Коммунистическое восстание в Германии в октябре 1923 года

Коммунистическое восстание в Германии в октябре 1923 г. — план Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала осуществить вооружённое восстание с целью захвата власти немецкими коммунистами в Веймарской республике в 1923 году. Революция была запланирована на октябрь-ноябрь 1923 г., но была предотвращена в результате действий правительства.

Ситуация в Германии

Работавший в первой половине 1920-х годов в Мюнхене американский дипломат Роберт Мёрфи в своих мемуарах писал: «Самое ужасное, что мне довелось наблюдать, пока я находился в Мюнхене, была безудержная инфляция, пожравшая сбережения нескольких поколений самых достойных и обеспеченных людей и повергнувшая миллионы граждан в состояние безысходного отчаяния. Эта инфляция, по моему мнению, больше, чем что-либо другое, способствовала приходу гитлеризма».

В январе 1923 года французские войска в ответ на задержки в выплате репараций оккупировали Рурский регион, что послужило началом так называемого Рурского конфликта. Имперское правительство поддержало сопротивление местных жителей оккупантам. Следующие месяцы сопровождались гиперинфляцией. Это вызвало обнищание населения и увеличило число сторонников коммунистов.

В Саксонии коммунистическая партия (КПГ) была особенно сильна, а СДПГ в Саксонии полагалась на парламентскую поддержку со стороны коммунистической партии. Одним из следствий этого было то, что вооруженные организации КПГ (военизированные пролетарские сотни) не были запрещены. Они проводили учения и накапливали оружие. Похожая ситуация была и в Тюрингии.

Решение в Москве

Ситуация в Германии казалась сопоставимой с той, что была в России летом 1917 года. 23 августа 1923 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б) Карл Радек предложил организовать вооружённое восстание в Германии. Иосиф Сталин отнёсся к этому предложению скептически. Неизлечимо больной Ленин не играл при этом никакой роли. Всё же было решено создать комитет для подготовки восстания под руководством Радека. В принятом постановлении указывалось, что «на основании имеющихся в ЦК материалов, в частности на основании писем товарищей, руководящих германской компартией, ЦК считает, что германский пролетариат стоит непосредственно перед решительными боями за власть». Отсюда делался вывод о том, что «вся работа, не только ГКП и РКП, но и всего Коммунистического интернационала должна сообразоваться с этим основным фактом».

В сентябре 1923 г. Исполнительный комитет Коминтерна принял окончательное решение о восстании. Планировалось вооружить от 50000 до 60000 рабочих в Саксонии и Тюрингии. В качестве главной угрозы восстанию рассматривались крайне правые силы в Баварии, а не рейхсвер. Советский посол в Берлине Николай Крестинский отвечал за финансирование восстания. Была назначена даже ориентировочная дата восстания — 9 ноября 1923 г. 20 октября военная комиссия ЦК РКП(б) разработала план мобилизации РККА на случай вооружённой помощи германскому пролетариату и создания для этой цели 20 новых дивизий.

Председатель КПГ Генрих Брандлер поначалу относился к планам восстания скептически. Левые коммунисты, в том числе Рут Фишер и Эрнст Тельман, были изначально готовы к восстанию.

Развитие событий

10 октября 1923 г. коммунисты вошли в правительство Саксонии, однако им не удалось, как планировалось, получить в свои руки министерство внутренних дел и, таким образом, руководство полицией. Тем не менее, коммунисты получили посты министров финансов и экономики, а Генрих Брандлер стал главой государственной канцелярии саксонского правительства, возглавляемого социал-демократом Эрихом Цейгнером. 16 октября коммунисты также вошли в правительство Тюрингии.

13 октября 1923 г. командующий войсками рейхсвера в Саксонии генерал Альфред Мюллер, который с 27 сентября также обладал исполнительной властью, запретил пролетарские сотни.

21 октября в Хемнице состоялась конференция рабочих. Если бы настроение на конференции было благоприятным, то была бы объявлена всеобщая забастовка, которая должна была перерасти в восстание. Однако конференция не поддержала Брандлера, потребовавшего проведения всеобщей забастовки. Министр труда Саксонии социал-демократ Граупе, присутствовавший на конференции, пригрозил выходом СДПГ из правительства, если коммунисты будут продолжать настаивать на своём требовании. Руководство КПГ во главе с Брандлером, опасаясь поражения, в последний момент решило отказаться от восстания. Только коммунисты Гамбурга, не зная об отмене восстания, 23 октября совершили попытку овладеть городом. Их восстание было подавлено войсками.

В Саксонии с 21 по 27 октября в различных городах происходили вооружённые столкновения армии с коммунистами. При этом армия действовала без каких-либо официальных распоряжений правительства Германии.

См. также

• Веймарская республика
• Коммунизм
• История Германии
• Баварская Советская республика
• Бременская Советская Республика

Ссылки

• Л. Безыменский. [militera.lib.ru/research/bezymensky3/02.html Гитлер и Сталин перед схваткой. Почему 9 ноября 1923 года не была создана Советская Германия?]
• Винклер Г. А. Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии. — М.: РОССПЭН, 2013. — 878 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-8243-1719-0.
• [grachev62.narod.ru/stalin/t17/t17_398.htm Запись обсуждения вопроса «О международном положении» на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 21 августа 1923 года]
• Михаил Пантелеев. [his.1september.ru/article.php?ID=200202401 Четверть века Коминтерна или Шагреневая кожа интернационализма]
• Август Тальгеймер. [www.marksizm.info/content/view/4910/62/ 1923: упущенная возможность? Легенда о Германском Октябре и реальная история 1923 года]
• Arnulf Scriba. [www.dhm.de/lemo/html/weimar/innenpolitik/oktober/index.html Deutscher Oktober] auf LeMO
• Nick Brauns. [www.nikolaus-brauns.de/Deutscher_Oktober.htm Im Herbst 1923 scheiterte ein kommunistischer Aufstandsplan]

Отрывок, характеризующий Коммунистическое восстание в Германии в октябре 1923 года

– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила: