Коммунистическая партия Эстонии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коммунистическая партия Эстонии
Eestimaa Kommunistlik Partei
Дата основания:

ноябрь 1920

Дата роспуска:

август 1991,
Запрещена действующей властью Эстонии, действует в подполье.

Идеология:

марксизм, коммунизм

Партийная печать:

«Rahva Hääl»

К:Политические партии, основанные в 1920 году

К:Исчезли в 1991 году

Эта статья является частью серии статей по теме:
Коммунизм
п • о • р

Коммунисти́ческая па́ртия Эсто́нии, КПЭ (эст. Eestimaa Kommunistlik Partei) — политическая партия в Эстонии, созданная в 1920 году. Правящая партия в 1940—1941 и 1944—1990 годах. С 1940 по 1990 год — в составе ВКП(б)/КПСС. С 1940 по 1952 год носила название Коммунистическая партия (большевиков) Эстонии, КП(б)Э.





Предыстория

Между Февралем и Октябрем

После Февральской революции эстонские коммунисты получили возможность заниматься легальной деятельностью. Уже 19 марта (1 апреля) был избран легальный Ревельский комитет РСДРП(б). 16—17 (29—30) апреля в Таллине состоялась Первая конференция Северо-Балтийской (Эстонской) организации РСДРП(б), на которой присутствовало 38 делегатов, представляющих около 2 тысяч членов партии. Конференция одобрила Апрельские тезисы Ленина. На ней же был избран центральный орган — Северо-Балтийский областной комитет РСДРП(б). Его председателем стал Юлиус Россфельдт (Julius Rossfeldt), заместителем — Иван Васильевич Рабчинский. Между пленумами действовало Северо-Балтийское бюро РСДРП(б)[1].

18 (31) марта в Ревеле возобновилось издание газеты «Kiir» («Луч»), закрытой в 1914 году. Газета выходила ежедневно как орган Северо-Балтийского и Ревельского комитетов РСДРП(б). Тираж составлял порядка 10—12 тысяч экземпляров, всего вышло 88 номеров. 12 (25) июля 1917 года вновь закрыта Временным правительством. С 17 (30) мая выходила газета «Утро правды» (на русском языке)[2].

В начале мая в советах Эстонии созданы большевистские фракции. Большевики начали более активную деятельность в профсоюзах, рабочих культурно-просветительских, молодёжных и других организациях. Они руководили Центральным бюро профсоюзов и Центральным советом рабочих старост Таллина. При Северо-Балтийском бюро РСДРП(б) было образовано Временное центральное бюро безземельных крестьян. Большевики стремились завоевать большинство в Советах, резко выступали эсеров и меньшевиков.

13 и 16 (26 и 29) августа 1917 состоялась Вторая конференция Северо-Балтийских организаций РСДРП(б). В её работе участвовали представители 23 партийных организаций. Тогда численность партии составляла около 7 тысяч членов. Северо-Балтийский комитет РСДРП(б) был переименован в Эстляндский комитет РСДРП(б), избрано Эстляндское областное бюро РСДРП(б) (Ян Анвельт, В. Вельман, И. Егоров, Х. Суудер, И. Хейнтук). В результате выборов в органы городского самоуправления в августе 1917 городские Думы в Таллине и Нарве перешли в руки большевиков. В крупных промышленных центрах большевики организовывали Красную гвардию[1].

Трудовая коммуна

Основная статья: Эстляндская трудовая коммуна

После установления в Эстонии советской власти в октябре (по новому стилю — в ноябре) 1917 года Исполком советов Эстляндии 19 января (1 февраля) 1918 года опубликовал проект конституции Эстляндской трудовой коммуны. Согласно проекту конституции советская республика провозглашалась автономной частью РСФСР. 28 ноября 1917 года выборный орган — Временный Земский Совет Эстляндской губернии — провозгласил себя верховной властью, до созыва Конституционного совета. Однако большевики распустили Земский Совет и руководители борьбы за независимость были вынуждены уйти в подполье.

