Конвой ONS 5

Конвой ONS 5
Основной конфликт: Вторая мировая война
Дата	29 апреля - 6 мая 1943
Место	Северная Атлантика
Итог	Победа Великобритании
Противники
Третий Рейх Великобритания Канада
Командующие
Карл Дёниц Коммодор: Дж. К. Брук Капитан эскорта: П. Греттон
Силы сторон
группа Star: 16 подлодок группа Finke: 27 подлодок 42 торговых корабля 7 кораблей эскорта + пребывающие силы
Потери
8 подлодок потеряно 7 подлодок повреждено около 400 человек 13 кораблей (63.000 тонн тоннажа) 132 человека

ONS 5 был 5-м из пронумерованных торговых конвоев серии S (Outwards North Atlantic Slow — Северо-Атлантические, тихоходные, из Англии). Битва, разгоревшаяся за это конвой в Северной Атлантике в мае 1943 года считается поворотным пунктом в битве за Атлантику во Второй Мировой войне. Бой шел по нарастающей и происходил в течение недели, было задействовано более 50 кораблей союзников и их эскорта и более 30 подводных лодок. Обе стороны понесли тяжелые потери. Однако это был последний союзнический конвой с большими потерями, в то время как потери атакующих были более существенны, что и стало последующей особенностью всей дальнейшей кампании. Битва за конвой ONS 5 воспринимается как момент, когда тактическое и стратегическое преимущество переходило к союзникам, и положило начало периоду известной в германском Кригсмарине как Чёрный май.

Предпосылка событий

Конвой ONS 5 состоял из 43 кораблей и шел из Ливерпуля в Галифакс. Корабли конвоя составляли либо суда с балластом, либо торговые суда с грузом и товарами. Конвой должен был покинуть Ливерпуль 21 апреля 1943 года и прибыть в Галифакс на три недели позже, 12 мая. Он находился под командованием капитана 1 ранга (в резерве) Дж. К. Брука, служившего в качестве коммодора, находившегося во время пути следования конвоя со своими связистами на норвежском судне Рена. Должность коммодора была введена для связующего звена между командиром эскорта и капитанами торговых судов. Эскорт был представлен группой В-7 (B означает "британский"; эксортные группы состоящие из кораблей США начинались с буквы A, канадских - C), 7 кораблей под командованием капитана 2 ранга П. Греттона, флагманом которого был эсминец HMS Duncan. Также в группе были эсминец HMS Vidette, фрегат HMS Tay, и корветы HMS Sunflower, HMS Snowflake, HMS Loosestrife и HMS Pink. В группе также находились 2 траулера Northern Gem и Northern Spray в качестве спасательных кораблей и танкер British Lady для дозаправки. Когда разгорелось сражение, к конвою присоединились и другие эскортные силы поддержки (3-я и 1-я группа поддержки).

ONS 5 был простым союзническим океаническим конвоем в конце апреля, кому же на западных подступах находился ON 180, уже покидающий этот район, и конвой HX 234, только прибывающий в этот район. На подходе к Америке были ONS 4 и ON 179, выходящим был SC 127. Два других восточных конвоя, HX 235 и HX 236, находились сейчас в середине Атлантики, следуя южным путём. Вместе, эти конвои, составляли порядка 350 судов находящихся в движении в Северной Атлантике в то время.

Против этих конвоев было развернуто 58 подводных лодок в три линии; группа Шпехт с 17 лодками находилась к югу от Гренландии на западной стороне «Воздушного зазора» (зона отсутствия авиационного прикрытия); группа Мейзе с 30 лодками к востоку от Гренландии перекрывала Северный маршрут, и группа Амсель с 11 лодками, к югу от Мейзе, охватывающих Южный маршрут.

Мейзе был развернут для поимки SC 127, который были выявлен немецкой службой радиоперехвата и дешифровки B-Dienst, но 26 апреля SC 127 проскользнул через брешь в линии и прошел незамеченными. Осознав что произошло 27 апреля, зная, что будет проходить ещё медленный западный конвой, Мейзе был перегруппирован; самые восточные 16 лодок образовали патрульную группу Штар, чтобы перехватить его. В 8 утра 28 апреля U-650 заметила ONS 5, и группа Штар начала собираться для атаки.

Привлеченные силы

ONS 5 состоял из 42 грузовых судов и 16 кораблей эскорта (хотя не все присутствовали одновременно); 13 кораблей погибли в ходе 7 дней.

