К:Политические партии, основанные в 1930 году
К:Исчезли в 1989 году
Коммунистическая партия Малайи (КПМ; малайск. Parti Komunis Malaya) — коммунистическая партия в Юго-Восточной Азии, основанная в 1930 году. Вела вооружённую борьбу против японских, а затем против английский войск.
История
Основана 30 апреля 1930. Изначально в партии преобладали индийцы, а с 1935 значительный процент стали составлять китайцы. 1-й съезд партии состоялся в 1935. Помимо собственно Малайи и Сингапура, партия действовала в Таиланде и Голландской Ост-Индии, не имевших тогда собственных компартий.
КПМ в годы 2-й мировой войны
В годы Второй мировой войны 1939—45 КПМ с 1941 вместе с другими национально-патриотическими силами вела вооруженную борьбу против японских оккупантов.
После высадки японских войск в Малайе представители КПМ предложили британскому командованию сотрудничество в создании ополчения и партизанских отрядов. Коммунисты, в том числе политзаключенные, выпущенные из тюрем, стали костяком ополчения, вместе с регулярными войсками оборонявшего Сингапур в декабре 1941 — январе 1942 и участвовавшего в нападениях на тылы и коммуникации японских войск
Летом и осенью 1942 оккупационные власти нанесли по КПМ ряд ударов, однако зимой 1942—1943 компартия смогла перегруппировать свои силы, укрепить подпольные организации, партизанские отряды и боевые группы, начала наращивать вооруженную борьбу против японцев. КПМ возглавила антияпонское движение народов Малайи, Саравака и Сабаха. Под её руководством была создана Антияпонская армия народов Малайи (МПАЙЯ), действовавшая во всех штатах и княжествах на материке.
В своей работе КПМ и МПАЙЯ опирались на многочисленные массовые организации, включавшие представителей различных социальных групп. Коммунисты явились организаторами крестьянских союзов, сыгравших важную роль в воспитании своих членов в духе понимания целей освободительной борьбы всех национальностей, населяющих Малайю. Компартия руководила основной гражданской организацией движения Сопротивления — Антияпонским союзом народов Малайи. Одним из важных документов, принятых КПМ, стали «9 пунктов программы антияпонской борьбы» (февраль 1943), в которых упоминалось о необходимости после победы добиться создания независимой Малайской демократической республики, осуществление суверенитета народа, обеспечить равные права представителям всех национальностей страны.
Руководство МПАЙЯ осуществлял Центральный военный комитет Коммунистической партии Малайи, дислоцировавшийся в Паханге. Центральному военному комитету подчинялись районные военные комитеты КПМ. Антияпонская армия была небольшой по численности (до 10 тысяч бойцов к концу войны), но хорошо организованной и отвечавшей требованиям сложившихся условий борьбы. В каждом султанате боевые действия вело определенное подразделение. Оно же через специально выделенных лиц проводило массовую политическую работу среди гражданского населения. Подготовка командных кадров для Антияпонской армии осуществлялась на двухмесячных курсах при Центральном военном комитете в Паханге и в так называемой Народной академии (располагалась на юге султаната Джохор, руководитель — член Коммунистической партии Китая Чэнь Куан).
Умело используя партизанскую тактику, МПАЙЯ наносила чувствительные удары по врагу и к моменту капитуляции Японии контролировала значительную часть страны. Во многих городах и населенных пунктах по инициативе коммунистов создавались выборные народные комитеты, которые сменили бежавших чиновников оккупационных властей. Однако после переброски в Малайю 250-тысячной британской армии деятельность компартии и других национально-освободительных сил оказалась затруднена.
КПМ в период 1945—1960 годов
По договору с англичанами Антияпонская армия провела ограниченную демобилизацию и ликвидацию органов народного самоуправления, однако продолжала укреплять своё влияние.
7 сентября 1945 руководство Коммунистической партии Малайи опубликовало так называемые «6 требований к Англии» — документ, в котором излагалась программа политических преобразований, отвечавших интересам населения, целью которых являлось создание свободной Малайской Демократической Республики. «Требования» были проигнорированы английскими колониальными властями.
В мае 1946 КПМ была официально запрещена британскими войсками под предлогом расправ над сотрудничавшими с англичанами местными жителями.