С началом немецкого наступления, 24 февраля 1918, когда большевики покинули Таллин, собравшийся на чрезвычайное заседание Земский Совет передал высшую власть управления в руки Комитета Спасения Эстонии и опубликовал «Манифест ко всем народам Эстонии» (т. н. «Манифест о независимости»), объявлявший Эстонию независимой демократической республикой, нейтральной по отношению к Российско-Германскому конфликту.

К концу февраля 1918 года вся территория Эстонии была оккупирована германскими войсками[3]. Немецкие оккупационные власти также, как это сделал чуть ранее Комитет спасения Эстонии, отменили практически все нововведения большевиков.

19 мая 1918 года в Петрограде был создан Центральный комитет эстонских секций РКП(б) под председательством Яна Анвельта. 15 июля того же года проходившая в Москве конференция эстонских секций РКП(б) приняла решение о создании эстонских частей РККА (т. н. Красные эстонские полки)[4].

12—14 сентября и 9 ноября в оккупированном немцами Ревеле произошли забастовки, которые поддержало большинство рабочих. В ноябре 1918 года вследствие капитуляции Германской империи в Первой мировой войне и вспыхнувшей в Германии революции, по указу министра обороны новообразованной Веймарской республики начался вывод частей Кайзеровской армии из Прибалтики. В Таллине тем временем Совет рабочих депутатов обратился за поддержкой к большевистскому правительству, которое ещё 13 ноября аннулировало Брестский мир в одностороннем порядке, после чего увеличило свою помощь действовавшим в Эстонии большевикам. Координация и политические контакты поддерживались через ЦК эстонской секции РКП(б).

29 ноября 1918 части РККА, в том числе и Красные эстонские полки, заняли Нарву, где в тот же день была провозглашена Эстляндская трудовая коммуна. Власть была передана Совету Коммуны (председатель — Ян Анвельт, члены: Виктор Кингисепп, Рудольф Вакман, Артур Вальнер, Йоханнес Кясперт, Карл Мюльберг, Йоханнес Мяги, Ханс Пегельман, Отто Рястас, Макс-Альфред). Правительство РСФСР декретом от 7 декабря 1918 за подписью Ленина признало независимость Эстляндской трудовой коммуны. К январю 1919 Красная Армия заняла две трети территории страны и стояла в 35 километрах от Таллина. На занятой Красной Армией территории вновь стали действовать декреты Советской власти. Но в аграрном вопросе были допущены ошибки (на базе бывших помещичьих имений создавались только государственные хозяйства, земля не была передана крестьянам и др.), что настроило против большевиков часть крестьянства[1].

В феврале 1919 Эстонская армия при поддержке Антанты и белогвардейской Северо-Западной армии под командованием Н. Юденича и вытеснили части Красной Армии с территории Эстонии. Совет Коммуны сначала переехал в Лугу (по другим источникам — в Старую Руссу), а 5 июня 1919 прекратил свою деятельность[3].

Компартия в 1920—1940 годах

1920—1924 годы

После поражения советской власти эстонские коммунисты вынуждены были действовать в подполье. 5 ноября 1920 года была провозглашена независимая от РКП(б) Коммунистическая партия Эстонии (КПЭ). На первом конгрессе Коминтерна, проходившем в марте 1919 года, эстонских коммунистов представлял Ханс Пегельман[5]. На Втором конгрессе (август 1920 года) коммунистов представляли Пегельман и Вакман. Также на конгрессе был представитель от Эстонской независимой социалистической рабочей партии[6]. После официального своего создания в ноябре 1920 года Компартия Эстонии официально вошла в состав Коминтерна.