Волчьи стаи Штар и Финке составляли 43 подводные лодки (хотя опять же, не все участвовали в битве одновременно); 6 из них было потеряно.

Сражение

Торговые суда, вышедшие из Ливерпуля 21 апреля 1943 года, встретили конвой группы В-7 в 14:00 22-го, колонны выстроились при сильном ветре и волнении моря. В 22:00, польское грузовое судно Модлин было вынуждено повернуть назад, у него начались проблемы с двигателем. Слежение за оставшимися кораблями становилось все труднее, так как 23 апреля погода ухудшилась.

24 апреля

В 16:55 24-го, при умеренном шторме, B-17C 206-й эскадрильи RAF базирующейся на Бенебкуле, сбросил шесть глубинных бомб на всплывшую подводную лодку. Менее, чем через час B-17D обнаружил U-710 на поверхности и потопил её ещё одной серией глубинных бомб, поскольку подводная лодка попыталась отбиваться, а не погружаться. U-710 был всего в 10 милях впереди конвоя, хотя, вероятно, не подозревая о его близости.

25-27 апреля

Фрахтовщики Борнхольм и Беркел столкнулись вечером 25-го при в условиях шторма, что привело к снижению скорости конвоя до двух или трех узлов. На Борнхольме началась течь и он оставил конвой 26-го в попытке достичь Исландии. HMS Vidette присоединился к конвою вместе с тремя торговыми суднами из Исландии вечером 26-го. Судно Пенхейл во время бури отстал, и за ним отправили траулер Northern Spray, однако транспорт отстал так сильно, что ему было приказано следовать в Исландию, а траулеру возвращаться обратно в конвой. В полдень 26-го числа Кригсмарине сменило шифры применяемые для передачи инструкции на подводные лодки. Союзные спецслужбы были не в состоянии расшифровать сообщения передач до полудня 5 мая. Погода улучшилась достаточно для того, чтобы HMS Duncan, HMS Vidette и HMS Loosestrife смогли осуществить заправку от от танкера British Lady 27-го, а спасательные буксиры из Исландии в тот вечер спасли Борнхольм.

Битва 28-29 апреля

28 апреля ONS 5 натолкнулся на линию патрулирования группы Штар и был замечен в 09:00 на U-650. U-650 удерживала контакт несмотря на то, что вынуждена была трижды погружаться, чтобы избежать самолетов в 10:14, 11:50 и 15:18. С наступлением темноты к U-650 присоединились U-375, U-386, U-528 и U-537. Сообщения подводных лодок о контакте с конвоем оповестили Греттона о присутствии подлодок противника по слева и сзади по курсу конвоя. HMS Duncan и HMS Tay провели безуспешную глубинную атаку после обнаружения подводной лодки по левому борту в 18:30.

Греттон установил энергичную обороны поскольку подводные лодки обычно атаковали после наступления темноты. В 20:00 HMS Sunflower обнаружил радиолокационный контакт в 3800 ярдах (3,5 км), после потери радарного контакта установил неустойчивый ASDIC контакт и сбросил две глубинные бомбы. В 22:45 HMS Duncan обнаружил радиолокационный контакт на 3500 ярдов (3,2 км), после потери радиолокационного контакта, установил гидролокационный контакт в 1500 ярдах (1,4 км), потерял связь на расстоянии 1100 ярдов (1,0 км), и сбросил одну глубинную бомбу. По возвращении в строй HMS Duncan установил радиолокационный контакт на 2300 ярдах (2,1 км), затем визуальный контакт с подводной лодкой, которая погрузилась на расстоянии 1100 ярдов (1,0 км) и появилась на гидролокаторе в 500 ярдах (460 м). HMS Duncan сбросил серию из десяти глубинных бомб и, при развороте на повторный заход, получил ещё один радиолокационный контакт. Радарный контакт пропал на дальности около 3000 ярдов (2,7 км). HMS Duncan не смог установить гидролокационный контакт, но сбросил одну глубинную бомбу в месте предполагаемого погружения подлодки прежде чем получить ещё один радиолокационный контакт на 4000 ярдах (3,7 км). Когда HMS Duncan подошел близко, подводная лодка погрузилась на расстоянии 1500 ярдов (1,4 км). HMS Duncan получил хорошую гидролокационный контакт и сбросил серию из десяти глубинных бомб. Еще две глубинные бомбы были сброшены, когда слабый гидролокационный контакт повторился в 00:45. В 01:32 HMS Snowflake обнаружил гидролокационный контакт, U-532 был обнаружена визуально и по РЛС на дальности 1300 ярдов (1,2 км). U-532 запустила шесть торпед. Самая близкая прошла мимо HMS Snowflake примерно в 20 ярдах (18 м). После этого U-532 погрузилась, HMS Snowflake сбросил три глубинные бомбы по первоначальному гидролокационному контакту, и десять глубинных бомб, когда контакт был восстановлен на 2000 ярдах (1,8 км). HMS Snowflake восстановил гидролокационный контакт на расстоянии 1400 ярдов (1,3 км) и сбросил ещё одну серию из десяти глубинных бомб. Вскоре HMS Tay сбросил глубинные бомбы на хороший гидролокационный контакт обнаруженный за кормой конвоя. U-532 вернулся на базу для ремонта от повреждения глубинными бомбами . U-386 и U-528 также были повреждены из-за этих атак и вынуждены были вернуться на базу. U-386 благополучно прибыл в Сен-Назер 11 мая, но U-528 была атакована в Бискайском заливе и потоплена самолетами в тот же день.