В ноябре 1946 по инициативе КПМ был создан Всемалайский совет объединённых действий (с 1947 — после вхождения ряда крестьянских организаций — Объединённый народный фронт), который выступил против реставрации английских колониальных порядков в Малайе. В состав фронта вошла также Национальная партия и ряд демократических организаций. Однако КПМ не удалось организовать массовое демократическое движение против английских колонизаторов, в частности потому, что КПМ не выдвинула четкой программы политических и социально-экономических преобразований.
В феврале 1948 была проведена реорганизация отрядов КПМ, после неё в войсках насчитывалось около 4000 человек в 10 полках, около 1000 из них коммунисты, примерно 10 % женщины. Больше половины участников повстанческого движения составляли квалифицированные рабочие.
После введения в 1948 английскими колонизаторами в Малайе «чрезвычайного положения» КПМ ушла в подполье и начала вооруженную борьбу. В феврале 1949 года было создано единое командование над двенадцатью отрядами Освободительной армии народов Малайи.
В январе 1949 года Коммунистическая партия Малайи приняла программу борьбы за создание Малайской народно-демократической республики.[1]
К сентябрю 1953 британцы за счет экономико-политических действий смогли создать «белые зоны», из которых коммунисты оказались вытеснены. В дальнейшем площадь таких территорий увеличивалась. В 1954 командованию партизан от печальных перспектив пришлось перебраться на Суматру.
В 1955 КПМ приняла программу, в которой поставила своей целью изгнание из страны английских колонизаторов и установление в Малайе народной республики.
В Декларации КПМ от 23 декабря 1955 года говорилось:
|
Мы глубоко уверены в том, что независимость Малайи непременно будет осуществлена, как бы это ни было трудно и как бы ни были извилисты пути, ведущие к ней. Индия, Бирма и другие соседние с нами страны, которые раньше не были независимыми, а находились под колониальным господством, ныне добились своей независимости, причем эта независимость признана Англией. Почему же тогда Малайя должна быть исключением и не может быть независимой?[2]
|
|
В 1955 КПМ обратилась к правительству Малайской Федерации с призывом прекратить гражданскую войну. Мирные переговоры в декабре 1955 не дали положительных результатов. КПМ отвергла требование правительства Малайской Федерации о полной капитуляции её вооруженных сил.
К моменту объявления независимости страны (31 августа 1957) боевые действия вело порядка 1500 партизан.
КПМ в период 1960—1989 годов
Боевые действия, хотя и в ограниченных масштабах, продолжались и после официального прекращения «чрезвычайного положения» 31 июля 1960.
В 1963 КПМ выступила против создания Федерации Малайзии в составе Малайской Федерации, Сингапура и Сабаха и Саравака (Северный Калимантан), за национальное самоопределение народов Северного Калимантана.
В 1960-е КПМ подпала под влияние маоизма, а в начале 1970-х распалась на три противоборствующие фракции.
К 1978 в приграничных районах Таиланда и Малайзии насчитывалось около 3000 повстанцев, из которых 300 на малайзийской стороне.
2 декабря 1989 председатель КПМ Чин Пен официально подписал перемирие с Таиландом и Малайзией в тайском городке Хаадьяй.
Сообщается, что к началу 1990-х КПМ прекратила свою деятельность.[3]
Руководители
- Лай Тек (англ.)русск. (генеральный секретарь в 1938—1947, руководитель МПАЙЯ)
- Чин Пен (руководитель в 1947—1955)
- Ах Хай (генеральный секретарь в 1955)
- Муса Ахмад (председатель ЦК КП Малайи в 1955—1974)
Напишите отзыв о статье "Коммунистическая партия Малайи"
Примечания
- ↑ История войны на Тихом океане. т. V, М., 1958, стр. 54 — 57.
- ↑ "Дружба" от 8 января 1956 г.
- ↑ [catalog.fmb.ru/malaysia5.shtml Малайзия " Государственное устройство и политическая ситуация]
Источники
- Большая советская энциклопедия / Коммунистическая партия Малайи
- История второй мировой войны 1939—1945 гг. в 12 томах. Том 6. Коренной перелом во Второй Мировой войне. — М.: Воениздат, 1976.
|
---|
| | | Непризнанные и частично признанные государства |
---|
| | | </div> | </table></td></tr></table>
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Коммунистическая партия Малайи– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
|