Численность компартии на конец 1920 года составляла всего около 700 человек. Однако уже к 1924 году в партии состояло порядка 2 тысяч членов. Коммунисты действовали в легальных организациях: профсоюзах, обществах сельских трудящихся, молодёжных организациях. Издавалась нелегальная газета «Kommunist»[1]. Компартия имела сильные позиции в профсоюзах. В частности, коммунисты контролировали Центральный совет профсоюзов Таллина (ЦСПТ, Tallinna Ametiühisuste Kesknõukogu), от имени которого участвовали в парламентских выборах 1920 года. Тогда список ЦСПТ получил поддержку 24 849 избирателей (5,3 % голосов), и коммунисты заняли 5 мест в Государственной думе[7]. На выборах, проходивших в мае 1923 года, коммунисты выступали под именем Рабочего народного единого фронта (Töörahva Ühine Väerind). По итогам этих выборов фракция коммунистов в парламенте увеличилась до 10 человек (9,5 % или 43 711 голосов)[8].

Коммунистическая партия постоянно подвергалась репрессиям властей. В июне 1920 года рабочие-коммунисты В. Богданов и Г. Креукс были приговорены военно-окружным судом к смертной казни, и только мощная стачка протеста вынудила власти заменить казнь десятилетней каторгой. По неполным данным, в 1920—1921 годах в Эстонии прошло около 70 политических судов над революционерами, наиболее крупный из них — «процесс 50» в Тарту[9]. В мае 1922 году был арестован и затем расстрелян один из лидеров нелегального руководства КПЭ Виктор Кингисепп[10]. В январе 1924 было разгромлено около 300 профсоюзных организаций и ячеек КПЭ, их актив, а также депутаты от Единого фронта были арестованы[1]. С 10 по 27 ноября 1924 года проходил т. н. «процесс 149». По его итогам 39 человек были приговорены к пожизненной каторге. Один из участников процесса, — депутат парламента Яан Томп, — за «оскорбление суда» и «подстрекательство к открытому мятежу» предан военному суду и по его приговору расстрелян[11]. За месяц до начала процесса, 18 сентября был арестован другой депутат-коммунист Ханс Хейдеманн, проходивший по «процессу 78» и расстрелянный 29 августа 1925 года. Всего в 1925 году состоялось 74 политических суда над 244 обвиняемыми[9][12].

Декабрьское восстание 1924 года

В Таллине, Тарту, Нарве и в других городах и посёлках были организованы вооруженные боевые группы и отряды из коммунистов, комсомольцев и рабочих. В ноябре 1924 года в них насчитывалось около 1 тысячи человек. Для руководства восстанием на объединённом заседании ЦК КПЭ и ЦК КСМЭ 29 ноября был создан Военно-революционный комитет (председатель В. Клейн). Общее руководство подготовкой осуществляли Ян Анвельт и Карл Римм. По плану Военно-революционного комитета (ВРК) восстание, начавшись в Таллине и Пярну, должно было охватить все центры страны. В ходе его предполагалось создать революционное правительство, которое должно было восстановить советскую власть.

Восстание началось утром 1 декабря выступлением около 300 бойцов боевых дружин, которые овладели Балтийским вокзалом, железнодорожной станицей Таллин-Вяйке, главным почтамтом, зданием Государственной думы, военным аэродромом, взорвали 2 железнодорожных моста. Однако захватить Военное министерство и казармы ряда воинских частей не удалось. Восстание было подавлено. В течение 2—3 месяцев было расстреляно несколько сот рабочих, свыше 2 тысяч человек арестовано[13].

1925—1940 годы

В середине 1920-х годов компартия устанавливает тесные контакты с Эстонской рабочей партией (ЭРП, Eesti Tööliste Partei). В преддверии выборов 1926 года нелегальный ЦК КПЭ через своего представителя А. Рийсмана предложила ЭРП договориться о блокировании. 20 апреля 1926 года Рийсман и 12 руководителей ЭРП были арестованы. В ночь на 23 апреля Рийсман был расстрелян по приговору военно-полевого суда[9]. Тем не менее, список ЭРП, включавший в себя коммунистов, сумел набрать на выборах 5,8 % голосов и получить 6 мест в парламенте[14]. На выборах 1929 года КПЭ также шла в блоке с ЭРП[15].