U-258 и U-650 поддерживали контакт c конвоем всю ночь, U-258 погрузилась вперед конвоя и дала ему над собой пройти на рассвете 29-го. Когда конвой прошел над головой, в 05:30, U-258 всплыла на перископную глубину и выпустили две торпеды в McKeesport. После того, как одна торпеда попала в McKeesport по правому борту, Northern Gem , обнаружил U-258 и сбросил три глубинные бомбы. HMS Snowflake сбросил одину глубинную бомбу на сомнительных гидролокационный контакт в 06:05 и ещё две глубинные бомбы в 06:15 после того как контакт был найден на расстоянии 1200 ярдах (1,1 км). McKeesport был покинут экипажем и потоплен кораблями эскорта для предотвращения обнаружению секретных документов германской разведкой. Northern Gem спасли всех, кроме одного человека. U-258 также была повреждена, и была вынуждена вернуться на базу. Адмиралтейство отправило подкрепления для дополнительной защиты ONS 5 в ответ на эту битву. HMS Oribi был отозван от конвоя SC 127, эсминцы HMS Penn, HMS Panther, HMS Impulsive, и HMS Offa 3-й группы поддержки под командованием капитана 1 ранга Дж. М. МаКкоя, отплыл от Ньюфаундленда. Погода резко испортилась, и конвой поплыл в сильнейший шторм вечером 29-го. Около 17:00 HMS Sunflower была накрыт огромной волной, которая наполнила воронье гнездо водой. HMS Oribi замедлился до 11 узлов штормом, но присоединился к конвою в 23:00 когда HMS Tay атаковал подводную лодку за кормой. В 23:12 HMS Duncan получил гидролокационный контакт в 1100 ярдах (1.0 км), оба, HMS Duncan и HMS Snowflake сбросили глубинные бомбы, чтобы отпугнуть подводные лодки.

30 апреля

ONS 5 давал меньше, чем 3 узла скорости из-за 10 бального шторма. Колонна начала рассыпаться, некоторые корабли относило на 30 миль от конвоя, и конвоиры были заняты отловом отстающих. HMS Oribi смог заправиться от танкера конвоя когда буря утихла ненадолго, на 30 минут, пока погода снова сделала дозаправку невозможно, у нескольких эсминцев осталось очень мало топлива, чтобы была возможность сопровождать конвой. В 23:05 HMS Snowflake обнаружила радиолокационный контакт в 3300 ярдах (3,0 км) и сбрасывает одну глубинную бомбу после погружения подводной лодки, которая осветилась при применении осветительного заряда. Эскорт сбросили ещё несколько случайных глубинных бомб до рассвета, и Адмирал Дениц отменил погоню вечером 1 мая.

Перегруппировка 1-3 Мая

1 мая Дениц приказал лодкам Штар и Шпехт объединиться с некоторыми новичками, чтобы сформировать новую патрульную линию к западу. Это были лодки группа Финке, который находилась 3 мая в количестве 27 лодок, и которой было поставлена задача перехвата конвоя SC 128 в западном направлении. 3-я группа поддержки эсминцев присоединились к конвою в 01:00 2 мая, но количество топлива на борту эсминца становилось все меньше, а погода и частые корректировки курса, чтобы избежать айсбергов, не позволяли заправку. В 14:00 3-го Греттон был вынужден отправиться на HMS Duncan в Сент-Джонс на экономичной скорости (8 узлов), он прибыл туда только с 4 процентами оставшегося топлива. В отсутствия Греттона командование на себя принял капитан-лейтенант Р. Э. Шервуд, командующий фрегатом HMS Tay. Гидролокатор на борт Tay был сломан, а починка его не увенчались успехом в то время, как Шервуд вступил в командование конвоем группы. HMS Impulsive также отправился в Исландию в 19:00 3 мая вместе с Northern Gem уносящего спасенных с McKeesport, в то время как HMS Penn и HMS Panther отправились в Ньюфаундленд в 06:00 4 мая.

