Коммунистическая партия Польши

Это статья о польской компартии 1918—1938 годов.
О других организациях с аналогичным названием см. статьи Коммунистическая партия Польши (1965) и Коммунистическая партия Польши (2002).

Коммунистическая партия Польши
Komunistyczna Partia Polski
Дата основания:	1918 год
Дата роспуска:	1938 год
Идеология:	Коммунизм, марксизм
Партийная печать:	газета «Czerwony Sztandar», журнал «Nowy przegląd»

К:Политические партии, основанные в 1918 году

К:Исчезли в 1938 году Коммунисти́ческая па́ртия По́льши, КПП (польск. Komunistyczna Partia Polski, KPP) — революционная коммунистическая партия, действовавшая в Польше в 1918—1938 годах, до 1925 года называлась Коммунисти́ческой рабо́чей па́ртией По́льши, КРПП (польск. Komunistyczna Partia Robotnicza Polski, KPRP).

История

Основание

КРПП была основана 16 декабря 1918 года в результате объединения Социал-демократии Королевства Польши и Литвы (СДКПиЛ) и Польской социалистической партии — левицы (ППС—левицы). В марте 1919 году представитель КРПП Иосиф Уншлихт участвовал в учредительном съезде Коммунистического интернационала, а в июле партия официально партия присоединилась к Коминтерну. В 1919 году КРПП участвовала в парламентских выборах, получив 2 места в Сейме.

В 1919—1920 годах в партию вливаются осколки крупных еврейских организаций: польского Бунда, «Поалей Цион» и «Vereinigte» («Объединение»), а также Белорусской социалистической партии и Украинской социал-демократической рабочей партии. В 1920 году к КРПП присоединяется левое крыло Польской социалистической партии (ППС). В партию постоянно вливаются представители других левых и социалистических организаций Польши.

За поддержку РСФСР в Советско-польской войне 1919—1921 годов КРПП была запрещена и действовала нелегально. Компартия выступала против оккупации Польшей Западной Украины и Западной Белоруссии. После начала контр-наступления Красной Армии в 30 июня 1920 года Белостоке из членов КРПП и Польского бюро ЦК РКП(б) был образован Временный революционный комитет Польши (Польревком). В его состав вошли: Юлиан Мархлевский (председатель), Феликс Дзержинский, Эдвард Прухняк, Иосиф Уншлихт, Феликс Кон, Бернард Закс, Станислав Бобинский, Тадеуш Рыдванский. Орган функционировал на территориях, которые находились под контролем Красной Армии, и осуществил на них национализацию промышленности, конфискацию крупной земельной собственности и другие мероприятия.

Демократический период

В относительно демократический период 1921—1926 годах партия продолжала действовать нелегально. К 1923 году насчитывала в своих рядах 5 000 членов. Партия имеет влияние среди профсоюзов и под именем Союза городского и сельского пролетариата (Związek Proletariatu Miast i Wsi) участвует в выборах 1922, в результате которых получает поддержку 130 000 избирателей и 2 депутатских кресла в Сейме.

Второй съезд компартии, проходивший в Москве в сентябре — октябре 1923 года, пересмотрел отношение к крестьянскому, земельному и национальному вопросам. Происходит пересмотр позиций, связанных с теоретическим наследием Розы Люксембург, серьёзно определявшим политическую линию партии. Это наследие характеризовалось тремя основными пунктами: отказ от ленинского лозунга «национального самоопределения»; отказ от ленинского тактического лозунга «землю крестьянам»; отказ от диктатуры пролетариата, как средства террора. В первую очередь, для польской компартии был важен вопрос национального самоопределения. Даже после подписания Рижского мирного договора 1921 года она не соглашалась признавать независимой Польской республики и её границы, утверждённые согласно этому договору.

В 1923 году в качестве автономных организаций в КРПП вливаются Коммунистическая партия Западной Белоруссии и Коммунистическая партия Западной Украины. На съезде в Политбюро ЦК КРПП избираются Адольф Варский, Генрик Валецкий и Вера Костшева.

Внутри партии существовали различные мнения не только по отношению к оппозиции Троцкого, но и к оппозиции Брандлера внутри Коммунистической партии Германии. В декабре 1923 года Политбюро КРПП отправляет письмо в Центральный комитет ВКП(б) в защиту Троцкого. В письме, в частности, говорилось:

«…для нашей партии, для всего Интернационала, для всего мирового революционного пролетариата имя товарища Троцкого неразрывно связано с победоносной Октябрьской революцией, с Красной Армией, с коммунизмом и мировой революцией».

В начале 1925 года в Минске под лозунгом «большевизации партии» состоялся третий съезд КРПП. На первое место в партии начинает выдвигаться сторонник Сталина Юлиан Ленский (Лещинский). На съезде партия была переименована в Коммунистическую партию Польши.