В январе 1930 года ИККИ в рамках теории «третьего периода» осудил компартию Эстонии за правый уклон, недостаточную борьбу с «социал-фашизмом» и т. д. Первым секретарем ЦК КПЭ был назначен Артур Меринг. В январе 1931 года было решено распустить нелегальную организацию КПЭ в Эстонии ввиду её политического разложения. На её базе создавалась сеть ячеек, не связанных друг с другом, но связанных с специально назначенным эмиссаром. В одной из скандинавский стран планировалось разместить новый нелегальный аппарат, ответственный перед ЦК КПЭ и Исполкомом Коминтерна в Москве. Партийная пресса должна была печататься в скандинавских странах и нелегально доставляться в Эстонию. В целом, такая структура начала действовать в Стокгольме в 1932 году. В 1933 году аппарат переехал в Копенгаген, куда чуть позже перебралось также Западноевропейское бюро ИККИ, находившееся до этого в Берлине[16].

Конец 1920 — начало 1930-х годов были отмечены для Эстонии, как и для всего мира, экономическим кризисом. В 1929—1933 годах производство промышленной продукции в Эстонии сократилось на треть. Зарегистрированных безработных зимой 1932 года насчитывалось около 32 тысяч человек (в крупной и средней промышленности было занято 28 тысяч человек), доходы крестьянских хозяйств уменьшились на половину[1]. Большим влиянием в тот момент пользовалась Лига ветеранов Освободительной войны (Вапсы) — ультраправая организация, ориентировавшаяся на итальянских и финляндских фашистов[16]. 12 марта 1934 года, чтобы предотвратить приход Вапсов к власти, был совершен государственный переворот. Президент Констанин Пятс и генерал Йохан Лайдонер стали единолично управлять республикой. К осени был распущен парламент, а впоследствии запрещены все действующие политические партии[17]. В результате постоянных репрессий численность компартии к середине 1930-х годов составляла не больше 400 человек.

Тактика «третьего периода» прервалась в середине 1930-х годов. Тогда Коминтерн начал проводить среди коммунистических партий тактику «народных фронтов». В этом контексте конференция КПЭ, проходившая в Москве 13—17 августа 1934 года, приняла новую линию на сближение с левыми социалистами во главе с Ниголем Андрезеном. Левая социалистическая партия Эстонии действовала как легальная на тот момент политическая организация, имевшая существенное влияние на радикальные слои рабочего класса. Таким образом линия на прекращение сотрудничества с «социал-фашистами» была свернута. В течение июля 1935 года Второй секретарь ЦК КПЭ Йоханнес Меэритс встречался с Андрезеном в Финляндии, результатом которой явилось подписание соглашения о сотрудничестве. В августе 1935 года проходил Седьмой конгресс Коминтерна, на котором КПЭ представляли Меэритс, Карл Сяре, Анвельт, Меринг и Альберт Саккарт. 6 октября 1935 года в Москве прошла встреча ЦК КПЭ, на которой обсуждалась новая политическая линия[16].

В 1938 году была проведена широкая амнистия политзаключённых. После 14-летнего заключения вышли на свободу Йоханнес Лауристин, Оскар Сепре, Артур Веймер, Хендрик Халлик, Херманн Арбон, Пауль Кеэдро, Александр Резев и другие (всего около ста человек)[9]. В том же году в Государственной думе создается фракция «Единый блок трудового народа»[1].

