Коммунистическая партия Нидерландов

Коммунистическая партия Нидерландов
Communistische Partij van Nederland
Дата основания:	1909 год
Дата роспуска:	1991 год
Штаб-квартира:	Felix Meritis
Идеология:	Еврокоммунизм, Марксизм-ленинизм
Интернационал:	Коминтерн, Коминформ
Партийная печать:	газета «De Waarheid»; журнал «Politick en Cultuur»

К:Политические партии, основанные в 1909 году

К:Исчезли в 1991 году Коммунистическая партия Нидерландов (нидерл. Communistische Partij van Nederland, CPN) — революционная политическая партия в Нидерландах в 1909—1991 годах.

История

Газета «De Tribune»: 1907

В 1907 году лидеры левого крыла Социал-демократической рабочей партии Нидерландов Ян Корнелис Сетон, Давид Вайнкоп, Герман Гортер, Антон Паннекук и Генриетта Роланд-Гольст основали журнал «De Tribune» (Трибуна), в котором критиковали партийное руководство. «Трибунисты» были ориентированы на ортодоксальный марксизм и являлись сторонниками пролетарской революции. В свою очередь, тогдашние лидеры социал-демократов обвинялись в реформизме и ориентации на парламентскую деятельность. На партийном съезде в Девентере в 1908 году руководство социал-демократической потребовало прекратить публикации в «De Tribune» под угрозой исключения его радакции из партийных рядов. В следующем году «трибунисты» были исключены из СДРПН и основали Социал-демократическую партию (СДП, Sociaal Democratische Partij).

В 1910-е годы между СДРП и СДП шла борьба, усилившаяся в 1914 году. Тогда как «трибунисты» выступили против мировой войны, руководство «старой» социал-демократической партии провозгласило «гражданский мир», а парламентская фракция СДРП голосовала за военные кредиты. Члены СДП приняли участие в работе Циммервальдской левой — международного объединения социал-демократов-интернационалистов. В частности, Антон Паннекук участвовал в издании журнала «Vorbote» («Предвестник»), печатного органа циммервальдцев. В 1917 году левые социал-демократы поддержали Октябрьскую революцию.

В 1917 году СДП участвовала в парламентских выборах, однако не получила ни одного места. На выборах 1918 года партию поддерживает 2,3 % избирателей, и она получает 2 места во Второй палате Генеральных штатов. В парламенте СДП формирует революционную фракцию с участием одного депутата от Лиги христианских социалистов (ЛХС, комбинировавшей марксизм и христианство) и одного от Социалистической партии (придерживавшейся революционного синдикализма и либертарного социализма). В 1919 году депутат от ЛХС (Вилли Крюут) вступил в СДП, а депутат от Соцпартии вышел из революционной фракции.

Вступление в Коминтерн: 1919

В апреле 1919 года партия принимает решение о присоединении к Коммунистическому интернационалу. Незадолго до этого, в ноябре 1918 года, она принимает название Коммунистической партии Голландии (КПГ, Communistische Partij van Holland).

В 1920 году между лидерами КПГ Антоном Паннекуком и Германом Гортером, с одной стороны, и Лениным, с другой, проходит дискуссия о тактике революционных организаций. Дискуссия нашла своё выражение в полемических трудах, в частности: «Детская болезнь левизны в коммунизме» Ленина и «Мировая революция и коммунистическая тактика» Паннекука. Большинство сторонников Паннекука и Гортера («коммунисты советов») в том же, 1920, году выходят из КПГ. В основе отстаиваемого ими «коммунизма рабочих советов» (рэтекоммунизм), бывшего разновидностью левокоммунистической критики ленинизма, лежало отрицание идеи партии как «авангарда пролетариата». Взамен партии и перспективы партийной диктатуры голландские «коммунисты рабочих советов» ратовали за рабочую демократию, которая реализуется через федерацию рабочих советов, составленных из делегатов, избранных на рабочих местах и подлежащих отзыву в любой момент.

На выборах 1922 года КПГ получает 2 места в парламенте (1,8 % голосов). Одним из непрошедших в парламент кандидатов был Тан Малака — первый представитель Голландской Ост-Индии, баллотировавшийся на подобную должность в метрополии. Выборы 1925 года приносят компартии 1 место (1,2 % голосов).

Середина 1920-х годов была отмечена для партии множеством внутренних конфликтов. Эти события совпали по времени с борьбой между Троцким и Сталиным в РКП(б). Ещё в 1924 году Жак де Кадт со своими стронниками вышли из компартии, создав Лигу коммунистической борьбы — Пропагандистские клубы (Bond van Kommunistische Strijd — en Propagandaclubs). Перед выборами 1925 года Давид Вайнкоп был заменен на посту председателя партии Луисом де Виссером. Вайнкоп, Хенк Снеевлит и другие лидеры компартии, в основном, выступавшие на стороне Троцкого, были из неё исключены. Снеевлит основал Революционный социалистический союз, преобразовавшийся затем в Революционную социалистическую партию (РСП). В 1926 году из компартии была исключена вся роттердамская ячейка. Многочисленные отколы от компартии послужили основой для формирования Коммунистической партии Голландии — Центрального комитета (КПГ-ЦК) во главе с Вайнкопом.

