Коммунистический интернационал молодёжи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Коммунистический интернационал молодёжи (КИМ) — c 1919 по 1943 международная молодёжная организация, секция Коминтерна.





История

Учредительный конгресс КИМ состоялся 20-26 ноября 1919 в Берлине. 29 делегатов из 13 стран (Россия, Германия, Австрия, Швейцария, Швеция, Норвегия, Дания, Польша, Венгрия, Румыния, Италия, Испания, Чехословакия) представляли 219 тысяч членов молодёжных организаций. Среди участников конгресса были активные деятели левого крыла Социалистического интернационала молодёжи. Участники конгресса утвердили Устав и программу КИМ. Задачей организации стало создание широкого массового движения молодёжи в защиту своих экономических, политических и культурных интересов. Теоретической основой работы КИМ был провозглашен марксизм.

В 20-30-х гг. секции КИМ активно участвовали в коммунистическом рабочем движении. Особое внимание КИМ уделял борьбе против фашизма и милитаризма, организовывая движение молодёжи в поддержку СССР.

В августе 1928 в КИМ входило свыше 40 организаций, насчитывавших 2157 тыс. членов (из них 2030 тыс. членов ВЛКСМ); в октябре 1935 в 56 секций КИМ входило 3773 тыс. членов (из них 3500 тыс. членов ВЛКСМ).

В 1935 году на VI конгрессе КИМ была поставлена задача создания единого фронта молодёжи для борьбы против фашизма и опасности войны. Это позволило преодолеть раскол молодёжного движения в Испании, Бельгии, Аргентине, Китае, а также созвать международные конгрессы молодёжи в Женеве1936) и в США (в 1938). На этих конгрессах представители КИМ выступили против интервенции Германии и Италии в Испании, против японской агрессии в Китае и добивались единых действий против этого в молодёжном движении. В борьбу за мир было вовлечено более 40 млн юношей и девушек почти во всех странах мира.

В мае 1943 после роспуска Коминтерна КИМ также был распущен. Его фактическим преемником стала Всемирная федерация демократической молодёжи.

Высшим органом КИМ были конгрессы, в промежутках между конгрессами — Исполком КИМ, избиравший Президиум и Секретариат.

Состоялось 6 конгрессов КИМ:

  • I — (учредительный) 20-26 ноября 1919;
  • II — 9-23 июля 1921;
  • III — 4-16 декабря 1922;
  • IV — 15-25 июня 1924;
  • V — 20 августа — 18 сентября 1928 года;
  • VI — 25 сентября — 11 октября 1935 года;.

Эпонимы

Россия

Украина

Белоруссия

Молдова

См. также

  • Вуйович, Воислав (1897—1936) — сербский коммунист, генеральный секретарь Коммунистического Интернационала молодёжи в 1921—1926 годах, член Президиума Исполкома Коминтерна.
  • Цетлин, Ефим Викторович — в 1919 году участвовал в учредительном съезде Коммунистического интернационала молодёжи, входил в Центральный Комитет.

Напишите отзыв о статье "Коммунистический интернационал молодёжи"

Ссылки

  • Зиновьев А. П. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2011/5/Zinoviev_Internationals/ КИМ и СИМ: к истории и теории взаимоотношений] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2011. — № 5 (сентябрь — октябрь).
  • [www.marxisthistory.org/subject/usa/eam/yci.html YCI archive]
  • [www.marxists.org/history/international/comintern/3rd-congress/youth.htm The Communist International and the Communist Youth Movement], resolution of the 3rd Congress of the Communist International

Отрывок, характеризующий Коммунистический интернационал молодёжи

Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.