Конгрегационализм

Протестантизм

Реформация Quinque sola Дореформационные движения Вальденсы · Гуситы · Катары · Лолларды Церкви Реформации Англиканство · Анабаптизм · Кальвинизм · Лютеранство · Цвинглианство Постреформационные движения Адвентисты седьмого дня · Армия спасения · Баптизм · Движение святости · Квакеры · Конгрегационализм · Меннонитство · Методизм · Пиетизм · Плимутские братья · Пуритане · Пятидесятники · Унитарианство · Харизматическое движение «Великое пробуждение» Евангельские христиане · Ривайвелизм Протестантизм по странам Протестантский фундаментализм

Конгрегационализм (Конгрегациональная церковь) (англ. Congregational church; индепенденты, предводитель: Оливер Кромвель) — радикальная ветвь английского кальвинизма, утверждавшая автономию (англ. Independence) каждой поместной общины (конгрегации). Появилась около 1580 года в результате раскола с пресвитерианами.

Конгрегационалисты отрицали необходимость не только вселенской, но и общенациональной церкви, поскольку подобные организации подразумевают затратную бюрократию. Индепендентство, вышедшее из пуританства, отринуло церковную организацию пресвитерианских синодов, которые индепенденты считали одним из видов деспотизма, стоящим в одном ряду с деспотизмом папистов и англикан.

Особенности

Внутреннее устройство

Иерархии у индепендентов нет: ссылаясь на пример первых христианских общин, они не признавали между мирянами и духовенством той разницы, какую признавали другие церкви. Священнослужители избираются поместной церковью (конгрегацией).

Догматика

В догматическом отношении они примыкают по большей части к кальвинизму (исповедуют безусловное предопределение и монергистское понимание спасения). Впрочем, среди индепендентов встречается много различных оттенков, благодаря чему образовалось несколько более радикальных религиозных групп — квакеры, левеллеры, милленарии, искатели (англ. seekers), ожидатели (англ. waiters) и др., которые не относятся к общему течению индепендентов, от очень умеренных до самых крайних, принимавших иногда сильную социальную окраску.

История

Раннее развитие

Исторически, индепенденты выражали интересы джентри. Многие лидеры индепендентов были пресвитерианскими священниками. Основателем индепендентства можно считать Роберта Броуна († в 1630 году), обнародовавшего в 1582 году резкий памфлет против англиканской церкви и положившего основание течения броунистов. Название индепендентов (то есть «независимых») утвердилось в начале XVII века. Так как отделение от государственной церкви рассматривалось тогда как преступление против верховной власти, то вскоре индепенденты стали подвергаться преследованиям, и уже в 1583 году двое из них были казнены за распространение идей Броуна и Гаррисона. В 1593 году той же участи подверглись Д. Гринвуд и Г. Барроу (англ. H. Barrowe), державшиеся менее крайних воззрений, чем Броун. Число индепендентов довольно быстро увеличивалось в последнее десятилетие XVI века; но в начале следующего столетия вследствие преследований они в большинстве своём вынуждены были эмигрировать в Голландию, где знаменитый Робинсон организовал общину индепендентов в Лейдене. Там же в 1609 году Джон Смит и Томас Хэлвис основали первую баптистскую церковь.

История движения в XVII веке

В 1616 году Генри Джекоб возвратился из Голландии в Англию и основал индепендентскую общину в Лондоне, а в 1620 году несколько кораблей с индепендентами отплыло в Америку и положили там основание индепендентским общинам, чрезвычайно размножившимся впоследствии, так как преследования за веру со стороны властей Англии заставляли приверженцев индепендентства искать за океаном возможность устроить свою религиозную жизнь так, как требовала их совесть. В большинстве случаев это были честные, энергичные, глубоко верующие, неспособные идти на сделки с совестью люди. Своим усердием, многими крайностями и странностями они возбуждали часто насмешки, но в общем были силой, достойной уважения, с которой приходилось считаться. В числе эмигрантов были такие выдающиеся лица, как апостол свободы Роджер Уильямс, Уинтроп, Джон Коттон, Генри Вен, вернувшийся впоследствии и игравший видную роль во время английской революции. Известна та влиятельная роль, которую играли во время свержения королевской власти индепенденты, бывшие в политике приверженцами республиканских и демократических идей. К ним принадлежали О. Кромвель и Дж. Мильтон. В Вестминстерском собрании богословов, открывшемся 1 июля 1643 года, пресвитерианское большинство встретило в индепендентах убеждённых и энергичных противников, горячо отстаивавших принцип свободы совести против попыток объявить пресвитерианское церковное устройство божественным установлением, то есть заменить гнёт англиканских епископов гнётом пресвитерианских синодов. Значением индепендентства во время Английской республики объясняются преследования, которым они стали подвергаться после Реставрации Стюартов, когда целый ряд постановлений (Акт единообразия 1662 года, Conventicle Act 1663 года, Five Mile Act 1665 года, Акт удостоверения 1673 года и др.) ограничивал их права и свободу богослужения, грозя тяжкими наказаниями. Только с 1689 года (при Вильгельме III) индепендентство снова получило признание со стороны государства и возможность спокойного существования. Индепенденты много сделали в деле широкого распространения образования среди народных масс, особенно в Америке, где насчитывалось наибольшее количество их религиозных групп.

Литература

Учение индепендентов изложено, главным образом, в двух сочинениях, которым сами индепенденты не придавали обязательного значения: «Apologia pro exulibus Anglis» Робинсона (Лейд., 1619) и «Savoy confession» (Лондон, 1658), выработанной на съезде представителей многих индепендентских общин.

1. Daniel Neal. [books.google.ru/books?id=6LK0AAAAMAAJ The history of the Puritans, or Protestant Noncomformists: from the reformation in 1517, to the revolution in 1688; comprising an account of their principles; their attempts for a farther reformation in the church; their sufferings; and the lives and characters of their most considerable divines] / Joshua Toulmin. — 3. — New York: Harper & Brothers, 1844. — 564 с.
2. Bogue and Bennet, «History of Dissenters» (1808-12);
3. Wilson, «History and Antiquities of Dissenting Churches» (1808—1814);
4. Price, «History of Protestant Nonconformity in England» (1836—1838)
5. Hanbury, «Historical Memorials relating to the Independents» (Л., 1839—1844);
6. Roger Williams, «The Bloody Tenet of Persecution» (1848);
7. Fletcher, «History of Independency in England» (1847—1849, нов. изд. 1862);
8. Vaughan, «English Nonconformity» (1862);
9. Stoughton, «Ecclesiastical History of England: Church of the Revolution» (1874);
10. Barclay, «Inner Life of the Religious Societies of the Commonwealth» (1877);
11. Waddington, «Congregational History» (1869-80);
12. Dexter, «The Congregationalism of the Last Three Hundred Years» (1880);
13. H. Weingarten, «Die Revolutionskirchen Englands» (Лпц., 1868);
14. С. Фортунатов, «Представитель индепендентов Генри Вен» (М., 1875).

Ссылки

• [reformed.org/documents/Savoy_Declaration/index.html Текст Савойской декларации] (англ.)
• [www.congregational.org.uk/ Конгрегационалистская федерация Великобритании] (англ.)

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Конгрегационализм

– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.