они ещё не получили полного осуществления на практике».

Помимо них, существовало много других разнообразно организованных коммерческих школ для служащих. Коммерческие школы Франции содержались за счёт различных обществ, городов, частных лиц; правительство предоставляло субсидии только в некоторых случаях. Кроме коммерческих школ во Франции также действовало множество бесплатных или почти бесплатных коммерческих курсов, которые содержатся, по большей части, обществами, иногда городом или коммерческими школами. Так, например, одно такое общество — Association philotechnique — имело в 1885/86 уч.году в Париже 7 отделений для взрослых мужчин, 8 — для женщин и 4 смешанных. Город Париж содержал 15 курсов для девочек и 20 для мальчиков.

Италия

В Италии в 1886 г. было 18 коммерческих школ, в том числе 3 высшие. Как и в России, развитие коммерческого образования в Италии в XIX веке шло по линии технических школ и институтов (последние организовывали для этого в своей структуре специальные коммерческие отделения). Коммерческий курс технической школы в Италии составлял 3 года, а технического института 4 года.

В деле организации высших коммерческих школ Италия в XIX веке опережала другие европейские страны. В составе этих школ организовывалось три отделения:

1. коммерческое, с 3-летним курсом,
2. консульское, с 5-летним курсом, и
3. педагогическое, приготовляющее к преподаванию в коммерческих училищах, с 5-летним или 4-летним курсом.

В Италии правительство принимало на себя значительную часть ежегодных издержек на технические институты, школы и на высшие коммерческие школы. Кроме того, часть издержек покрывалось взносами муниципальных и региональных органов власти городов и провинций, а также торговых палат.

Североамериканские Соединённые Штаты (США)

По итогам 1893 года органы национальной статистики США получили отчёты от 233 коммерческих школ, в которых насчитывалось 1305 преподавателей (995 мужчин и 310 женщин) и 64858 учащихся (47710 мужчин и 14448 женщин). Сверх того, в коммерческих отделениях при общеобразовательных школах насчитывалось 17125 учащихся.

Автор статьи в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона констатирует, при огромных, несопоставимых с Европой количественных масштабах сети коммерческих школ в США, уровень и качество получаемого там образования отличался от Европы в обратную сторону. Среди указанных 233 заведений не было ни одной высшей коммерческой школы, и «преподавание в коммерческих школах носит утилитарный, практический характер; продолжительность курса от 3-х месяцев до 2-х лет».

Сравнительно короткий срок, 3—5 месяцев в начале обучения, отводились на прохождение курсов бухгалтерии, коммерческих вычислений, торгового права, корреспонденции и составления торговых документов. Затем ученики переходят в практическое отделение школы, где работают, последовательно, в учебном банке (в энциклопедии, буквально: «в примерном школьном банке»), комиссионной, страховой или транспортной конторе, торгово-промышленном доме и т. п. До окончания курса учащиеся обязаны прослужить на разных должностях, сначала исполняя простейшие работы, переходя затем к более сложным.

«Вместо экзаменов, ученики через определённые сроки дают отчёт в своих занятиях и самостоятельно разрабатывают вопросы из той или другой отрасли коммерческой деятельности (прим.: в XX веке эта дидакт. форма называлась case study). Особенное внимание обращено на сообщение ученикам привычки точно и ясно выражать свои мысли устно и письменно. Для этого каждое утро, до начала занятий, ученики, по выбору товарищей, произносят речи по вопросам коммерческой практики; устраиваются также специальные собрания учеников, на которых в прениях участвуют все желающие». Иностранные языки в коммерческих школах США по общему правилу не преподавались, ввиду кратковременности курса (и, очевидно, за ненадобностью).

Коммерческое образование в дореволюционной России

До 1894 года коммерческие училища находились в ведении министерства народного просвещения России.

9 (21) мая 1894 года Государственный совет получил Высочайшее утверждение своего мнения (была и такая форма государственного акта), что «вновь открывающиеся коммерческие училища должны состоять в ведении министерства финансов». Так в 1894 и поступили, передав минфину все коммерческие училища — и частные, и общественные. Для управления ими министерство открыло при своём департаменте торговли и мануфактур отделение по заведованию коммерческими учебными заведениями. 15 (28) апреля 1896 года вышло «Положение о коммерческих учебных заведениях», в соответствии с которым эти образовательные учреждения делились на два типа:

• коммерческие училища
• торговые школы

Тогда же была создана инспекция коммерческих учебных заведений.

Коммерческие училища по своему уставу и программе являлись средними учебными заведениями с продолжительностью курса 7—8 лет, дававшими по выпуску общее и специальное образование. В первых 5 классах преподавание основных предметов велось по сокращённым программам реальных училищ, но с большим объёмом практического курса иностранных языков. В двух старших классах изучались специальные предметы:

бухгалтерия коммерческая арифметика корреспонденция на русском и иностранных языках торговое и промышленное законоведение

политическая экономия коммерческая география химия товароведение

Выпускники коммерческих училищ получали право поступать в высшие коммерческие и технические учебные заведения. В начале XX века курс обучения в некоторых коммерческих училищах увеличился до 9 лет.