Эстонские коммунисты в СССР

После поражения трудовой коммуны в Советскую Россию бежали многие эстонские коммунисты. Немало скрывалось от преследований официальных эстонских властей. В СССР продолжала функционировать Эстонская секция РКП(б) — ВКП(б). Кроме того, действовала Эстонская секция ИККИ. Выпускались издания на эстонском языке. В частности, в Ленинграде с ноября 1917 года выходила газета «Edasi» («Вперед»), ответственным редактором которой в 1930-е годы был Отто Рястас. С 1918 года выходила газета «Tööline» («Рабочий»). Выпускались, кроме того, теоретические журналы, такие как «Klassivõistlus» («Классовая борьба», с 1919 по 1936 год) и «Partei Elu» («Партийная жизнь», в 1920—1921 годах). В начале 1920-х годов выходил журнал для молодых коммунистов — «Noored Kommunaarid» («Юные коммунары», с 1920 по 1922 год). В 1926—1933 годах выпускался журнал «Proletaarne Revolutsioon Eestis» («Пролетарская революция в Эстонии», редактор — Йоханнес Кясперт)[18].

В конце 1930-х годов во время сталинских репрессий погибли в тюрьмах или были расстреляны многие деятели компартии, бежавшие в 1920—1930-е годы в СССР. В их числе оказались Ян Анвельт, Йоханнес Кясперт, Ханс Пегельман, Карл Римм, Отто Рятас и многие другие. В декабре 1937 года решением бюро Ленинградского обкома ВКП(б) были закрыты газета «Edasi» и журнал «Kommunismi Teel» («На пути к коммунизму»), выходивший с 1936 года[18].

Съезды КПЭ

Компартия в 1940—1990 годах

Вхождение Эстонии в СССР: 1940 год

28 сентября 1939 Эстония заключила с СССР вынужденный договор о взаимопомощи, в соответствии с которым на территории Эстонии были размещены военные базы Советского Союза. 16 июня 1940 года советское правительство предъявило ультиматум о смене эстонского правительства и о вводе дополнительного контингента войск. Ультиматум был принят и 17 июня были введён дополнительный контингент войск. По современной эстонской версии, это означало оккупацию всей территории страны[20]. 21 июня 1940 года было сформировано Народное правительство Эстонии, состоявшее, в основном, из левых социалистов или сочувствующих им. В состав правительства вошли: председатель Йоханнес Варес, министр иностранных дел Ниголь Андрезен, министр внутренних дел Максим Унт, министр земледелия Александр Иоэр, министр юстиции Борис Сепп и другие[21]. 5 июля президент Пятс принял решение о проведении внеочередных выборов в Рийгикогу. В тот же день решением начальника внутренней обороны, заместителя министра внутренних дел Харальда Хабермана был снят запрет на деятельность КПЭ и вышел 1-й номер легальной газеты компартии «Kommunist»[22].

На состоявшихся 14 июля выборах в Рийгикогу победу одержал блок «Союз трудового народа Эстонии» (СТН) — единственная допущенная к участию в выборах политическая организация. Этот «Союз» включал в себя коммунистов и левых социалистов. В выборах приняло участие 591 030 граждан, или 84,1 % от общего числа избирателей. За кандидатов «Союза трудового народа» проголосовало 548 631 человек, или 92,8 % от числа голосовавших. Избирательные платформы СТН не содержали положений о провозглашении советской власти и вступлении в состав Советского Союза. Однако избранный парламент включил соответствующие положения в свои декларации. 21 июля 1940 года сессия вновь избранного парламента приняла решение об установлении в стране Советской власти и образовании Эстонской ССР, а 22 июля — «Декларацию о вхождении Эстонской ССР в состав Союза Советских Социалистических Республик». 23 июля были приняты декларации «Об объявлении земли всенародным достоянием» и «О национализации банков и крупной промышленности». На сессии Верховного Совета СССР, состоявшейся в начале августа, были «удовлетворены просьбы» новых парламентов Прибалтийских республик о включении последних в состав СССР[23].

