Коммунистические преступления (законодательство Польши)
Коммунистические преступления (польск. Zbrodnia komunistyczna) — в Законе об Институте национальной памяти — Комиссии по расследованию преступлений против польского народа от 18 декабря 1998 г., правовой термин, который используется в законодательстве Польши для обозначения деяний, совершённых должностным лицом коммунистического государства в период с 17 сентября 1939 г. по 31 июля 1990 г., представлявших собой репрессии или иные формы нарушений прав человека по отношению к какому-либо лицу или социальной группе, а также иных действий, совершённых в связи с такими репрессиями и составлявших состав преступления согласно уголовному законодательству, действовавшему в момент их совершения.
К коммунистическим преступлениям с 15 марта 2007 г. отнесены и такие преступные проявления, как фальсификация документов или намеренное раскрытие документов польских органов госбезопасности 1944—1990 гг. с целью причинить ущерб третьим лицам[1].
В понимании Закона об Институте национальной памяти, под должностными лицами коммунистического государства имеются ввиду публичные должностные лица, а также лица, пользовавшиеся аналогичной правовой защитой, в частности правительственные чиновники и партийные руководители[2], функционеры и сотрудники польской разведки, службы безопасности, органов внутренних дел (в частности, органов цензуры и религиозных дел) — в частности, Министерства государственной безопасности, Службы безопасности и Главного управления информации Войска Польского[3]. Понятие коммунистические преступления также применимо к представителям иностранных гражданских или военных служб, аналогичных польским[4].
Срок давности для убийств установлен в 40 лет, а для остальных — 30 лет, причём отсчёт срока давности идёт с 1 августа 1990 г.[5], а не с момента фактического совершения деяния. Те коммунистические преступления, которые признаны по международному праву как преступления против человечности, преступления против мира, военные преступления, срока давности не имеют[5]. Эти преступления также не подпадают под амнистии или освобождения от ответственности, объявлявшиеся до 7 декабря 1989 года[6].
Коммунистические преступления и нацистские преступления
Понятие коммунистические преступления заменило в правовой терминологии аналогичное понятие сталинские преступления (польск. Zbrodnia stalinowska), которое использовалось на начальном этапе расследований, имевших целью выявить лиц, виновных в их совершении[7].
При разработке понятия коммунистическиe преступления польские законодатели специально отказались от проведения аналогии между коммунистическими и нацистскими преступлениями (определение которых было дано в законе от 31 августа 1944)[8].
Коммунистические преступления расследуются главным образом Институтом национальной памяти.
См. также
- Резолюция Совета Европы 1481
- Катынский расстрел
- Катынь (фильм) (2007, реж. Анджей Вайда)
- Правовая система Республики Польша
- Институт по расследованию коммунистических преступлений в Румынии
- Бюро по документации и расследованию преступлений коммунизма (Чехия)
- Преодоление прошлого
- Историческая политика
- Згода (концлагерь)
Напишите отзыв о статье "Коммунистические преступления (законодательство Польши)"
Примечания
- ↑ [ipn.gov.pl/__data/assets/pdf_file/0008/49292/DzU_2014_1075.pdf Ustawa z dnia 18 grudnia 1998 r. o Instytucie Pamięci Narodowej — Komisji Ścigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu]
- ↑ Ustawa.., Art. 2.2.
- ↑ Ustawa.., Art. 5.1.
- ↑ Ustawa.., Art. 5.2.
- ↑ 1 2 Ustawa.., Art. 4.1.
- ↑ Ustawa.., Art. 4.3.
- ↑ Witold Kulesza, [www.senat.gov.pl/k4/dok/sten/032-t/321g.htm Stenogram 32 posiedzenia Senatu RP]
- ↑ Genowefa Rajman, [www.prawo.lex.pl/czasopisma/wpp/zb_komunist.html ZBRODNIE KOMUNISTYCZNE W KONCEPCJI POLSKIEGO PRAWA KARNEGO], Wojskowy Przegląd Prawniczy, № 1, 2006.
|
Это заготовка статьи о праве и юриспруденции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Коммунистические преступления (законодательство Польши)
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