По состоянию на 1900 (год выхода 30-го тома Энциклопедии Брокгауза и Ефрона) все коммерческие училища, за исключением петербургского и московского, состояли в ведении министерства народного просвещения. Учащихся в них было: в СПб. коммерческом училище 502, московском — 582, Петровском — 488, Александровском — 595, одесском — 469 человек.

В 1906 году коммерческие училища были изъяты из ведения министерства финансов и переданы в ведение министерства торговли и промышленности России.

Демидовское коммерческое училище

Первое коммерческое училище возникает в России в то время, когда — по утверждению автора статьи в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона — «на Западе не было ещё ни одной школы с такой специальностью». В 1772 г. П. А. Демидов пожертвовал 205000 руб., дабы на капитал этот «заведено было коммерческое воспитательное училище». Его и учредили при воспитательном доме в Москве — благотворительном закрытом учебно-воспитательном учреждении для сирот, подкидышей и беспризорников, основанном в 1764 году по инициативе русского просветителя И. И. Бецкого.

Ученики обучались языкам французскому, немецкому и английскому, коммерческой арифметике, коммерческой корреспонденции и бухгалтерии, на русском и иностранном языках. В училище были воспитатели и воспитательницы, по преимуществу иностранцы, обязанные говорить с воспитанниками на иностранных языках. Детей, однако, приходилось набирать в Петербурге и отправлять их в Москву, так как, по словам И. И. Бецкого,

«к отдаче в коммерческое училище из тамошнего купечества и ниже кого из других желающих не явилось».

В конце концов в 1799 г. училище отделили от воспитательного дома, дали ему новый устав, и как самостоятельное учреждение перевели в Петербург. Как бы то ни было, через 13 лет это уберегло будущих воспитанников училища от перипетий пожара 1812 года (перед сдачей Москвы Наполеону ни одного из 350 сирот Воспитательного дома не эвакуировали, оставив их, а также размещённых в доме раненых и само здание на попечение И. А. Тутолмина).

В 1790 году Демидовское училище окончил В. С. Кряжев — публицист, переводчик, педагог.

Санкт-Петербург

Петербургское коммерческое училище (б. Демидовское)

В 1841 году устав переведённого в 1799 г. из Москвы Демидовского училища был изменён. В 1879 г. коммерческое училище получило новый устав, причисливший его к разряду средних учебных заведений. По этому уставу оно должно было давать учащимся общее образование и приготовлять их к коммерческой деятельности и к должностям бухгалтеров, контролёров, приказчиков в торговых конторах, на фабриках и в других подобных заведениях.

В училище принимали сыновей купцов, мещан и лиц других состояний, с 10-летнего возраста. Продолжительность обучения составляла — 8 лет, из которых 6 лет посвящались общеобразовательному курсу и 2 года — специальному. Кроме того, при училище был открыт приготовительный класс. В число специальных предметов, помимо иностранных языков, входили:

коммерческая арифметика техническая химия товароведение

бухгалтерия законоведение политическая экономия

корреспонденция история торговли коммерческая география.

Окончившим курс училища давалось звание личного почётного гражданина, а детям дворян и чиновников, при поступлении на государственную службу — чин XIV класса. Окончившим курс с отличием присваивалось звание кандидата коммерции.

Среди известных выпускников — советский актёр, лауреат двух Сталинских премий первой степени Н. В. Комиссаров.

Петровское коммерческое училище

В 1880 г. на средства петербургского купечества было открыто Петровское коммерческое училище. По его уставу в училище принимались дети купеческого сословия не моложе 9 лет. Училище имело 8 классов: 1 приготовительный, 5 общеобразовательных и 2 специальных. Образовательные программы и права учащихся были сходны с Петербургским коммерческим училищем.

Поначалу училище располагалось на Лиговском проспекте, а потом переехало на Фонтанку, 62. В 1900 году училище было награждено золотой медалью на Всемирной выставке в Париже.

Другие коммерческие училища Петербурга

В биографических данных на Википедии упоминаются также:

• Охтинское коммерческое училище и Царскосельское коммерческое училище — их директором был публицист, востоковед и археолог Яков Гурлянд.

См. также: Категория:Выпускники Выборгского коммерческого училища

• Выборгское восьмиклассное коммерческое училище (Финский пер., 5). Директор с основания до смерти в 1925 г. — П. А. Герман. В 1919 г. преобразовано в 157-ю трудовую школу, сохранившую его традиции и значительную часть педагогического коллектива (сущ. до 1930 г.).