Эстонская ССР в 1940—1941 годах

После присоединения Эстонии к СССР, местная компартия 8 октября 1940 года официально вошла в состав ВКП(б). 5—8 февраля 1941 года состолся 4-й съезд КП(б)Э[1]. Ключевыми фигурами в партии в тот момент были: Карл Сяре, Николай Каротамм, Йоханнес Лауристин и другие. Многие левые социалисты, такие как Варес, Андрезен, Максим Унт, Неэме Руус и другие, в течение 1940 года вступили в КП(б)Э и ВКП(б).

В мае и июне 1941 года ЦК ВКП(б) и СНК принял и постановление об «очистке» республик Прибалтики, Молдавии, Западной Украины и Западной Белоруссии от «антисоветского, уголовного и социально-опасного элемента». Данные категории лиц арестовывались и направлялись в лагеря сроком от 5 до 8 лет с последующей ссылкой на 20 лет, а члены их семей высылались в отдалённые местности Советского Союза. При этом происходила конфискация их имущества. После войны все высланные лица были освобождены от административного надзора, но компенсации за конфискованное имущество не получили. Только за первую половину 1941 года из Эстонии было выслано 9,2 тысячи человек[23].

Сопротивление: 1941—1944 годы

Во время войны в Эстонии действовало два центра сопротивления германской армии: Эстонский штаб партизанского движения и Национальный комитет за Эстонскую республику. Партизанский штаб был создан в ноябре 1942 года под руководством компартии, и действовал до 1944 года. Его председателем все время существования был Николай Каротамм[24]. Многие эстонские коммунисты, включая лидеров компартии, погибли во время Великой Отечественной войны — Йоханнес Лауристин, Андрей Мурро, Адольф Паук и другие.

Национальный комитет был создан в марте 1944 года, и действовал в контакте с «конституционным» (несоветским) правительством Эстонии во главе с Юри Улуотсом. 1 августа НК провзгласил себя верховной властью в Эстонии. 18 сентября, после эвакуации немецких войск, Улуотс, исполнявший должность президента, назначил правительство во главе с Отто Тифом. Однако вскоре оно было арестовано советскими войсками[25].

Советская Эстония в 1940—1980-е годы

Осенью 1944 года после тяжелых боев Эстония была занята частями Красной Армии. За время войны было разрушено около половины промышленных предприятий, уничтожена бóльшая часть скота, погибли около 80 тысяч жителей, не менее 70 тысяч эстонцев эмигрировали. По окончании войны власти предприняли массовые репрессии (многие специалисты, общественные деятели и зажиточные крестьяне были арестованы и депортированы). В 1945 году была ликвидирована частная собственность в промышленном секторе, в 1947 году — в торговле. Насильственная коллективизация сельского хозяйства спровоцировала вооруженное сопротивление партизан (т. н. «лесных братьев»), которое продолжалось вплоть до 1953 года.

В период хрущевской «оттепели» Эстонская коммунистическая партия получила определенную степень независимости от КПСС в управлении республикой. Однако в последующий период, особенно после 1968 года, произошёл откат от политики либерализации. Ответной реакцией стало распространение политического инакомыслия, выразившегося в требовании предоставления Эстонии независимости и восстановления роли эстонского языка в образовании и общественной жизни. В 1980 году сорок представителей интеллигенции, в том числе либерально настроенные члены КПСС, направили в центральные правительственные органы и в газету «Правда» «Письмо 40» — по сути, манифест против советизации.

Массовое движение за независимость в Эстонии началось в 1987 с протеста общественности против варварской добычи фосфоритов, наносившей стране серьёзный экологический ущерб. В 1988 был создан Народный фронт Эстонии (Rahvarinne), а также ряд других политических организаций (включая Партию независимости), которые выдвигали требование отделения от СССР. В ноябре 1988 Верховный Совет Эстонии, во главе которого стояли коммунисты-реформаторы, принял 254 голосами против 7 Декларацию о суверенитете Эстонской ССР[17]. Численность партии на 1 января 1990 (накануне раскола) составляла 106 тысяч членов. В 1990 году партия перестает быть «руководящей и направляющей силой общества»[26].

