Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов
Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов 1970 года («Гаагская конвенция»)
Дата подписания 16 декабря 1970
— место Гаага
Вступление в силу
— условия
14 октября 1971
ратификация 10 государствами
Место хранения Правительства России (ранее СССР), Великобритании и США
Языки русский, английский, испанский, французский

Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов («Гаагская конвенция» 1970 года) (англ. Convention for the Suppression of Unlawful Seizure of Aircraft) — многостороннее международное соглашение, направленное на противодействие международному терроризму посредством борьбы с захватом воздушных судов. Согласно положениям Конвенции, государства-участники обязуются применять суровые меры наказания в отношении действий, направленных на захват воздушных судов, и оказывать друг другу содействие в связи с уголовным разбирательством по случаям захватов воздушных судов.

Конвенция была принята на международной конференции по воздушному праву, проведённой в Гааге 16 декабря 1970 года, и вступила в силу 14 октября 1971 года, когда она была ратифицирована 10 государствами.

Конвенция входит в число 13 основных конвенций по борьбе с терроризмом[1].

По состоянию на конец 2014 года Конвенция ратифицирована 185 государствами (из них 183 — члены ООН, а также Острова Кука и Ниуэ).

В 2010 году в Пекине был подписан дополнительный протокол к Конвенции, содержащий поправки и дополнения к основному тексту Конвенции. На конец 2014 года протокол был ратифицирован девятью государствами. Он вступит в силу после подписания 22 государствами.

Напишите отзыв о статье "Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов"



Примечания

  1. [www.un.org/ru/terrorism/instruments.shtml Международные соглашения по борьбе с терроризмом]. Проверено 27 декабря 2014.

Ссылки

  • [www.un.org/ru/terrorism/pdfs/seiz.pdf Текст Конвенции на русском языке на веб-сайте ООН]. Проверено 27 декабря 2014.
.

Отрывок, характеризующий Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов

А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.