Петербургский институт высших коммерческих знаний

В 1907 г. в Петербурге учреждаются Высшие коммерческие курсы, которые в 1910 г. преобразуются в Петербургский институт высших коммерческих знаний. В июне 1917 г. он переименовывается в Петроградский коммерческий институт, однако под этим названием институту фактически работать не довелось. В 1919 году он возобновляет работу под названием Петроградского института народного хозяйства. В 1930 его преобразовывают в Институт советской торговли (ныне Санкт-Петербургский торгово-экономический институт).

Москва

Московское коммерческое училище

Московское коммерческое училище было основано в 1804 году на средства московского купечества. Его устав и права были аналогичны СПб. коммерческому училищу; оба они находились в ведении учреждений Императрицы Марии и управлялись почётным опекуном, при участии советов, в состав которых входили представители местного купечества.

Московская практическая академия коммерческих наук

В том же 1804 г. в Москве основано было ещё одно коммерческое училище, которое в 1806 г. приняло название «Московской практической коммерческой академии», а позже переименовано в «Московскую практическую академию коммерческих наук». В 1810 г. в Москве учреждается среди купечества общество любителей коммерческих наук, которое и приняло в своё заведование академию. В 1851 г. общество и академия получили новый устав, действовавший и в настоящее время. В 1860-е гг. профессора академии проводили при ней ряд публичных бесплатных лекций по различным предметам коммерческой специальности. Лекции пользовались в Москве большой популярностью.

Александровское коммерческое училище

В 1885 г. открыто в Москве Александровское коммерческое училище. На содержание училища московское биржевое общество пожертвовало более 70 тыс. руб.

Московский Коммерческий институт

Открыт 19 февраля (4 марта) 1907 года как «Коммерческий институт московского общества распространения коммерческого образования». Ныне Российская экономическая академия им. Г. В. Плеханова.

Одесса

Одесское коммерческое училище Николая I

В 1851 г. одесское купечество составило акт об учреждении в Одессе, на средства купечества, высшего в крае специального коммерческого училища. Устав одесского училища утвержден только в 1861 г. По этому уставу училище имело только 4 специальных класса. От поступающих требовалось знание курса 4-х классов гимназии. Оканчивающие не пользовались правами, предоставленными другим подобным заведениям. В 1869 г. училище преобразовано в шестиклассное: 4 первых класса сделаны общеобразовательными, а два последних — специальными. Окончившим предоставлены некоторые из прав, которыми пользуются окончившие курс в других коммерческих училищах. Специальное коммерческое образование значительно понизилось в пользу общего образования. В настоящее время одесское купечество ходатайствует о преобразовании училища в высший коммерческий институт.

В 1907—1911 гг. в училище преподавал историк-славист А. В. Флоровский (1884—1968).

Как и в других коммерческих училищах России, в Одесском коммерческом училище Николая I еврейская квота была равна проценту бюджета школы, поставляемому еврейским купечеством Одессы, то есть, фактически не существовала (напротив, государственные гимназии, подчинявшиеся Министерство Просвещения, имели 10 % в черте оседлости, 5 % за её пределами и 3 % для обеих столиц).

Среди известных выпускников: русский советский журналист С. Л. Кугульский (1862—1954), журналист и публицист А.Кауфман (1855—1921). Учился (но не доучился и бросил, уйдя в море) музыкант и театральный критик З.-И.Ашкенази.

Самым знаменитымн выпускником О. К.У. был писател Исаак Эммануилович Бабель (1894—1940), который перевелся из Коммерческого училища им. Витте в г. Николаеве во 2-й класс О. К.У. в январе 1906 г. и закончил О. К.У. в 1911 г. (продолжив обучение в Киевском Коммерческом Институте, который окончил в 1916 г. со степенью «Кандидата» экономическич наук, будучи уже зачисленным на юридический факультет Петроградского Психоневрологического ин-та).

Также в Одесском коммерческом училище обучался (окончил 6 классов) будущий Главный Редактор газеты "Правда", Глава Наркомата Гос. Контроля СССР Мехлис Лев Захарович.

Рига

Открытый ещё в 1862 году Рижский политехникум был вообще первым специальным политехническим учебным заведением в России и одним из немногих в числе аналогичных учебных заведений Европы последней трети XIX века. Коммерческое отделение было одним из 8 отделений Рижского политехнического училища, и здесь

наиболее полного развития курс коммерческого образования достиг…, главным образом благодаря тому, что этому училищу с самого основания было предоставлено много простора.

и потому к началу XX века уровень коммерческого образования его выпускников был

не ниже того, какое дают высшие коммерческие школы во Франции и в Антверпене.

