Конарский, Шимон
Поделись знанием:
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
| Шимон Конарский |
Шимон (Симон) Конарский (польск. Szymon Konarski, 5 марта 1808, с. Добкишки — 27 февраля 1839, Вильно) — польский радикальный политик XIX века.
Содержание
Биография
Родился в шляхетской семье.
Он сообщил, что его настоящее имя Шимон (сын Ежи), ему 30 лет, уроженец деревни Добкишки Кальварийского обвода Августовского воеводства Царства Польского. Происходил из древней и уважаемой шляхетской фамилии. Его дед был генералом артиллерии, отец — судьею, мать Паулина, урожденная Вишневская, — дочерью сенатора и каштеляна Шимона Вишневского. У Конарского был родной брат Станислав.— Электронная версия белорусского научного исторического журнала “Российские и славянские исследования”, С. Л. Луговцова, «Заговор Конарского» и его организатор на страницах следственного дела 1838 — 1839 годов.
Участвовал в Польском восстании 1830—1831 (Польском бунте), после поражения которого был в эмиграции.
Участник похода итальянских карбонариев в Савойю (январь 1834 года) под руководством Раморино.
Один из основателей организации «Молодая Польша». В 1835 году совместно с Я. Чиньским издавал в Париже революционную газету «Север» («Пулноц»— «Północ»). Был арестован французской полицией и выслан из Франции. Переехал в Англию, а затем в Бельгию.
Как эмиссар «Молодой Польши» в 1835 году прибыл в Краков, откуда отправился в Российскую империю. В западной России создавал ячейки революционного «Содружества польского народа» (Związek Ludu Polskiego), подготавливая поляков к бунту (восстанию). Меняя костюмы и паспорта, вел деятельную пропаганду. Последнее время он жил в имении помещика Луцкого уезда Игнатий Родзевича[1], где устроил в лесу типографию для печатания прокламаций. С этим Радзевичем он поехал в Вильно, где был в мае 1838 года арестован.
«Лет 25—30, росту среднего, волосы светло-русые, нос средний, брови светлые, глаза голубые, нос короткий, рот обыкновенный, усы и гишпанка[2] русые, лицо круглое, здорового цвета, тучен» ... На самом деле он был высокого роста, стройного телосложения, «худощавого лица» и не носил «гишпанку», во всяком случае во время его пребывания в России.— Электронная версия белорусского научного исторического журнала “Российские и славянские исследования”, С. Л. Луговцова, «Заговор Конарского» и его организатор на страницах следственного дела 1838 — 1839 годов.
Информация о польских тайных организациях и их руководителях была передана царю французским королём Луи-Филиппом[3], что и позволило арестовать Конарского и до двухсот[4] заговорщиков[5] 4 июня 1838 года Шимон под действием неопровержимых улик стал давать пространные показания Виленской особой военно-следственной комиссии. Была предпринята попытка в его освобождении, тайной организацией русских офицеров (15 военнослужащих), во главе с Кузьминым-Караваевым,[6] при его нахождении в Вильненской тюрьме (Василианский монастырь), в 1838 году.
Осуждён. По приговору суда расстрелян 15 февраля 1839 года.
Произведения
- «Речи о том, как сделать свою родину счастливой»
Напишите отзыв о статье "Конарский, Шимон"
Примечания
- ↑ [www.rsijournal.net/zagovor-konarskogo-i-ego-organizator-na-stranicax-sledstvennogo-dela-1838-1839-gg/ Электронная версия белорусского научного исторического журнала “Российские и славянские исследования”, С. Л. Луговцова, «Заговор Конарского» и его организатор на страницах следственного дела 1838 — 1839 годов.]
- ↑ Так называлась, в то время, часть волос (бородка), находящаяся под нижней губой посередине подбородка мужчины, которым придавали клинообразную форму.
- ↑ По его секретному поручению графиня Сент-Альдегонд уведомила императора Николая I о новом обширном польском заговоре.
- ↑ Всего к суду было привлечено 215 человек.
- ↑ [militera.lib.ru/h/tarle3/01.html Тарле Е. В. крымская война. Накануне Крымской войны.]
- ↑ Кузьмин-Караваев, Аглай Константинович — подпоручик
Литература
- Конарский, Симон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Н. В. Берг, Записки Н. В. Берга о польских заговорах и восстаниях 1831—1862 гг. / Н. В. Берг. М. : Изд-во Рус. архива, 1873. 382 с.;
- Литовский государственный исторический архив в г. Вильнюсе (ЛГИА). Ф. 1269 (Следственные комиссии о тайных обществах, г. Вильно). Оп. 1. Д. 2 — Следственные протоколы по делам Яна Былевского, Адама Гайковича, Яна Еленского, Кочановского, Станислава Козакевича, Эммануэля Любовицкого, Людвига Орды, А. Пипера, Казимира Рапчинского, Яна Высоцкого.
- ЛГИА. Ф. 1269. Оп. 1. Д. 16 — Дело о лицах, состоящих в Гродненском тайном обществе: Владислава Бронца, Ежи Брынка, Винцента Брынка, Юлиана Булгака, Томаша Булгака, Станислава Дроздовского, Наполеона Новицкого, Тадеуша Новицкого, Людвига Орды, Юзефы Плотницкой;
- ЛГИА. Ф. 1269. Оп. 1. Д. 24. Список лиц, осужденных по делу Ш. Конарского и других политзаключенных, обвиняемых в принадлежности к тайным обществам;
- ЛГИА. Ф. 1269. Оп. 1. Д. 25. Военно-следственная комиссия под председательством полковника Назимова. Протоколы расследований, рапорты членов комиссии, списки заключенных. 101 л;
- Г. М. Лебедева, Новые материалы о «Содружестве польского народа» и Шимоне Конарском // Из истории общественно-политического движения в России XIX века. — Москва, 1967.
- Манойленко А. С., Манойленко Ю. Е. Процесс по делу Ш. Конарского и судьбы польских ссыльных // Вопросы истории. 2015. № 2. С. 137-143.
- Mościcki Н., Szymon Konarski. Warszawa, 1949.
- Н. Н. Малишевский, Польша против Российской империи: история противостояния;
- Даниэль Бовуа, Гордиев узел Российской империи: Власть, шляха и народ на Правобережной Украине.
- Михаил Александрович Полиевктов, Николай I
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
- [books.google.ru/books?id=dvnTAroMtp8C&pg=PT39&lpg=PT39&dq=%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%BD+%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&source=bl&ots=7lZzXsA289&sig=An2K41eovroMCFQKJI3ilNnf0dw&hl=ru&sa=X&ei=TRcpVeXKO6T6ywOWv4CAAQ&ved=0CC0Q6AEwAw#v=onepage&q=%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%BD%20%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&f=false Н. В. Берг, Записки Н. В. Берга о польских заговорах и восстаниях 1831—1862 гг. / Н. В. Берг. М. : Изд-во Рус. архива, 1873. 382 с.;]
- [www.rsijournal.net/zagovor-konarskogo-i-ego-organizator-na-stranicax-sledstvennogo-dela-1838-1839-gg/ Электронная версия белорусского научного исторического журнала “Российские и славянские исследования”, С. Л. Луговцова, «Заговор Конарского» и его организатор на страницах следственного дела 1838 — 1839 годов.]
Отрывок, характеризующий Конарский, Шимон
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
