Коммунистическая партия Израиля
| Коммунистическая партия Израиля (МАКИ) | |
| המפלגה הקומוניסטית הישראלית (מק"י) | |
 | |
| Страна: | |
|---|---|
| Лидеры: |
Мухамад Нафа |
| Основатели: |
Самуил Микунис, Моше Сне |
| Дата основания: | |
| Дата роспуска: | |
| Идеология: |
политическая партия Израиля крайне левого направления. |
| Союзники и блоки: | |
| Мест в кнессете: |
4 / 120 |
| Сайт: |
[www.maki.org.il/ www.maki.org.il] |
Коммунистическая партия Израиля (КПИ) (сокр. МАКИ от ха-Мифлага ха-коммунистит ха-исраэлит — ивр. מק"י, ивр. המפלגה הקומוניסטית הישראלית) — политическая партия Израиля крайне левого направления.
Содержание
История
Создана в марте 1919 года как Социалистическая рабочая партия, в 1921 переименована в Палестинскую коммунистическую партию (ПКП, Палестинише Комунистише партай).
Первоначально поддерживала «палестинизм» — идею сосредоточения еврейских рабочих на территории Израиля. В 1924 году вступила в Коминтерн и начала отмежевание от идей сионизма, выступая в поддержку арабского национального движения. Работала в подполье.
Беспорядки в Палестине в 1929 году ввергли ПКП в острый кризис, по указанию Коминтерна была проведена «арабизация» партии, назначен новый ЦК во главе с Р. аль-Хилу. Внутрипартийные арабо-еврейские противоречия обострялись также в период Арабского восстания (1936—1939) и подписания Пакта Молотова — Риббентропа и в 1943 году по вопросу отношения к организации Еврейской бригады в составе британской армии.
После создания в 1948 году Государства Израиль и соответствующего переименования, партия восстановила единство под руководством С. Микуниса. Выступая в русле традиционной просоветской политики, КПИ требовала выполнения резолюции ООН о разделе Палестины на еврейское и арабское государства.
Арабский вопрос снова расколол партию после решения Н. Хрущёва в 1964 году наградить Международной Ленинской премией и званием Героя Советского Союза националистического лидера Алжира Ахмеда Бен Беллу. В августе 1965 года на отдельных съездах возникли две параллельные структуры: КПИ во главе с Микунисом и КПИ во главе с Меиром Вильнером (или Новый коммунистический список — Решима комунистит хадаша, РАКАХ). В советской историографии это трактовалось как «исключение» или «откол» «шовинистической просионистской группы Микуниса-Снэ».
КПИ Микуниса довольно быстро эволюционировала в сторону сионизма, одобрив политику правительства Израиля в ходе Шестидневной войны 1967 и отказавшись от программного требования отступления со всех завоёванных территорий. На выборах 1973 года вступила в левосионистский блок Мокед («Фокус») и после создания одноимённой партии фактически растворилась в ней.
По просьбе Меира Вильнера в СССР стажировались активисты партии. Так, в 1979 и 1980 годах специальную подготовку получил Дорон Вильнер — сын Меира Вильнера[1][2].
«РАКАХ» (в 1980-е годы вернувшая историческое название МАКИ), осудив действия Израиля в Шестидневной войне, получила поддержку и признание СССР и продолжила проводить последовательную антисионистскую политику за равноправие израильских арабов, за осуждение Кэмп-Дэвидских соглашений 1979 года, за признание ООП законным представителем палестинского народа, против проамериканского курса правительства.
Партия финансировалась ЦК КПСС, переправлявшим денежные суммы через КГБ СССР. Так, в 1980 году израильские коммунисты получили в своё распоряжение 400 тыс. долларов[3].
В 1990-е годы Компартия стала ведущей силой Демократического фронта (блок Хадаш) и продолжала «сохранять за собой статус самой мощной партии арабского сектора» (Политические партии Израиля, 1998), преимущественно за счёт «арабизации» руководящих органов, внешним проявлением чего стало избрание в 1990 году генеральным секретарём Тауфика Туби. В кнессете коммунисты стабильно имеют 3-5 мест, иногда входя в состав «запирающего блока» коалиции, поддерживая соглашения Израиль-ООП «Осло-1» (1993) и «Осло-2» (1995). С конца 90-х годов депутатами кнессета от этой партии были только арабы, однако с 2006 года депутатом является также еврей Дов Ханин.
Формула урегулирования израильско-палестинского конфликта, изначально принятая Компартией, — «два государства для двух народов», была с 1988 г. взята на вооружение также левыми сионистами (Мапам, Движение за права гражданина, Шиннуй), с 1992 г. признана Израильской партией труда (Авода), а с конца 1990-х гг. разделяется и значительной частью избирателей Ликуда.[4]
Генеральные секретари
- Радуан аль-Хилу: 1930—1943
- Шмуэль Микунис: 1946—1973
- Меир Вильнер: 1965—1990 (до 1969 — секретарь)
- Тауфик Туби: 1990—2001
- Мухаммед Бараке: 2001—2007
- Мухамад Нафа: 2007—н. в.
Напишите отзыв о статье "Коммунистическая партия Израиля"
Примечания
- ↑ [psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/terr-wd/ct164-79.pdf О просьбе руководства Компартии Израиля. Пост. С-та ЦК. Спецподготовка Д.Вильнера]
- ↑ [psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/terr-wd/ct243a80.pdf О просьбе Генерального секретаря ЦК КП Израиля М.Вильнера. Пост. С-та ЦК. Спецподготовка Д.Вильнера]
- ↑ [psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/com-com/int80-5.pdf Вопрос Международного отдела ЦК. Решение Политбюро № 230/34. Финансовая помощь компартиям.]
- ↑ [www.eleven.co.il/article/12175 Коммунистическая партия в Израиле] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
Ссылки
- [www.isra.com/lit-29552.html «В коммунистической бригаде...»] Евгения Кравчик, «Новости недели, 9 May 2006
- [www.knesset.gov.il/faction/eng/FactionPage_eng.asp?PG=72 Maki] (сайт Кнессета)
- [www.archive.org/details/CommunismInIsrael Communism in Israel] by Fayez Sayegh
Отрывок, характеризующий Коммунистическая партия Израиля– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.Наташа стала надевать платье. – Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный. – Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки. – Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки. – Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно! Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно. – Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней. – Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу. В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье. – Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться. – Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки. – Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата… – Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша. – Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!… В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду. Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых. Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали. Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей. В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях. Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской. Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь? – Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев. В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее. «Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она. Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале. – Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться. – А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен. – Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены. Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью. – Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи. – Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый! Навигация | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