В число учащихся принимались лишь окончившие 6 классов общеобразовательных заведений, и потому программа была рассчитана только на 3 года, включая лишь специальные предметы. В их числе:

коммерческая география статистика коммерческая арифметика конторское дело и счетоводство политическая экономия

энциклопедическая химия энциклопедическая физика наука о финансах история торговли история народного хозяйства

торговое, вексельное и морское право товароведение коммерческая практика учреждение рижской торговли

Харьков

Харьковское коммерческое училище Императора Александра III

Инициатором создания училища был харьковский купец, коммерц-советник Н. В. Орлов, активный деятель Харьковского купеческого общества. Впервые инициатива создания училища была выдвинута в 1868 г., однако, из-за изменения законодательства о городском самоуправлении не была реализована. Вновь, долго вынашиваемая инициатива была выдвинута Харьковским купеческим обществом в феврале 1888 г. Реализацию проекта ускорили события, связанные с крушением императорского поезда и чудесным спасение царской семьи под Харьковом. В обстановке патриотического подъёма чрезвычайное собрание ХКО 26 октября 1888 г. окончательно одобрило вопрос о создании училища.

Создание училища должно было предотвратить выход потомков купеческих фамилий из сословия, что они как правило делали, получая высшее образование, не имевшее в то время специального коммерческого профиля. Исходя из этого, училище должно было иметь элитный характер и обеспечивать высокий уровень профессиональной подготовки, соответствующий будущим «руководителям торгового дела». На протяжении последующих десятилетий оформилась практика благотворительных стипендий для неимущих учащихся (в 1910 г. бесплатно обучались 85 учащихся из 291).

Согласно уставу (1993 г.), скорректированному после принятия общего Положения о коммерческих учебных заведениях (1896 г.), училище имело статус государственного учебного заведения. Однако, вопросы внутренней жизни ХКУ решались Попечительным Советом, избираемым купеческим обществом. (Председатель Н. В. Орлов, с 1902 г. И. К. Велитченко, членами совета в разное время были А. К. Алчевский и Н. Ф.фон-Дитмар). Училище финансировалось за счёт самообложения членов Харьковского купеческого общества и платы за обучение. В 1893 г. училище получило построенный по специальному проекту А. Н. Бекетова корпус (ныне — памятник архитектуры), к преподаванию были привлечены профессора и преподаватели университета и технологического института, были устроены специальные учебные кабинеты, лаборатории, торговый музей.

Как и в других коммерческих заведениях России, успешно закончившие курс училища получали с аттестатом звание личного почётного гражданина; лучшие выпускники — степень кандидата коммерции; отличники награждались золотыми и серебряными медалями. Училище готовило специалистов высшей квалификации для торговых и промышленных предприятий.

Харьковский коммерческий институт

Создан в 1912 г. как вечерние Высшие коммерческие курсы, действовавшие при Харьковском коммерческом училище, по инициативе проф. Н. И. Палиенко и при поддержке общественности города. Курсы финансировались за счёт платы за обучение и взносов членов Харьковского купеческого общества.

Учебный план курсов изначально был ориентирован на стандарт института. Курсы имели один факультет (экономический, декан М. Н. Соболев), где на старших 3 — 4 курсах обучение строилось по циклам: экономическо-коммерческому, педагогическому (для подготовки преподавателей средних коммерческих учебных заведений), банково-страховому, местного хозяйства, промышленному (горнопромышленная группа). Курсы действовали на началах академического самоуправления, общие вопросы жизни учебного заведения решал Попечительный совет (предс. коммерции-советник И. К. Велитченко).

В 1916—1917 уч. году, после переезда в построенный по проекту А. Н. Бекетова корпус, общий контингент курсов составил 1226 студентов и студенток и 186 вольнослушателей, в том числе на первом курсе 854 учащихся: 462 студента, 326 студенток, 48 вольнослушателей и 18 вольнослушательниц. Обучение вели 58 преподавателей: 15 профессоров, 2 приват-доцента, 33 преподавателя и 8 ассистентов.

В 1916 г. специальным законопроектом курсы получили статус Коммерческого института.

В ХКИ с 1915 г. начало работу первое в России научно-исследовательское экономического учреждение — Кабинет экономического изучения России. Созданный по инициативе проф. П. И. Фомина, Кабинет издавал Бюллетени и проводил исследования по заказам коммерческих заведений, государственных учреждений и местного самоуправления.

В 1918—1920 гг. в ХКИ обучался будущий Нобелевский лауреат С. Кузнец.

В 1920 г. реорганизован в Харьковский институт народного хозяйства.

