Конвицкий, Тадеуш

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тадеуш Конвицкий
Tadeusz Konwicki
Имя при рождении:

Тадеуш Конвицкий

Место рождения:

Новая Вильня, Польская Республика

Род деятельности:

прозаик, кинорежиссёр, сценарист

Годы творчества:

с 1938

Язык произведений:

польский

Награды:

Тадеуш Конвицкий (польск. Tadeusz Konwicki; 22 июня 1926, Новая Вильня — 7 января 2015, Варшава) — польский писатель, журналист, кинорежиссёр, киносценарист.





Биография

Родился в Новой Вилейке вблизи Вильнюса.

Учился с 1938 года в средней школе в Вильнюсе, но аттестат зрелости получил в 1944 году уже в результате тайного, подпольного обучения, которое практиковалось поляками в период немецкой оккупации.

С 1944 года был членом польских сил сопротивления. Переселился в Гливице, потом начал обучение на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

В 1946 году начал работу в качестве корректора и технического редактора в журнале «Odrodzenie» (Возрождение), одновременно он стал автором многих статей в этом журнале.

В 1947 году вместе с редакцией переехал в Варшаву. В 1949 году женился на Дануте (1930—1999), художнице, сестре Яна Леницы.

С начала 50-х годов начал писать романы, соответствующие требованиям т. н. социалистического реализма. В 1952 году стал членом Польской объединённой рабочей партии. С радостью принял Хрущёвскую оттепель и новую свободу творчества.

Благодаря близким контактам со средой работников кинематографии начал создавать сценарии и даже начал ставить собственные фильмы. Свой кинофильм «Последний день лета» он снял при минимальных средствах с участием только двух актёров.

Он был разочарован крушением надежд на творческую свободу, был исключён из Польской объединённой рабочей партии за протест против исключения профессора Лешека Колаковского из партии.

С 1976 года начал издавать свои произведения в подпольных издательствах или за рубежом.

Библиография

  • Przy budowie — «При стройке» (1950)
  • Godzina smutku — «Час печали» (1954)
  • Władza — «Власть» (1954)
  • Rojsty — «Ройсты» (1956)
  • Z oblężonego miasta — «Из осаждённого города» (1954)
  • Dziura w niebie — «Дыра в небе» (1959)
  • Sennik współczesny — «Современный сонник» (1963)
  • Wniebowstąpienie — «Вступление в небо» (или «Вознесение»), (1967)
  • Zwierzoczłekoupiór — «Зверочеловекоморок» (1969)
  • Nic albo nic — «Ничто или ничто» (1971)
  • Kronika wypadków miłosnych — «Хроника любовных происшествий» (или «Календарь и песочные часы») (1974)
  • Kalendarz i klepsydra — «Календарь и клепсидра» (1976)
  • Kompleks polski — «Польский комплекс» (1977)
  • Mała Apokalipsa — «Малый апокалипсис» (1979)
  • Wschody i zachody księżyca — «Восходы и закаты Луны» (1982)
  • Rzeka podziemna — «Подземная река» (1984),
  • Nowy Świat i okolice — «Новый Свет и окрестности» (1986)
  • Bohiń — «Бохинь» (1987)
  • Zorze wieczorne — «Вечерние зори» (1991)
  • Czytadło — «Чтиво» (1992)

Кинематография

Напишите отзыв о статье "Конвицкий, Тадеуш"

Литература

  • Цыбенко O.B. Проза Тадеуша Конвицкого и общественно-политический кризис в Польше 1980-х годов// Политика и поэтика. М., 2000.
  • Цыбенко О. В. Гротескно-сатирическое изображение «польских комплексов» в произведениях Т. Конвицкого и Э. Редлиньского 1990-х годов // Литературы Центральной и Юго-Восточной Европы: 1990-е годы. Прерывность — непрерывность литературного процесса. М., 2002.

Примечания

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20080414201013/www.zn.ua/3000/3680/38707/ «Мне удобно в роли аутсайдера»]

Отрывок, характеризующий Конвицкий, Тадеуш

– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.