Первые секретари ЦК КП(б)Э — КПЭ

Съезды КП(б)Э — КПЭ

  • 4-й съезд — 5—8 февраля 1941 года (Таллин, далее все последующие съезды проходили там же)
  • 5-й съезд — 23—25 декабря 1948 года
  • 6-й съезд — 11—14 апреля 1951 года
  • 7-й съезд — 16—19 сентября 1952 года
  • 8-й съезд — 11—13 февраля 1954 года
  • 9-й съезд — 17—19 января 1956 года
  • 10-й съезд — 28—30 января 1958 года
  • 11-й съезд — 8—9 января 1959 года
  • 12-й съезд — 16—17 февраля 1960 года
  • 13-й съезд — 27—29 сентября 1961 года
  • 14-й съезд — 7—8 января 1964 года
  • 15-й съезд — 1—3 марта 1966 года
  • 16-й съезд — 17—19 февраля 1971 года
  • 17-й съезд — 28—30 января 1976 года
  • 18-й съезд — 28—30 января 1981 года
  • 19-й съезд — 31 января — 1 февраля 1986 года
  • 20-й съезд — 23—25 марта 1990 года[19]

Компартия Эстонии после 1990 года

Раскол на сторонников и противников независимости

В марте 1990 года Коммунистическая партия переживает раскол. Большинство компартии во главе с Вайно Вялясом, выступавшее за суверенитет Эстонии, заявляет о выходе КПЭ из состава КПСС. С июня 1990 года носит название Коммунистическая партия (самостоятельная) Эстонии. В этом качестве она проводит 21-й (26 января 1991) и 22-й (28 ноября 1992) свои съезды[19]. На 22-м съезде КП(с)Э принимает название Демократическая партия труда Эстонии.

Просоветская часть компартии продолжает действовать под именем Коммунистическая партия Эстонии (на платформе КПСС). 26 марта 1990 года треть делегатов 20-го съезда КПЭ, несогласных с объявлением самостоятельности партии, объявили о продолжении работы съезда и избрали секретарями ЦК Александра Гусева и Павла Панфилова. В июне 1990 года приняла название Коммунистическая партия Эстонии (КПСС) (Eestimaa Kommunistlik Partei (NLKP)). На 21-м съезде КПЭ (КПСС), проходившим 15 декабря 1990 года первым секретарем ЦК был избран Лембит Аннус. Партия выступала против выхода Эстонии из состава СССР, в августе 1991 года была запрещена властями Эстонии за поддержку ГКЧП. Тем не менее, партия продолжала действовать и принимала участие в попытке восстановления Коммунистической партии Советского Союза. В 1993 году партия присоединилась к СКП—КПСС, а после раскола СКП—КПСС 2001 года — к КПСС Олега Шенина. 22-й съезд КПЭ (КПСС) состоялся 3 октября 1998 года[27][28].

Руководители Коммунистической партии (самостоятельной) Эстонии

Председатель КП(с)Э

Первый секретарь ЦК КП(с)Э

Руководители Коммунистической партии Эстонии (КПСС)

Первые секретари ЦК КПЭ (КПСС)

Секретари ЦК КПЭ (на платформе КПСС) и ЦК КПЭ (КПСС)