Киев

Предшественником Киевского коммерческого института (ККИ) были основанные в 1906 году по инициативе профессора-историка Митрофана Довнар-Запольского частные Высшие коммерческие курсы под эгидой Министерства торговли и промышленности. Был подан и проект устава заведения как коммерческого института. Его утверждение затянулось до 12 (25) мая 1908 года, причём на волне «демократизации», поднявшейся после Манифеста 17 октября 1905 г., поначалу удалось вообще избежать упоминания о еврейской квоте. В ККИ сразу же устремилась еврейская молодежь из других городов империи. Из Одессы приехал учиться в ККИ будущий писатель Исаак Бабель; из Риги — Шлиомо Вовси (он же артист и режиссёр Соломон Михоэлс); из Брест-Литовска — Вольф Шлиомович Высоцкий, чьё имя прославил его внук, Владимир Семёнович Высоцкий.

В 1912 году институту предложили устранить недочёты в уставе и получить права, равные с другими государственными учебными заведениями России. Цена вопроса — ввести 5 % еврейскую квоту. При том, что к концу 1911/1912 учебного года иудеи составляли примерно 60 % общего числа слушателей института, большая их часть встала перед выбором: перейти в разряд вольнослушателей (то есть слушать лекции «на птичьих правах» в ожидании освободившихся вакансий), либо выкреститься в православие. Последний вариант к лету 1913 года предпочло 80 человек.

Структурно ККИ был разделён на 2 отделения: экономическое и коммерческо-техническое. Сверх того, для более детального изучения некоторых отраслей знания были учреждены подотделы:

• Железнодорожный
• Страховой
• Банковый
• Педагогический
• Земско-городской

При открытии курсов в 1906 году было 239 слушателей. По состоянию на 15 сентября 1913 года в институте обучалось 3942 чел., в том числе по сословному происхождению:

Дворяне — 179 Почётные граждане — 126 Мещане — 1710

Крестьяне — 325 Духовенство — 690 Чиновники — 172

Военные — 101 Купеческое — 407 Иностранцы — 31

Прочие — 93

После революции, в 1920 году на базе ККИ был создан Киевский институт народного хозяйства им. Коротченко.

В 1907—1913 гг. в ККИ учился, и в 1913—1915 г. преподавал известный сионист Соломон Гольдельман (1885—1974; псевд. С.Золотаренко и С.Золотов). В 1916 году в институт поступил приехавший из Владимира А. И. Безыменский(1898—1973); в том же году будущий известный советский поэт вступил в РСДРП(б). В 1911—1915 гг. в институте основы коммерции освоил будущий протопресвитер РПЦЗ (Австралия, Новый Южный Уэльс) В. Н. Лотоцкий (1888—1974)

Средние специальные учебные заведения

Средние специальные учебные заведения России, для выпускников которых были не столь принципиальны сословная миграция выпускников (звание личного почётного гражданина помогало пересечь черту оседлости и давало право устройства на государственную службу), накладывали на обучение менее жёсткие ограничения по национальному признаку. М.Кальницкий и Б.Хандрос пишут:

Нередко демонстрировали вполне благоприятное отношение к евреям средние коммерческие училища Киева. В Первом коммерческом училище, содержавшемся Киевским купеческим собранием, дело было поставлено чисто по-купечески: какой процент бюджета заведения обеспечивают евреи, такой процент еврейских учащихся туда и поступит. Богачи-иудеи не ударили пейсами в грязь. Мало того, что их взносы обеспечивали свыше половины потребностей училища, но и само его здание (сейчас — ул. Воровского, 24) было построено на средства одного из богатейших киевских евреев Льва Бродского.

Как Первое, так и Второе коммерческое училище г. Киева держали в своём штате преподавателей иудейской религии.

Курсы коммерческих знаний в различных городах

Кроме училищ, содержимых за счет купеческих обществ, в нескольких городах России действовали частные курсы. Так, в Петербурге действовали частные курсы коммерческих знаний Вальденберга, курс бухгалтерии A.M.Вольфа, счетоводные курсы Ф. В. Езерского, Высшие коммерческие курсы Побединского, женские курсы П. О. Ивашинцовой. Последние имели довольно обширную программу; для поступления требовался аттестат 7-классной гимназии или института.

Наряду с училищами, находившимися в ведении государственных министерств, в России действовали и частные коммерческие училища. Из них можно упомянуть Одесское коммерческое училище Файга, в котором учился (но был отчислен) известный советский артист эстрады, певец и киноактёр Леонид Утёсов.

Коммерческие отделения при реальных училищах

Помимо коммерческих училищ с 1872 г. стали учреждаться коммерческие отделения при многих реальных училищах. Курс продолжался два года; в состав входят, кроме общеобразовательных предметов, два новых языка — французский и немецкий, а также

• коммерческие вычисления
• коммерческое письмоводство и книговодство
• коммерческая география и коммерческая экономия (на эту последнюю уроков в учебном плане не положено, она указана только в программе).