4 мая

4 мая плохая погода прекратился и ONS 5 мог развивать до 6 узлов, хотя и сократилось до 30 кораблей и 7 сопровождающих. Остальные были рассеяны и принимали решения самостоятельно, в том числе группа из четырёх кораблей сопровождаемая корветом HMS Pink, отставая примерно на 80 миль позади основного конвоя. 1-я группа поддержки отплыл из Ньюфаундленда в полдень в составе фрегатов HMS Wear, HMS Jed, HMS Spey и шлюпов HMS Pelican и HMS Sennen для замены HMS Oribi и HMS Offa, остаток топлива в которых могло бы стать критическим на 5 число. U-628 группы Финке, собранной поймать конвой SC 128, замечен конвой ONS 5 в 20:18. Два судна группы Финке были атакованы самолетами RCAF Каталиной в отдельных случаях. Предполагали что U-630 был потоплен; но теперь полагают что это были U-209, которая был поврежден в результате нападения Кэнсо W, и уничтоженной позже при попытке вернуться на базу. Другая, U-438, была только повреждена в результате нападений Кэнсо E.

В 22:20 HMS Vidette обнаружил U-514 на радаре

в 3600 ярдах (3,3 км) и приблизился к U-514 пока она не нырнул, когда расстояние уменьшилось до 900 ярдов (820 м). HMS Vidette сбросил на U-514 серию из 14 глубинных бомб и причинил ущерба, который вывел U-514 из боя до 7 мая. North Britain находился в 6 миль (9.7 км) за кормой конвоя, и затонул в течение двух минут, будучи торпедирован U-707 в 22:37. HMS Vidette обнаружил U-662 на радар в 3600 ярдах (3,3 км), и, после потери контакта, обнаружил U-732 в 1000 ярдов (910 м) от себя. Боевую рубку ещё был виден на расстоянии 80 ярдов (73 м), и серия из 14 глубинных бомб упали рядом с подводной лодкой, от причиненного ущерба U-732 потребовалось возвращения на базу.

5 мая

U-264 и U-628 были выпущены пять торпед вскоре после полуночи. В Harbury попали в 00:46, в Harperly было попадание двух торпед в 01:04, в West Maximus попала одна торпеда в 01:03, другая в 01:10 и 01:35 третья. Обе подводные лодки претендовали на эти три корабля, но современные историки засчитывают первое грузовое судно за U-628 и другие двух за U-264. Одна из торпед прошла в 125 ярдах (114 м) от HMS Snowflake. В 01:22 HMS Snowflake получила радиолокационный контакт, а Oribi выпустила по этому месту пару осветительных зарядов, оба корабля сбросили глубинные бомбы. Стрельба заставила U-264 нырнуть, а глубинные бомбы вынудили U-270 возвращаться на базу. U-358 торпедировал Bristol City в 02:25, и Wentworth в 02:30. На рассвете судно Lorient пропало. Нет свидетелей его уничтожения, нет и выживших с этого судна. Прежде чем U-125 был потоплен, она направила радио сообщение о тонущем одиночном пароходе, в связи с чем современные историки предполагают, что Lorient, отставший от конвоя, и был торпедирован U-125.

Northern Spray подобрал 143 выживших с потопленных North Britain, Harbury, Harperly и West Maximus в 07:00 и был отправлен доставить спасенных людей на Ньюфаундленд. Loosestrife взял на себя роль спасательного судна и подобрали выживших с Bristol City и Wentworth. В 10:57 HMS Oribi увидел всплытие подводных лодок в 7 милях (11 км) от себя. U-223, U-231, U-621, и U-634 нырнул как только HMS Oribi подошел к ним. HMS Oribi сбросил 14 глубинных бомб после погружения лодок. U-638 торпедирован Dolius в 12:40. HMS Sunflower получил гидролокационный контакт в 1200 ярдах (1,1 км), в течение нескольких минут он уничтожил U-638 серией из десяти глубинных бомб, прежде чем отправился спасать выживших с Dolius. Корабли HMS Tay, HMS Oribi, и HMS Offa заправился от конвойных танкеров во второй половине дня. Суда Selvistan, Gharinda, и Bondeпопали под залп из четырёх торпед с U-266 в течение нескольких минут около 19:50. Selvistan и Bonde затонул в течение двух минут. HMS Tay спас выживших с этих трех кораблей во то время как HMS Offa предпринял глубинную атаку повредив U-266, которая была потоплена самолетами 15 мая при попытке добраться до базы для ремонта.