Все три партии, РСП, КПГ-ЦК и сталинистская КПГ (действовавшая теперь под именем КПГ, голландская секция Коммунистического интернационала) участвовали во всеобщих выборах 1929 года. Каждая из компартий получила по одному месту в парламенте, РСП не получила ни одного. В 1930 году происходит воссоединение КПГ и большинства членов КПГ-ЦК.

Мятеж на корабле «De Zeven Provinciën»: 1933

После мятежа на военном корабле «De Zeven Provinciën» (Семь провинций) в феврале 1933 года тема независимости Голландской Ост-Индии стала одной из главных на всеобщих выборах в том же году. Этот корабль нес службу в том регионе, и его состав был смешанного голландского и индонезийского происхождения. Часть команды подняла мятеж и захватила контроль над кораблем, когда судно находилось у северо-западной оконечности Суматры. Взяв управление на себя, команда направила корабль южнее вдоль побережья Суматры.

Спустя шесть дней, во время которых мятежники оставались бесконтрольными, голландский министр обороны Декерс (Laurentius Nicolaas Deckers) дал санкцию на атаку при помощи военной авиации. Одна из бомб попала в судно, в результате чего погибло двадцать три мятежника. После этого остальные мятежники сразу сдались. В ожесточенных споры, начавшихся немедленно после авиаудара, утверждалось, что задачей было лишь запугать восставшую команду, а произошедшая гибель моряков была непреднамеренной.

Мотивы мятежа находились в центре обсуждений тогдашнего общественного мнения. Голландские историки до сих пор ведут дискуссию о его первопричинах. Некоторые исследователи, такие как Луи де Йонг, полагают, что среди команды действовала активная коммунистическая ячейка. Вместе с тем, другой исследователь Ханс Блом утверждает, что мятеж был, в основном, спонтанным и незапланированным, и возник в результате протеста против сокращения оплаты и плохих условий труда. Профессор Петер Боомгаард связывает мятеж с довольно высоким уровнем социальных волнений и забастовок в Голландской Ост-Индии в течение периода 1932—1934 годов, которые колониальные власти пытались подавить с помощью силы.

На политическую жизнь Нидерландов мятеж оказал серьёзное влияние. Историк Луи де Йонг рассматривал его как одно из самых значительных событий в Голландии в 1930-е годы. Вышеупомянутый Ханс Блом отмечает, что основной эффект инцидента состоял в том, чтобы вызвать общественный сдвиг вправо, четко проявившийся в ходе всеобщих выборов, проходивших два месяца спустя, — в апреле 1933 года. Власти приступили к ликвидации социал-демократического влияния среди военно-морских профсоюзов и гражданских служащих. Эти действия власти были поддержаны офицерским корпусом, отмечает Блом, а также преимущественно пробуржуазными (Burgerlijk) общественно-политическими группами в стране, — кальвинистами, католиками и либералами.

На прошедших в апреле выборах социал-демократы потеряли 2 места в парламенте. Зато Антиреволюционная партия приобрела 2 места и её лидер Хендрикус Колийн занял в мае 1933 года пост премьер-министра. В связи с мятежом выросла популярность таких организаций, как Альянс за национальное возрождение (Verbond voor Nationaal Herstel), получивший поддержку 30 тысяч избирателей и 1 депутатское кресло, и Национал-социалистическое движение во главе с Антоном Мюссертом. Однако рост влияния ультраправых партий в Нидерландых оказался недолговечным и сменился спадом уже к концу 1930-х годов.

Компартия и Революционная социалистическая партия полностью поддержали мятежный экипаж корабля. Эти партии связывали мятеж с началом антиколониальной революции. КПН на выборах 1933 года увеличила своё предстаивтельство в парламенте до 4 человек, а РСП получила 1 депутатское кресло. По списку коммунистов в парламент прошел индонезийский националист Рустам Эффенди, — первый депутат из Голландской Ост-Индии.

Немецкая оккупация (1940—1945)

Партия активно участвовала в голландском движении Сопротивления.