На коммерческие отделения ученики реальных училищ переходили по окончании 4 классов. Число таких учеников было значительно меньше, чем на других отделениях. К рубежу XIX—XX веков как число коммерческих отделений, так и число учащихся в них в стало заметно уменьшаться. Многие реальные училища вынуждены были вовсе закрыть коммерческие отделения, за недостатком учеников.

Коммерческие гимназии

В эпоху реформ Александра I, затронувших в начале XIX века и образование, в России вновь открывались не только университеты и училища, но и специализированные гимназии.

24 января (5 февраля) 1803 года Александр I утвердил «предварительные правила народного просвещения», в соответствии с которым началась разработка учебных планов заведений разных уровней. По одному из них, составленному для всех гимназий по образцу французских лицеев, предполагалось обучение начальным основаниям всех наук, в том числе одна ставка учителя предполагалась для ведения следующих курсов:

Г. Естественная история, технология и коммерческие науки — один старший учитель, 16 ур.

• III кл. — естественная история, приноровленная к сельскому и лесному хозяйству, и
• IV кл. — естественная история в более широких размерах, технология и наука о торговле

Кроме того, учитель истории и географии должен был преподавать:

• в III кл. — общую статистику
• в IV кл. — статистику Российской империи,

а учитель философии и изящных наук:

• в IV кл. — право естественное, право народное и политическую экономию.

В числе дисциплин, необходимость обучения которым доказывали реформаторы, было и товароведение. В 1803 году Главное правление училищ составило список книг, одобренный для употребления в гимназии, в который, наряду с другими вошли 6-томный «Коммерческий словарь» 1787 год и торговая энциклопедия Людовици. На всю Россию создали две специальные коммерческие гимназии: в Одессе (1804) и Таганроге (1806). Две — немало, если учесть, что к 1824 году по всей России действовало 49 гимназий с 5491 учащимися, а в 1891 — всего-то 180 (сто восемьдесят) гимназий и 59 прогимназий с 61079 гимназистами и гимназистками на всю «шестую часть земного шара». Поэтому, хоть реформаторы и добились, чтобы учебники по коммерции были в каждой гимназической библиотеке России, степень реальной пользы населению (а также расходов казны) можно себе представить из этих цифр.

---

Коммерческие гимназии состояли из:

1. приходского училища,
2. уездного училища, и
3. собственно гимназии.

В уездном училище проходили, в том числе, «физические и технологические замечания, полезные для местной промышленности». В гимназическом отделении — всеобщую грамматику, новогреческий и итальянский языки, а также:

• алгебру и арифметику, «приспособленные к коммерции»
• основания естественного права
• коммерческую географию
• бухгалтерию

и прочую науку коммерции: познание фабрик и товаров, история коммерции, коммерческие и морские права. В 1817 году одесская коммерческая гимназия была упразднена. Более долгая жизнь оказалась суждена таганрогской коммерческой гимназии: хоть в 1837 году её и преобразовали в классическую, но учебное заведение сохранилось, и действует поныне (сегодня это — Гимназия № 2 им. А. П. Чехова).

Коммерческое образование в СССР

1918—1927

Уже в годы Первой мировой войны из системы народного просвещения и образования России выпали учреждения, оказавшиеся на оккупированной врагом территории. Часть из них оказалась на территории губерний, где в состоянии оккупации объявлялось о независимости вновь создаваемых (т. н. лимитрофных) государств. После Великой Октябрьской социалистической революции, в годы Гражданской войны некоторые университеты и училища приостанавливали или вовсе прекращали свою деятельность в период смены властей.

Первой, насущной задачей новой Советской власти в области народного образования была ликвидация массовой неграмотности: 4/5 населения великой империи были безграмотны. В октябре 1918 ВЦИК утвердил «Положение о единой трудовой школе РСФСР», которое узаконивало обязательное бесплатное и совместное обучение всех детей школьного возраста от 8 до 17 лет. Сохранившиеся здания и помещения бывших средних коммерческих учебных заведений, по общему правилу, использовались для возобновления учебного процесса, уже в качестве школ 1-й либо 2-й ступеней (градация, вновь введённая этим Постановлением ВЦИК).

Низкий общеобразовательный уровень населения потребовал от советской власти организовать предварительную подготовку трудящихся, желавших получить высшее образование. В 1919 году в Москве открываются для этого вечерние курсы, в дальнейшем вошедшие в систему рабочих факультетов (сокр. рабфаков). Прообраз первого рабфака Советской России начал действовать, по инициативе М. Н. Покровского в том же 1919 году на базе бывшего Московского Коммерческого института</u> (впоследствии Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова, ныне Российская экономическая академия. В том же году возобновляет работу и Петроградский коммерческий институт, который становится, аналогично московскому, Институтом народного хозяйства. Институты народного хозяйства на базе ликвидируемых коммерческих институтов были созданы и на Украине (см. Харьковский институт народного хозяйства).

