Конант, Джеймс Брайант

Джеймс Брайант Конант
англ. James Bryant Conant
Конант в 1948 году
Место рождения:	Бостон, шт. Массачусетс, США
Место смерти:	Гановер, шт. Нью-Гэмпшир
Научная сфера:	химия
Место работы:	Гарвардский университет
Альма-матер:	Гарвардский университет
Известные ученики:	Физер, Луис
Награды и премии:	Медаль Пристли (1944) Награда Сильвануса Тайера (1965).
Подпись:

Джеймс Брайант Конант (англ. James Bryant Conant; 26 марта 1893 — 11 февраля 1978) — американский химик, президент Гарвардского университета (1933—1953), высокий комиссар (1953—1955), а затем посол США (1955—1957) в Западной Германии. Получив степень доктора философии в 1916 году в Гарварде, в период Первой мировой войны Конант служил в армии США, где занимался разработкой химического оружия. В 1919 году он стал старшим преподавателем (англ. assistant professor) химии в Гарварде, а в 1929 получил почётное звание Профессора органической химии имени Шелдон Эмери. Его исследования касаются физической структуры природных соединений, в особенности, хлорофилла; и Конант был одним из первых, изучивших подчас сложные взаимосвязи между химическим равновесием и скоростью химических реакций. Он исследовал биохимию оксигемоглобина, дав представление о таком заболевании, как метгемоглобинемия, помог пролить свет на структуру хлорофилла, а также высказал ряд идей, лежащих в основе современных теорий кислот и оснований.

Ранние годы

Джеймс Конант родился в 1893 году в районе Дорчестер Бостона (штат Массачусетс). Он был третьим ребёнком и единственным сыном Джеймса Скотта Конанта (James Scott Conant), фотоцинкографа, и его жены Джаннетт Орр (в девичестве — Брайант; Jennett Orr Bryant). В 1904 году он стал одним из 35 мальчиков, прошедших конкурсный вступительный экзамен в Роксберскую латинскую школу в Западном Роксбери, а в 1910 году закончил её одним из лучших в классе. Вдохновлённый своим учителем естествознания Ньютоном Блэком (Newton H. Black), в сентябре того же года он поступил в Гарвард, где стал изучать физическую химию у Теодора Ричардса и органическую химию у Элмера Колера (Elmer P. Kohler). Во время обучения он был редактором ежедневной студенческой газеты The Harvard Crimson. Конант стал членом ряда студенческих почётных обществ: «Общества печати», Дельта Ипсилон, братства Омикрон общества Альфа Хи Сигма в 1912 году, а при выпуске со степенью бакалавра искусств в июне 1913 года был принят в ряды знаменитого Фи Бета Каппа. Конант продолжил обучение в аспирантуре, занявшись необычной двойной диссертацией. Первая часть, «Электрохимическое поведение амальгам жидкого натрия», была написана под руководством Ричардса, а вторая, «Исследование некоторых производных циклопропана», — под руководством Колера. В 1916 году Конант получил степень доктора философии.

В 1915 году Конант вместе с двумя другими химиками-выпускниками Гарварда, Стэнли Пенноком (Stanley Pennock) и Чонси Лумисом (Chauncey Loomis), основал компанию LPC Laboratories. В одном из одноэтажных зданий Куинса (Нью-Йорк) они открыли фабрику по производству химикатов, применяемых в фармацевтической промышленности (таких как бензойная кислота), которые из-за запрета прекращения поставок из Германии в условиях Первой мировой войны сильно выросли в цене. В 1916 году из-за ухода с поста химика-органика Роджера Адамса образовалась вакансия, которую предложили Конанту. Сам Конант мечтал об академической карьере, поэтому принял предложение и вернулся в Гарвард. 27 ноября 1916 года на фабрике произошёл взрыв. Пеннок и двое рабочих погибли, а фабрика была полностью уничтожена. Одним из способствующих факторов произшествия были ошибочные методы проверки, разработанные Конантом.

После объявления США войны Германии Конант был назначен 22 сентября 1917 года вторым лейтенантом Санитарного корпуса армии США и получил назначение в Корпус Американского университета, где начал заниматься разработкой отравляющих газов. Первоначально его работа касалась горчичного газа, но в мае 1918 года Конант возглавил группу, занятую разработкой люизита. 20 июля 1918 года он был произведён в майоры. Для производства люизита была сооружена сначала опытная установка, а затем и полнофункциональная фабрика в Кливленде, но прежде чем это вещество успели применить в бою, закончилась война.

После окончания войны Конант был уволен из армии и возвратился в Гарвард, где 1 сентября 1919 года получил должность старшего преподавателя (англ. assistant professor) химии. В следующем году он обручился с дочерью Ричардса, Грейс Тайер Ричардс («Петти», Grace Thayer Richards, Patty). Они поженились в часовне Эпплтон (Appleton Chapel) в Гарварде 17 апреля 1920 года. В их семье родились двое сыновей: Джеймс Ричардс Конант (в мае 1923) и Теодор Ричардс Ричардс Конант (в июле 1928 года).