В полдень, HMS Pink под командованием лейтенанта Аткинсона получил гидролокационный контакт в 2200 ярдах (2,0 км) впереди своего небольшого сопровождаемого конвоя и отправился проверить его. HMS Pink потратил 90 минут, сделав пять глубинных атак бомбами и атаку бомбометом Хеджхог. HMS Pink после войны записали уничтожение U-192, но позже при анализе выяснилось что это U-358, которая благополучно вернулась на базу не получив повреждений. U-584 торпедировала West Makadet пока HMS Pink атаковал U-358. HMS Pink вернулся и спас выживших с этого судна.

Ночь с 5-6 мая

Поздно вечером 5 мая с наступлением темноты Tay насчитал семь подводных лодок впереди следования конвоя, но ONS 5 вошел в туман образуемый там, где теплый Гольфстрим встречается с холодным лабрадорским течением недалеко от Большой Ньюфаундлендской банки. Видимость сократилась до 1 мили (1.6 км) в 22:02 и на 100 ярдов (91 м) в 01:00. Здесь получили преимущество уже эскортные корабли, которые могли обнаруживать лодки с помощью усовершенствованного радара модели 271М, излучение которого не обнаруживалось приёмниками «Метокс», установленными на немецких лодках. Многие подводные лодки участвовавшие этой ночью в битве не вернулся на базу подавать свои отчеты, поэтому историки до сих пор борются, чтобы соотнести индивидуальные доклады десятки кораблей, описывающих кратко не менее 24 попытки атак с 5 на 6 мая.

В 23:09 HMS Vidette обнаружил радиолокационный контакт в 5100 ярдах (4,7 км), второй контакт был обнаружен после пропажи первого. HMS Vidette сбросил серию из десяти глубинных бомб на подводную лодку которая погрузилась в 700 ярдах (640 м) вперед, а потом сбросил серию из пяти глубинных бомб на второй контакт, которой стал виден в 900 ярдах (820 м). Историки предполагают, что первой атакой уничтожена U-531.

В 00:30 HMS Loosestrife получил радиолокационный контакт в 5200 ярдах (4,8 км). Подлодка повернулась, когда расстояние достиг 500 ярдов (460 м) и выпустил две торпеды в HMS Loosestrife из кормового аппарата во время погружения. HMS Loosestrife серию из десяти глубинных бомб, когда подводная лодка погрузилась. Сообщается, что наблюдали разлив нефти и мусор, которое, как полагают, были вызвано уничтожением U-192.

В 02:52 HMS Oribi столкнулся с U-125 увидев её на расстоянии 200 ярдов (180 м) при гидролокационной разведке, но потерял контакт после того, как обстрелял её и протаранил. Во время гидролокационной разведки HMS Snowflake обнаружил U-125 на радаре в 03:54, наблюдал тяжелую повреждения боевой рубки в свете прожектора на расстоянии 100 ярдов (91 м), наблюдал экипаж готовый покинуть корабль. Из эскорта поступил приказ продолжать защиту и патрулирование вокруг конвоя вместо попытки спасения экипажа подводной лодки. Так же предполагается, что эта подлодка потопила Lorient.

В 04:06 HMS Vidette получил гидролокационный контакт на 800 ярдах (730 м), и выстрелил из Хеджхога, что вызвало два взрыва на глубине. Историки предполагают, что эта атака уничтожила U-630.

В 04:43 HMS Sunflower получил гидролокационный контакт в 1200 (1,1 км) и через некоторое время всплыла подлодка. HMS Sunflower таранил U-533 и сбросил две глубинные бомбы, когда U-533 попыталась нырнуть. Однако лодка уцелела и после некоторого ремонта возобновила патрулирование.