В период наиболее сильного расстройства денежного обращения и разрушения внутренних товаропотоков в экономике, в период 1918—1920 гг. государство было вынуждено проводить политику военного коммунизма, в том числе организовывать безденежный продуктообмен. Как таковая, безденежная экономика не требует большого числа специалистов с коммерческим образованием. Однако «военный коммунизм» рассматривался не как перспективная политика, а как временная мера. Это подтверждает и тот факт, что несмотря на самый разгар Гражданской войны, и на то, что советская власть утвердилась далеко не по всей стране, в декабре 1918 года Наркомфин принимает решение о создании Московского финансово-экономического института.

Этот специализированный финансовый вуз не имел аналогов в Российской империи. По уровню своей подготовки его выпускники с высшим образованием покрывали будущие потребности экономики в части учётно-экономических специальностей — их подготовку до революции в известной степени обеспечивали высшие коммерческие училища. В дальнейшем эта подотрасль расширялась за счёт средних специальных заведений (техникумов), в том числе учётно-кредитных и торговых.

В те же 1920-е годы получает, наконец, свою академическую и материально-техническую базу товароведение (см. по ссылке) — одна из базовых дисциплин коммерческого образования, которую, вплоть до революции, преподавали, в основном, по зарубежным учебникам, не ориентированным на широкую и специфическую номенклатуру внутреннего рынка России, и объективно быстро устаревавшим в силу ускорения научно-технического прогресса и появления новых товаров. В этой образовательной подотрасли также организовывались средние специальные учебные заведения. К концу 1920-х годов одним из ведущих центром подготовки специалистов с высшим образованием в области товароведения и торговли («по-старому», коммерции) становится Ленинградский институт народного хозяйства, получающий при преобразовании в 1930 году название Института советской торговли (ныне Санкт-Петербургский торгово-экономический институт).

Хотя проводившаяся в 1921-28 гг. «Новая экономическая политика» (НЭП) и сопровождалась видимым восстановлением многих «старорежимных» элементов, включая частное предпринимательство, сам термин «коммерческий», заимствованный ещё в петровскую эпоху из германских языков, стал выпадать из лексикона, заменяясь русским словом «торговый». Однако понятие «коммерческий» применительно к образованию выходит из употребления как термин, но не как объект. Вновь созданная в СССР система высших и средних специальных учебных заведений перекрывает практически всю область знаний, необходимых для подготовки работников сферы внутренней и внешней торговли, финансов и кредита, изучения внутреннего и внешних товарных рынков, развития товароведения — то есть всех сфер, в которых до революции трудились выпускники коммерческих школ, училищ и институтов.

1928—1988

Принятие в 1927 году Первого пятилетнего плана (1929—1932) обозначило переход СССР от смешанной многоукладной экономики к плановой социалистической:

…только то строительство может заслужить название социалистического, которое будет производиться по крупному общему плану, стремясь равномерно использовать экономические и хозяйственные ценности.

Чтобы реализовать этот принцип, в 1928—1930 годы потребовать кардинально реформировать, а во многом и создать заново, с чистого листа всю систему управления экономикой, финансовых и хозяйственных органов; отладить сбор и обобщение статистической и другой коммерческой информации в масштабах страны. Активизация внешнеэкономических связей повлекла за собой необходимость активизировать сбор информации, доставку и товароведческую экспертизу по обширной номенклатуре новых товаров с внешних рынков. Наконец, изменилась и хозяйственно-правовая основа. Соответственно, потребовалось реорганиовать всю систему торгово-экономического образования в СССР.

Многопрофильность образовательных программ коммерческих институтов Российской империи, где под одной крышей обучали и товароведению, и банковскому делу, и счетоводству, и политической экономии была адекватна потребностям, в общем-то, не самого сильного индустриального базиса, созданного к 1914 году. Управленческая же надстройка его также была подчинена насущным задачам развития народного хозяйства России не в большей мере, чем доля русского капитала в соответствующих компаниях.

Проведённая в 1930 году реформа системы высшего образования обеспечила необходимую специализацию вузов на важнейших направлениях общего «коммерческого дела». Стандартизация учебных программ применительно к перечню специальностей — лишь организационный, технический момент этой реформы. Главное же состояло в том, чтобы каждый вуз, работающий по общим для всей страны программам, одновременно являл собой и научно-исследовательский центр, со своим уникальным коллективом профессоров, разрабатывающих те или иные — ведущие для данного вуза — направления.

В 1931 году по инициативе наркома (министра) внешней и внутренней торговли СССР (а позднее наркома снабжения) А. И. Микяона при СНК СССР создаётся Всесоюзная академия внешней торговли — центр подготовки специалистов и исследования конъюнктуры мировых рынков. С 1939 года академия получает статус высшего учебного заведения для подготовки лиц с высшим образованием по специальности «Международные экономические отношения». 14 октября 1944 года СНК СССР, в предвидении неизбежности Победы, и следующим за ней восстановлением и активизацией международных связей, в том числе экономических, преобразует созданный годом ранее международный факультет МГУ в Институт международных отношений. Из трёх его факультетов два — международных экономических отношений и международного права — принимают на себя ещё один важнейший образовательный компонент коммерческого образования.