• уже 15 мая 1940 года, на следующий день после немецкой оккупации Голландии, на совещании в Амстердаме руководство голландской коммунистической партии приняло решение о переходе на нелегальное положение и организации сопротивления немецким оккупантам. В июле 1940 года компартия была запрещена, часть её активистов была арестована.
• в ноябре 1940 года голландские коммунисты начали выпуск газеты «De Waarheid» («Правда»), также был налажен выпуск местных изданий («De Vonk», «Het Noorderlicht», «Het Compas», «Tribune») и распространение листовок. Несколько позже началось создание военной организации («Militair Contact»).
• 15 февраля 1941 года голландские коммунисты провели демонстрацию в Амстердаме;
• 17-18 февраля 1941 года голландская компартия организовала забастовку металлистов Амстердама в знак протеста против отправки голландских рабочих в Германию;
• 25 февраля 1941 года коммунисты совместно с профсоюзами организовали массовую забастовку, получившую название «Февральская стачка». Стачка против антисемитской политики нацистов охватила все города Голландии и продолжалась в течение трех дней.
• Весной 1942 года по инициативе голландской коммунистической партии в стране была создана еще одна подпольная организация «Нидерландская народная милиция» («De Nederlandse Volksmilitie»), в состав которой вошли коммунисты и беспартийные антифашисты. Под руководством С. Дормитса, активисты организации занимались саботажем и диверсиями на железных дорогах. В середине 1942 года организация понесла тяжелые потери, были арестованы более 100 участников, однако оставшиеся активисты продолжили деятельность, в октябре 1942 года они взорвали крупный склад вермахта в Гааге.
• в начале 1943 года в результате проведения нескольких облав и агентурной работы немцы сумели нанести тяжёлый удар по руководству компартии Голландии — погибли двое из трёх членов «руководстящей тройки» КПН (Лу Янсен и Ян Дитерс), а также резервный член тройки Ян Янзен.
• в апреле 1943 года под руководством коммунистов был организован Совет сопротивления (Raad van Verzet).

В период оккупации КПН действовала в союзе с Революционной социалистической рабочей партией (Revolutionair-Socialistische Arbeiderspartij) и её Фронтом Маркса-Ленина-Люксембург.

В целом, в период борьбы против фашистов погибло свыше половины членов компартии и почти весь состав Политбюро ЦК.

«Холодная война»: 1945

На первых послевоенных выборах, проходивших в мае 1946 года, компартия получает 10,6 % голосов и 10 мест во Второй палате парламента. Также впервые она получает места в Первой палате. Победа на выборах безусловно связана с ролью компартии в Движении сопротивления. В дальнейшем полпулярность партии снижается. На выборах 1948 года партия теряет 2 места. В дальнейшем этот процесс продолжается — выборы 1959 года принесли коммунистам 3 места во Второй палате.

В 1956 году компартия поддерживает вторжение советских войск в Венгрию. После вторжения партийное бюро, находящееся в Феликс Меритис в Амстердаме, подверглось нападению со стороны противников вторжения.

В это же время внутри партии растет недовольство руководством во главе Саулем де Гротом. В 1958 году «Брюггруп» (Bruggroep) покидает компартию в связи с вопросов о деятельности коммунистического Единого профсоюза (Eenheidsvakcentrale). Лидерами группы были Гербен Вагенаар и Хенк Горзак, известные активисты Движения сопротивления. Активисты «Брюггруп» создает новую организацию — Социалистическую рабочую партию (СРП, Socialistische Werkerspartij). После неудачных для СРП выборов 1959 года большинство её членов присоединяется к Пацифистстской социалистической партии, объъдинявшей многих бывших членов КПН, Партии за труд и других левых.

В 1945 и 1952 годах принимаются новые программы партии. В программных документах рассматриваются такие вопросы, как поддержка национально-освободительной борьбы в Индонезии, прекращение гонки вооружений и разработок ядерного оружия, ликвидация иностранных военных баз на территории страны, возвращение к политике нейтралитета, построение народно-демократического государства. В этот период происходит изоляция компартии со стороны других политических партий. Безоговорочная поддержка независимости Голландской Индии приводит к изоляции партии в парламенте. Жесткая позиция по многим вопросам, включая позицию против НАТО и ЕЭС, заблокировало участие партии в парламентских комитетах по иностранным делам, обороне и ядерной энергетике.

Конфликт между руководителями Китая и СССР также отражается на внутренней жизни компартии. В 1964 году от неё откалывается маоистская группа под названием Единое коммунистическое движение Нидерландов (марксистско-ленинское). В 1971 году из ЕКДН (м-л) выходит часть активистов, создавших организацию, ставшую затем известной как Социалистическая партия.

«Новая ориентация»: 1964

21-й съезд КПН (1964) принял резолюцию о «новой ориентации политики партии». В 1966 году новым лидером партии становится Маркус Беккер. Де Грот становится почётным членов КПГ. «Новая ориентация» становится почвой для конфликта между КПН и КПСС. Голландские коммунисты осудили ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году. В 1969 году КПН отказалась направить делегацию на международное Совещание коммунистических и рабочих партий.