В 05:52 шлюп HMS Pelican ведущий 1-й группу поддержки прибыл к потрепанному конвою и занял позицию сбоку, когда обнаружил радиолокационный контакта в 5300 ярдах (4,8 км). HMS Pelican установили визуальный контакт на 300 ярдов (270 м), сбросил серию из десяти глубинных бомб туда, куда подводная лодка погрузилась, следом сбросил вторую серию из девяти глубинных бомб после восстановления контакта. Историки предполагают, что этими атаками уничтожена U-438.

Группа Финке больше не могла атаковать, так как это грозило ещё большими потерями в случае продолжения. Осознав всю сложившуюся ситуацию, Дениц отменил операцию 6 мая и приказал группе Финке возвращаться на базу.

Результаты

В течение недели конвой ONS 5 был под нападением со стороны более 40 подводных лодок. С потерей 13 судов общим водоизмещением 63,000 тонн, эскорт уничтожил 6 подводных лодок, и нанес серьезный ущерб более 7 лодкам.

Эта битва показала, что сопровождение эскорта освоило искусство защиты конвоя; вооружение и опыт, полученный в бою значил, что отныне они смогут не только защищать своих подопечных и отбивать атаки, но и наносить значительные потери врагу. .

ONS 5 стал поворотным пунктом в борьбе за Атлантику. После этого события союзники нанесли ряд поражений подводные лодкам и те понесли тяжелые потери, это период станет известен ка Чёрное мая. Все это вкупе заставило Дёница отвести свои силы с боевой арены в Северной Атлантике..

Официальный историк Стивен Роскилл прокомментировал это событие так: "Это семидневный сражение, где вели бой против тридцати подводных лодок, отмечается только по широте и долготе, и не имеет имя, по которому он будет запоминающимся; но это было по-своему решающее сражение, как битвы в заливе Киберон или дельте Нила "

Потери

Потери кораблей союзников

Дата	Название судна	Страна	Потери	Тоннаж	Кем потоплен
29 Апрель 1943	McKeesport	США	1	6,198	U-258
4 Мая 1943	Lorient	Британия	46	4,737	U-125
4 Мая 1943	North Britain	Британия	29+	4,635	U-707
5 Мая 1943	Harbury	Британия	7	5,081	U-628
5 Мая 1943	West Maximus	США	5	5,561	U-264
5 Мая 1943	Harperley	Британия	11	4,586	U-264
5 Мая 1943	Bristol City	Британия	15	2,864	U-358
5 Мая 1943	Wentworth	Британия	5	5,212	U-358
5 Мая 1943	Dolius		4	5,507	U-638
5 Мая 1943	West Makadet	США	0	5,565	U-584
5 Мая 1943	Selvistan	Британия	6	5,136	U-266
5 Мая 1943	Gharinda	Британия	0	5,306	U-266
5 Мая 1943	Bonde	Норвегия	5	1,570	U-266

Потери подводных лодок

Дата	Номер субмарины	Модель	Командир	Экипаж	Кем потоплена
4 Мая 1943	U-209	VIIC	Heinrich Brodda	46	Каталина 5 эскадрилии RCAF
5 Мая 1943	U-638	VIIC	Oskar Staudinger	44	HMS Sunflower
5 Мая 1943	U-531	IXC/40	Herbert Neckel	54	HMS Vidette
6 Мая 1943	U-192	IXC/40	Werner Happe	55	HMS Loosestrife
6 Мая 1943	U-125	IXC	Ulrich Folkers	54	HMS Oribi, HMS Snowflake
6 Мая 1943	U-630	VIIC	Werner Winkler	47	HMS Vidette
6 Мая 1943	U-438	VIIC	Heinrich Hensohn	48	HMS Pelican

Список литературы

• Michael Gannon : Black May (1998). ISBN 1-85410-588-4
• Peter Gretton : Convoy Escort Commander (1964). ISBN (none)
• Arnold Hague : The Allied Convoy System 1939—1945 (2000). ISBN 1-55125-033-0 (Canada); ISBN 1-86176-147-3 (UK).
• .Paul Kemp : U-Boats Destroyed (1997) . ISBN 1-85409-515-3
• Axel Neistle : German U-Boat Losses during World War II (1998). ISBN 1-85367-352-8
• Stephen Roskill : The War at Sea 1939—1945 Vol II (1956). ISBN (none)
• Ronald Seth : The Fiercest Battle (1961). ISBN (none)
• Dan van der Vat : The Atlantic Campaign (1988).ISBN 0-340-37751-8

Отрывок, характеризующий Конвой ONS 5

12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.