Финансы и кредит выделились в СССР в отдельную образовательную подотрасль, представленную такими вузами, как вновь созданный в 1918 году Московский финансовый институт (МФИ), и Ленинградский финансово-экономический институт (ЛФЭИ), преобразованный в 1930 году из экономического факуль­тета Ленинградского политехнического института.

В силу столичной своей дислокации Московский институт народного хозяйства (МИНХ) им. Г. В. Плеханова (в 1919—1924 им. К.Маркса) сконцентрировался на задачах, всесоюзных по своим масштабам, и долгие годы был главной кузницей кадров Госплана и Госснаба СССР: в вузе было организовано два отдельных факультета повышения квалификации (ФПК) для этих работников. Помимо них в МИНХ были факультеты:

общеэкономический экономики промышленности экономики и планирования материально-технического снабжения экономической кибернетики торгово-экономический

финансовый товароведения промышленных товаров товароведения продовольственных товаров технологический механический

а также заочный факультет и ФПК преподавателей вузов и техникумов.

Зато ленинградский ИНХ стал Институтом советской торговли им. Ф.Энгельса (ЛИСТ): одним из приоритетных направлений этого второго по значению в СССР после МИНХ торгово-экономического вуза стало товароведение. Многие выпускники ЛИСТ работали в системе Торгово-промышленной палаты на экспертизе экспортно-импортных грузов — Ленинград был важнейшим внешнеторговым портом СССР:

Ни один порт в Союзе не имеет такого обширного ассортимента ввозимых и вывозимых товаров

Бывшее же Харьковское училище ещё в начале 1920-х годов специализировалось в области юриспруденции; однако хозяйственное право изучалось и разрабатывалось чаще не в специальных вузах, а на юридических факультетах университетов.

Понятие университета было и в Российской империи, и в СССР уникальной, высшей титулатурой. Звание университета носили лишь действительно универсальные вузы, многочисленные факультеты которых представляли все направления знаний, каждое из которых представляло собой сильнейший центр оригинальной научной мысли в масштабах всей страны. Словосочетание «Университет рыбного хозяйства» вызывало в XIX—XX веке у образованных людей такую же ироничную реакцию, как и «рыбный универмаг», и хрестоматийный «профессор кислых щей».

Перед войной, в 1940 году в Ленинградском университете открывается экономический факультет (в МГУ экономический факультет создан в 1941 году). При создании предполагается, что эти университетские факультеты принимут на себя подготовку специалистов в области планирования народного хозяйства (в том числе торговли), отчасти разгружая тем самым институты народного хозяйства.

1988—1991

Вскоре после избрания Генеральным секретарём ЦК КПСС М. С. Горбачёва (март 1985 г.), начавшего т. н. перестройку в СССР, наступило резкое ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры. Обвальное падение цен на нефть (с $30,35 за баррель в октябре 1985 г. до $10,43 в марте 1986 г.) резко снизило экспортную выручку: поступления в бюджет от экспорта нефти сократились в 1985—1986 г. на 30 %. Соответственно сократился и импорт, что повлекло за собой дальнейшее обострение дефицита потребительских товаров.

Пытаясь найти выход в расширении частнопредпринимательской инициативы, правительство приняло ряд нормативных актов: 19 ноября 1986 г. — Закон СССР «Об индивидуальной трудовой деятельности»; 13 января 1987 г. — Постановление № 48 Совета министров СССР, разрешившее создание совместных предприятий с участием организаций и фирм капиталистических и развивающихся стран; 5 февраля 1987 г. — Постановление Совмина СССР «О создании кооперативов по производству товаров народного потребления». Закон «О кооперации в СССР» от 26 мая 1988 г. разрешил кооперативам заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе торговлей. Все эти меры немедленно повлекли за собой резкое повышение спроса на учётных работников. Возрос спрос и на лиц, имеющих коммерческий опыт работы с зарубежными контрагентами.

Литература

Нариси з історії Харківського національного економічного університету: Монографія / Д. Ю. Михайличенко, В.Є.Єрмаченко, О. А. Сахно, Під заг. ред. В. С. Пономаренка.- Х.: ВД «ІНЖЕК», 2005. — 326, CIV с. [web.archive.org/web/20120402064212/www.hneu.edu.ua/hneu/files/Mihailichenko/7.pdf]

См. также

Харьковский институт народного хозяйства

Харьковский коммерческий институт

Харьковское коммерческое училище Императора Александра III

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Коммерческое образование

Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.