Напишите отзыв о статье "Коммунистическая партия Эстонии"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Эстонская Советская Социалистическая Республика — статья из Большой советской энциклопедии.
  2. ↑ «Кийр» — статья из Большой советской энциклопедии.
  3. ↑ 1 2 Эстляндская трудовая коммуна — статья из Большой советской энциклопедии.
  4. ↑ «Хронос». [www.hrono.ru/sobyt/1918est.html Советско-эстонская война 1918—1920 годы]
  5. ↑ [www.marxists.org/history/international/comintern/1st-congress/delegates.htm Делегаты Первого конгресса Коминтерна]  (англ.)
  6. ↑ [www.marxists.org/history/international/comintern/2nd-congress/delegates.htm Делегаты Второго конгресса Коминтерна]  (англ.)
  7. ↑ Эстонские парламентские выборы, 1920 год  (англ.)
  8. ↑ Эстонские парламентские выборы, 1923 год  (англ.)
  9. ↑ 1 2 3 4 Ю. Р. Федоровский. [www.gazeta-pravda.ru/2006/pravda005.html Кровавое наследие. Из истории антикоммунистического террора в Эстонии]
  10. ↑ Кингисепп Виктор Эдуардович — статья из Большой советской энциклопедии.
  11. ↑ В. Серж. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl?Key=12245&page=648 От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера]
  12. ↑ Хейдеманн Ханс Хансович — статья из Большой советской энциклопедии.
  13. ↑ Перводекабрьское восстание Таллине 1924 — статья из Большой советской энциклопедии.
  14. ↑ Эстонские парламентские выборы, 1926 год  (англ.)
  15. ↑ Эстонские парламентские выборы, 1929 год  (англ.)
  16. ↑ 1 2 3 М. Джонс. [www.marxists.org/history/etol/revhist/supplem/estonia.htm Как Эстония стала частью СССР] (1993)  (англ.)
  17. ↑ 1 2 Энциклопедия «Кругосвет». [www.krugosvet.ru/articles/95/1009528/1009528a7.htm Эстония]
  18. ↑ 1 2 В. Махтина. [www.utlib.ee/ekollekt/diss/mag/2006/b17874464/makhtina.pdf Петербургские эстонцы: идентичность и использование СМИ] (2006)
  19. ↑ 1 2 3 [www.knowbysight.info/1_ESTON/08241.asp Съезды, конференции и пленумы КП(б) — КП Эстонии]
  20. ↑ [www.estemb.ru/estonija/istorija/aid-226 Посольство Эстонии в Москве: Советские депортации из Эстонии в 1940-х годах]
  21. ↑ [a-dyukov.livejournal.com/71260.html Как произошла «советская оккупация» Эстонии]
  22. ↑ Сборник документов СВР «Прибалтика и геополитика». [web.archive.org/web/20070119202606/svr.gov.ru/material/pribaltica2.htm Часть 2. 1939—1942 годы]
  23. ↑ 1 2 В. З. Роговин. [trst.narod.ru/rogovin/t7/ii_x.htm Конец означает начало]
  24. ↑ Каротамм Николай Георгиевич — статья из Большой советской энциклопедии.
  25. ↑ [www.peterburg.estemb.ru/estonija/istorija/aid-368 1944 — год трагедии Эстонии]
  26. ↑ 1 2 [www.worldstatesmen.org/Estonia.html Эстония]  (англ.)
  27. ↑ 1 2 [www.labyrinth.ru/content/card.asp?cardid=27158 Коммунистическая партия Эстонии] (База данных «Лабиринт») — информация используется по материалам полной версии базы данных
  28. ↑ 1 2 3 [www.knowbysight.info/1_ESTON/08256.asp Коммунистическая партия Эстонии (КПСС) 1990—1991]
  29. ↑ [www.knowbysight.info/1_ESTON/08242.asp Секретариат ЦК КП(б) — КП Эстонии]
  30. ↑ [solidnet.org/russia-communist-party-of-soviet-union/2452-cp-of-soviet-union-ru Трагически погиб член ЦК КПСС Ю. А. Мишин]
  31. ↑ [ru.kke.gr/news/news2012/2012-01-02-mishin Соболезнования КПГ в связи с трагической гибелью т. Ю. Мишина]
  32. ↑ [solidnet.org/spain-communist-party-of-peoples-of-spain/2466-cp-of-the-peoples-of-spain-condolences-note-on-the-passing-away-of-cde-yuri-mishin-en Condolences note on the passing away of cde Yuri Mishin]

Отрывок, характеризующий Коммунистическая партия Эстонии

И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Коммунистическая_партия_Эстонии&oldid=78326288»