Комсомолец (фотоаппарат)

Комсомолец
</td></tr>		Производитель	ГОМЗ
Год выпуска	1946—1951
Тип	двухобъективная зеркальная камера
Фотоматериал	плёнка типа 120
Размер кадра	6×6
Тип затвора	центральный, выдержки 1/25, 1/50, 1/100 и «В»
Объектив	несъёмный, «Т-21» 6,3/80
Фокусировка	по шкале расстояний; визирование по зеркальному видоискателю
Экспозамер	ручная установка выдержки и диафрагмы
Вспышка	синхроконтакт отсутствует
Видоискатель	зеркальный двухобъективной камеры
Размеры	124×98×91 мм
Масса	?
Изображения на Викискладе

«Комсомо́лец» — советский среднеформатный двухобъективный зеркальный фотоаппарат производства Государственного оптико-механического завода. Разработан на базе конструкции немецкого двухобъективного фотоаппарата 1930-х годов Voigtländer Brilliant. Фотоаппараты «Комсомолец» выпускались с 1946 по 1951 год, итоговый выпуск составил 306 743 экземпляра. Развитием конструкции фотоаппарата «Комсомолец» стал технически близкий ему двухобъективный фотоаппарат «Любитель», выпускавшийся Ленинградским оптико-механическим объединением (ЛОМО, бывший ГОМЗ) с 1950 года.

Описание конструкции

Фотоаппарат «Комсомолец» представляет собой плёночную двухобъективную зеркальную фотокамеру. Фотоаппарат комплектовался объективами «Т-21» f 6,3/80 мм типа Триплет (фотографический) и типа Ахромат f 4,5/75 (видоискательный). Ряд фотоаппаратов «Комсомолец» выпуска 1949—1951 годов комплектовался фотографическими объективами «Т-22» типа Триплет f 6,3/75. Система наводки камеры на резкость — по шкале расстояний, видоискательный объектив использовался лишь для визирования (конструкция светозащитной шахты зеркального видоискателя также позволяла использовать её в качестве рамочного видоискателя). Пределы фокусировки — от 1,5 м до бесконечности.

Затвор камеры — центральный, межлинзовый, с предварительным взводом и выдержками 1/25, 1/50 и 1/100 секунды, а также «B» (затвор открыт при нажатой кнопке спуска). Диапазон диафрагм — от 6,3 до 16 (маркированы значения 6,3, 8, 11 и 16), система диафрагмирования — ирисовая. Затвор имел возможность использования тросика.

Фотоматериалом служили неперфорированные фотоплёнки типа 120 с форматом кадра 6×6 см (по 12 кадров на плёнке). Счётчик кадров отсутствовал, ориентирование осуществлялось по смотровому окошку в задней крышке фотоаппарата, забранному красным целлулоидом. Дополнительно фотоаппарат оснащался двумя светофильтрами, для которых с левой стороны корпуса камеры имелся специальный отсек, прикрывавшийся крышкой с винтом.

Габариты фотоаппарата с закрытой крышкой визира — 124×98×91 мм. Корпус фотоаппарата выполнялся из бакелита, при этом боковые поверхности имели рифлёную фактуру (лишь прилегающие к углам полосы были гладкими). В верхней плоскости фотоаппарата монтировалась четырёхчастная металлическая крышка зеркального видоискателя, при раскрытии образовывавшая светозащитную шахту вокруг фокусировочного экрана видоискателя. В верхней части передней стенки камеры, над объективом, устанавливался декоративный шильдик с каллиграфической надписью Комсомолец; в нижней части стенки, под объективом, имелась выштампованная надпись Ленинград, выполненная тем же шрифтом. Для удобства пользования в верхней части фотоаппарата имелись два крепления для шейного ремня.

Эксплуатация

Для выполнения съёмки фотограф раскрывал светозащитную шахту зеркального визира и производил предварительную наводку фотоаппарата на объект съёмки. По желанию, он мог использовать и рамочный видоискатель, для чего требовалось, предварительно раскрыв шахту, отклонить внутрь передний щиток с заводской рамкой (без наружной рамки) до фиксации его за выступ в задней стенке шахты. Затем выбирались и устанавливались расстояние фокусировки, значение диафрагмы и выдержки. Поскольку наводка на резкость по шкале расстояний была достаточно условной и не всегда обеспечивала точность наводки, на шкале диафрагмы объектива вблизи деления 11, а также на шкале расстояний между делениями 6 и 10 имелись нанесённые в заводских условиях маленькие красные точки. Установка указателей диафрагмы и расстояния фокусировки по этим точкам обеспечивала глубину резкости от 4 м до бесконечности. Затем фотограф производил взвод механизма затвора и в нужный момент нажимал на спусковой рычажок.

Литература

• А. А. Сыров. Путь Фотоаппарата. Из истории отечественного фотоаппаратостроения. — М.: Государственное издательство «Искусство», 1954.

Ссылки

• [www.photohistory.ru/1207248175199353.html Статья о фотоаппарате «Комсомолец»] (рус.). «Этапы развития отечественного фотоаппаратостроения». Проверено 5 августа 2011. [www.webcitation.org/67fICWSq5 Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].
• [www.sovietcamera.su/manuals/photocameras/vlksm/vlksm.html Инструкция и аттестат к фотоаппарату «Комсомолец»] (рус.). www.sovietcamera.su. Проверено 5 августа 2011. [www.webcitation.org/67fIFUieQ Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Комсомолец (фотоаппарат)

Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.