Конармия (рассказы)

Конармия
Обложка первого издания книги 1926г
Жанр:	Сборник рассказов
Автор:	Исаак Бабель
Язык оригинала:	Русский
Дата написания:	1922—1937
Дата первой публикации:	1926

«Конармия» — сборник рассказов Исаака Бабеля, объединённых темой гражданской войны, основанный на дневнике, который автор вел на службе в 1-й Конной армии, под командованием Семёна Будённого во время Советско-польской войны 1920 года. Рассказы писались автором в 1922—1937 годах (бо́льшая их часть — до 1925 года).

Сюжет

Книга состоит из 38 коротких рассказов, являющихся зарисовками жизни и быта Первой Конной армии, объединённых едиными героями и временем повествования. В книге честно и без прикрас показаны реальности того времени, жестокость войны и героизм людей отдававших свои жизни ради общего дела. Многие эпизоды произведения являются автобиографичными. Особенностью рассказов является то, что главный герой чистокровный еврей, взявший фамилию Лютов, но не скрывающий своего происхождения.

Перечень рассказов

• Переход через Збруч
• Костел в Новограде
• Письмо
• Начальник конзапаса
• Пан Аполек
• Солнце Италии
• Гедали
• Мой первый гусь
• Рабби
• Путь в Броды
• Учение о тачанке
• Смерть Долгушова
• Комбриг два
• Сашка Христос
• Жизнеописание Павличенки, Матвея Родионыча
• Кладбище в Козине
• Прищепа
• История одной лошади
• Конкин
• Берестечко
• Соль
• Вечер
• Афонька Бида
• У святого Валента
• Эскадронный Трунов
• Иваны
• Продолжение истории одной лошади
• Вдова
• Замостье
• Измена
• Чесники
• После боя
• Песня
• Сын рабби
• Аргамак
• Поцелуй
• Грищук
• Их было девять

Судьба книги

Некоторые из рассказов, впоследствии вошедших в книгу, были впервые опубликованы в журнале Владимира Маяковского «ЛЕФ» в 1923—1924 годах. Книга встретила неприятие со стороны отдельных советских военноначальников и некоторых литераторов того времени. Образы персонажей рассказов при всем их героизме и отваге были далеки от глянцевых пропагандистских стереотипов. Книгу особенно отрицательно оценил Семён Будённый, выступивший в журнале «Октябрь» с гневной заметкой. За Бабеля вступился Максим Горький, вступив с первым в полемику.

Последнее прижизненное издание книги было в 1933 году; в 1940-м Исаак Бабель был расстрелян сталинистами по надуманному обвинению, а все его произведения до 1950-х годов оказались под запретом. Реабилитирован в 1955, тогда же была возобновлена публикация его работ. В настоящее время книга переиздается, переведена более чем на 20 иностранных языков. Она была включена в список отечественной литературы в рамках проекта «100 книг», разработанного Министерством образования и науки РФ в качестве помощи учащимся для определения круга самостоятельного чтения. После жесткой критики данный проект был остановлен, сайт закрыт, юридический статус выработанных данным проектом рекомендаций остался определенным.

Ссылки

• Сочинение по [sochland.ru/sub5/?id=48 «Конармии»]
• [www.pseudology.org/babel/Index.htm Коллекция статей и материалов о Бабеле]

Отрывок, характеризующий Конармия (рассказы)

Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]