Преподавание

В 1924 году Конант стал адъюнкт-профессором. В 1925 году он на восемь месяцев отправился в Германию, в то время — столицу химического мира. Там Конант посетил основные университеты и лаборатории и встретился с множеством передовых химиков, в том числе с Теодором Курциусом (Theodor Curtius), Казимиром Фаянсом, Хансом Фишером, Артуром Ганчем (Arthur Hantzsch), Хансом Меервейном (Hans Meerwein), Якобом Майзенхаймером (Jakob Meisenheimer), Германом Штаудингером, Адольфом Виндаусом и Карлом Циглером. После возвращения в США Артур Эймос Нойес (Arthur Amos Noyes) сделал заманчивое предложение Конанту — перейти в Калифорнийский технологический институт (Калтех). На что президент Гарварда, Эббот Лоуренс Лоуэлл (Abbott Lawrence Lowell), выступил с контрпредложением: немедленное (действительное с 1 сентября 1927) повышение до профессора с зарплатой в 7 тыс. долларов в год (около 95 тыс. по ценам 2014) и ежегодным пособием на исследования в 9 тыс. долларов. Конант принял решение остаться в Гарварде. В 1929 году он стал почётным профессором органической химии имени Шелдона Эмери (Sheldon Emery Professor of Organic Chemistry), а в 1931 году — заведующим кафедрой химии.

В период с 1928 по 1933 годы Конант опубликовал 55 статей. Значительная часть его работы, подобно его двойной диссертации, сочетало химию природных соединений с физической органической химией. Основываясь на наблюдениях за скоростью реакций в химическом равновесии, Конант одним из первых пришёл к выводу, что кинетика этих систем в одних случаях прямолинейна и проста, а в других достаточно сложна.[18] Он исследовал влияние структуры галогеналканов на скорость замещения иодидами, что в сочетании более ранней работой Финкельштейна привело к формированию представления о реакции Конанта — Финкельштейна, или, в более общем случае, просто реакции Финкельштейна. Открытым недавно приложением этой реакции является получение йодированного поливинилхлорида из обычного. Сочетание работы Конанта по кинетике гидрирования с работой Георгия Кистяковского по изменению энтальпии этой реакции стало заделом для последующего развития теории гиперконъюгации (англ. hyperconjugation).

Основная библиография

Статьи:

• Conant J. B., Kirner W. R. [dx.doi.org/10.1021/ja01666a031 The Relation between the Structure of Organic Halides and the Speed of their Reaction with Inorganic Iodides. I. The Problem of Alternating Polarity in Chain Compounds] (англ.) // Journal of the American Chemical Society. — 1924. — Vol. 46, no. 1. — P. 232—252. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0002-7863&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0002-7863]. — DOI:10.1021/ja01666a031.
• Conant J. B., Hussey R. E. [dx.doi.org/10.1021/ja01679a031 The Relation between the Structure of Organic Halides and the Speeds of their Reaction with Inorganic Iodides. II. A Study of the Alkyl Chlorides] (англ.) // Journal of the American Chemical Society. — 1925. — Vol. 47, no. 2. — P. 476—488. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0002-7863&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0002-7863]. — DOI:10.1021/ja01679a031.
• Conant J. B., Kirner W. R., Hussey R. E. [dx.doi.org/10.1021/ja01679a032 The Relation between the Structure of Organic Halides and the Speeds of their Reaction with Inorganic Iodides. III. The Influence of Unsaturated Groups] (англ.) // Journal of the American Chemical Society. — 1925. — Vol. 47, no. 2. — P. 488—501. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0002-7863&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0002-7863]. — DOI:10.1021/ja01679a032.

Примечания

Источники:

Литература

• Bartlett P. D. James Bryant Conant, 1893–1978 // [www.nasonline.org/publications/biographical-memoirs/memoir-pdfs/conant-james-b-1893-1978.pdf Biographical Memoirs]. — Washington, D.C.: The National Academy Press, 1983. — Vol. 54. — P. 91—124. — (Biographical Memoirs).
• Conant J. B. My several lives: memoirs of a social inventor. — New York: Harper & Row, 1970. — 701 p. — ISBN 978-0781280891.
• Hershberg J. G. [books.google.ru/books?id=fqhzrXn1RE0C James B. Conant: Harvard to Hiroshima and the Making of the Nuclear Age]. — Stanford University Press, 1995. — 948 p. — (Stanford nuclear age series). — ISBN 9780804726191.
• Kistiakowsky G. B., Westheimer F. H. [rsbm.royalsocietypublishing.org/cgi/doi/10.1098/rsbm.1979.0006 James Bryant Conant] (англ.) // Biographical Memoirs of Fellows of the Royal Society. — 1979. — Vol. 25. — P. 208—232. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0080-4606&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0080-4606]. — DOI:10.1098/rsbm.1979.0006.
• Saltzman M. D. [www.scs.illinois.edu/~mainzv/HIST/bulletin_open_access/v28-2/v28-2%20p84-94.pdf James Bryant Conant: The making of an iconoclastic chemist] (англ.) // Bulletin for the History of Chemistry. — 2003. — Vol. 28, no. 2. — P. 84—94.

Отрывок, характеризующий Конант, Джеймс Брайант

Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…