«Санация»

В мае 1926 года в ситуации экономического кризиса и роста безработицы Юзеф Пилсудский совершает государственный переворот. Руководство Коммунистической партии во главе с Варским поддерживает переворот, считая его путём к «революционно-демократической диктатуре». В Варшаве члены КПП участвуют в уличных столкновениях со сторонниками правительства Винсент Витоса, которое они считают фашистским. 13 мая совместно с Польской социалистической партией организуют всеобщую забастовку. Однако вскоре Коминтерн признает действия руководства польской компартии ошибочными.

Обсуждение «майской ошибки» и самого переворота 1926 года состоялось на четвёртом съезде КПП, который проходил в мае — августе 1927 года в Москве. Происходит раскол на большинство («правые») и меньшинство («левые»). Сторонники Ленского («левая фракция») утверждали, что переворот был фашистским, «правые» же — Варский, Костшева и другие — считали его началом военной диктатуры, имеющей тенденции к фашизму. Борьба между двумя фракциями длилась до конца 1920-х годов.

В 1920—1930-х годах КПП агитирует рабочих и крестьян на борьбу с «санационным режимом», организует многочисленные забастовки и боевые выступления (всеобщие забастовки лодзинских текстильщиков в 1928, 1933, 1936 и других годах). Несмотря на давление и репрессии, Коммунистической партии удается сохранить своё представительство в Сейме до выборов 1935 года.

В 1930-х годах КПП насчитывала около 20 000 членов. Многие коммунисты находились в заключении: в 1930 году было арестовано 3 775 человек, в 1931 году — 3 507 человек, в 1932 году — 6 982 человек. По инициативе Компартии в Польше была создана широкая сеть легальных левых газет (свыше 300 названий). Центральным органов партии является нелегальная газета «Czerwony Sztandar» («Красное знамя») и журнал «Nowy Przegląd» («Новое обозрение»)

Гражданская война в Испании

Члены КПП принимали участие в Гражданской войне в Испании. Польские коммунисты воевали в составе интербригады «Домбровский».

Линия Коминтерна

Конец 1920-х — начало 1930-х годов знаменуется т. н. «третьим периодом» Коминтерна. В контексте этой тактики в 1930 году проходит пятый съезд польской компартии, на котором ППС характеризуется, как фашистская партия, и объявляется о скором наступлении революции. Однако уже к середине 1930-х годов тактика меняется. В 1935—1937 года, согласно решениям седьмого конгресса Коминтерна, КПП выступает за объединение действий коммунистов, социалистов и других сил в общей борьбе с фашизмом.

Фракционная борьба в партии начала затухать в 1928—1933 годах. Лидеры «правых» были оттеснены с руководящих постов. В 1929 году генеральным секретарем Компартии становится Юлиан Ленский. К концу 1930-х годов репрессии затрагивают уже Ленского и его сторонников. В Советском Союзе были расстреляны ведущие деятели КПП: Адольф Варский, Иосиф Уншлихт, Эдвард Прухняк, Вера Костшева, Генрик Валецкий, Юлиан Ленский и многие другие польские коммунисты, такие как писатель Бруно Ясенский. Вместе с КПП были разгромлены её составляющие: Коммунистическая партия Западной Украины и Коммунистическая партия Западной Белоруссии.

16 августа 1938 года Исполком Коминтерна объявил польскую компартию «вредительской» и проголосовал за её роспуск. После роспуска КПП польские коммунисты продолжали действовать в профсоюзах и других общественных организациях. В январе 1942 года бывшие члены КПП во главе с Марцелием Новотко, Павлом Финдером, Малгожатой Форнальской, Болеславом Молоецом и другими явились инициаторами создания Польской рабочей партии. В 1956 году КПСС, компартия Италии, компартия Болгарии, компартия Финляндии и Польская объединённая рабочая партия в совместном заявлении признали роспуск КПП в 1938 году необоснованным.

См. также

• Коммунистическая партия Польши (1965)
• Коммунистическая партия Польши (2002)
• Польская рабочая партия
• Исаак Дойчер

Литература и источники

• KPP w obronie niepodległości Polski. Warszawa, 1952

Ссылки

• Троцкий Л. Д. [magister.msk.ru/library/trotsky/trotm321.htm Привет польской Левой оппозиции] (1932)
• [17.by.ru/14_5.htm Речь представителя КПП Яна Белевского на 17 съезде ВКП(б)] (2 февраля 1934)
• [www.1917.com/Marxism/Trotsky/BO/BO_No_68-69/BO-0602.html Воззвание польских большевиков-ленинцев] (1938)
• [web.archive.org/web/20050214161429/www.geocities.com/kpp_1918/ Сайт, посвященный истории КПП]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Коммунистическая партия Польши

– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.