В этот же период коммунисты завоевывают больше мест в парламенте, чем раньше. По итогам выборов 1967 года коммунисты получают 5 мест, 1971 — 6 мест, 1972 — 7 мест. Выборы 1977 года были отмечены жесткой борьбой между социал-демократами из Партии за труд и христианскими демократами. Большинство избирателей, симпатизировавших КПН, отдали свои голоса за социал-демократов. По итогам этих выборов коммунисты получили всего 2 депутатских кресла. На всеобщих выборах 1981 года одним из основных вопросов было размещение американского ядерного оружия в Нидерландах. Коммунисты возглавляли одну из групп, занимавшихся этой проблемой, — Комитет против N-бомбы. В марте 1978 года в Амстердаме состоялся международный форум «Остановить нейтронную бомбу!». Более 1 миллиона голландцев подписались под требованием о запрещении этого оружия массового уничтожения. По итогам выборов 1981 года в парламент прошло 3 коммуниста.

В 1982 году у партии появляется свой первый мэр в небольшом городке Беерта в провинции Гронинген. До приближающихся парламентских выборов партия меняет своё руководство. Новым лидером становится Ина Браувер. В этот период партия начинается заниматься такими вопросами, как феминизм и права ЛГБТ. В ответ на это часть пролетарски-ориентированных активистов пытается вернуть компартию на старый курс. В 1983 году они вышли из КПН и сформировали Лигу коммунистов в Нидерландах (ЛКН, Verbond van Communisten In Nederland). В 1986 году КПН и ЛКН участвовали во всеобщих выборах, не получив ни одного места в парламенте.

Роспуск партии: 1991

В 1989 году КПН объединилась с тремя другими левыми организациями: Пацифистской социалистической партией, прогрессивно-христианской зелёной Политической партией радикалов и левой протестантской Евангелической народной партией, сформировав партию «Зелёные Левые». В 1991 году КПН была официально распущена. ЛКН и члены компартии, вышедшие из неё в связи с несогласием с новым курсом, объединились в 1992 году в Новую коммунистическую партию Нидерландов (Nieuwe Communistische Partij Nederland), которая существует до сих пор.

Партия

Структура и органы

Высшим органом партии являлся съезд, а в промежутках между съездами — Центральный комитет (ЦК), который избирал для руководства текущей работой партии Президиум ЦК. Центральным органом организации являлась газета «De Waarheid» (Правда). Также выпускался теоретический журнал «Politick en Cultuur».

Руководители СДП/КПГ/КПН

Председатели

• 1909—1925 — Давид Вайнкоп (David Wijnkoop)
• 1925—1935 — Луи де Виссер (Louis Leonardus Hendrikus de Visser)
• 1935—1944 — Николас Бёземакер (Nicolaas Beuzemaker)
• 1944—1946 — вакантно
• 1946—1958 — Гербен Вагенар (Gerben Wagenaar)
• 1958—1962 — вакантно
• 1962—1968 — Саул де Грот (Saul de Groot)
• 1968—1982 — Хенк Хукстра (Henk Hoekstra)
• 1982—1989 — Элли Изебауд (Elli Izeboud)
• 1989—1991 — Труус Дивендаль (Truus Divendal)

Политические секретари

• 1930—1938 — Корнелис Схалкер (Cornelis Schalker)
• 1938—1962 — Саул де Грот (Saul de Groot)

Съезды

• 13-й съезд — 1946 год;
• 14-й съезд — 26—28 декабря 1947 года, Амстердам;
• 15-й съезд — 25—28 февраля 1950 года, Роттердам;
• 16-й съезд — 22—25 ноября 1952 года, Амстердам;
• 17-й съезд — 9—11 апреля 1955 года, Амстердам;
• 18-й съезд — 5—7 октября 1956 года, Амстердам;
• 19-й съезд — 26—29 декабря 1958 года, Амстердам;
• 20-й съезд — 20—22 мая 1961 года, Амстердам;
• 21-й съезд — 28—30 марта 1964 года, Амстердам;
• 22-й съезд — 22—24 декабря 1967 года, Амстердам;
• 23-й съезд — 6—8 февраля 1970 года, Амстердам;
• 24-й съезд — 26—28 июля 1972 года, Амстердам;
• 25-й съезд — 1975 год;
• 26-й съезд — 1978 год;
• 27-й съезд — 1980 год;
• 28-й съезд — 1982 год;
• 29-й съезд — 1984 год;
• 30-й съезд — 1985 год;
• 31-й съезд — 1986 год;
• 32-й съезд — 1989 год;
• 33-й съезд — 1990 год;
• 34-й съезд — 1991 год (на нем было принято решение о роспуске партии).

См. также

• Даниэль Гулуз

Отрывок, характеризующий Коммунистическая партия Нидерландов

Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.