Конгрегация евангелизации народов

Конгрегация евангелизации народов (лат. Congregatio pro Gentium Evangelizatione) — одна из девяти конгрегаций Римской курии, занимается вопросами евангелизации и миссионерства.

Возглавляет конгрегацию кардинал-префект кардинал Фернандо Филони, секретарь — Савио Хон Тай-Фай.

История

В начале XVI века были предприняты первые попытки создать при Римской курии организацию, занимающуюся миссионерской деятельностью, главным образом в Америке и Африке. В 1568 с этой целью Святым Престолом была создана Комиссия Кардиналов. 22 июня 1622 буллой Inscrutabili divinae providentiae папы Григория XV была создана Конгрегация пропаганды веры (Sacra Congregatio de Propaganda Fide).

Задачами Конгрегации была подготовка миссионеров, обеспечение миссий духовной литературой, противодействие использованию христианской миссии в политических целях. Позднее Конгрегации пропаганды веры был подчинён Папский Урбанианский университет, предназначенный для обучения будущих миссионеров.

В 1862 в рамках конгрегации была образована Конгрегация по делам восточных церквей, которая с 1917 стала самостоятельной куриальной конгрегацией.

В 1988 папа Иоанн Павел II преобразовал Конгрегацию пропаганды веры в Конгрегацию евангелизации народов (апостольская конституция Pastor Bonus).

Структура и обязанности

Задачи конгрегации — координация миссионерской деятельности, содействие в подготовке местного клира. На миссионерских территориях только ей принадлежит право создавать миссионерские церковные структуры, ей подчиняются все миссионерские монашеские ордена и конгрегации.

В состав конгрегации входят Комиссия по пересмотру синодов, уставов епископских конференций, конституций миссионерских обществ апостольской жизни и уставов семинарий; Папская коллекта для Африки, организующая сбор пожертвований; Папская миссия по распространению веры и другие организации.

Кардиналы-префекты с 1622 года

• Антонио Мария Саули — (1622);
• Людовико Людовизи — (1622—1632);
• Антонио Барберини (младший) — (1632—1671);
• Палуццо Палуцци Альтьери дельи Альбертони — (1671—1698);
• Карло Барберини — (1698—1704);
• Джузеппе Сакрипанте — (1704—1727);
• Винченцо Петра — (1727—1747);
• Сильвио Валенти Гонзага — (1747—1756);
• Джузеппе Спинелли — (1756—1763);
• Джузеппе Мария Кастелли — (1763—1780);
• Леонардо Антонелли — (1780—1795);
• Гиацинт Сигизмунд Гердил, C.R.S.P. — (1795—1802);
• Стефано Борджиа — про-префект (1798—1800); префект (1802—1804);
• Антонио Дуньяни — про-префект (1804—1805);
• Микеле ди Пьетро — (1805—1814);
• Лоренцо Литта — (1814—1818);
• Франческо Луиджи Фонтана, C.R.S.P. — (1818—1822);
• Эрколе Консальви — про-префект (1822—1824), префект (1824);
• Джулио Мария делла Сомалья — про-префект (1824—1826);
• Мауро Капеллари, O.S.B.Cam. — (1826—1831);
• Карло Мария Педичини — (1831—1834);
• Филиппо Франзони — (1834—1856);
• Алессандро Барнабо — (1856—1874);
• Алессандро Франки — (1874—1878);
• Джованни Симеони — (1878—1892);
• Мечислав Ледуховский — (1892—1902);
• Джироламо Мария Готти — (1902—1916);
• Доменико Серафини — (1916—1918);
• Виллем ван Россум — (1918—1932);
• Пьетро Фумасони Бьонди — (1933—1960);
• Сэмюэль Стритч — (про-префект 1958);
• Григорий-Пётр XV Агаджанян — (про-префект 1958—1960, префект 1960—1970);
• Агнелу Росси — (1970—1984);
• Дермот Райан — (про-префект 1984—1985);
• Йозеф Томко — (про-префект 1985, префект 1985—2001);
• Крешенцио Сепе — (2001—2006);
• Иван Диас — (2006—2011);
• Фернандо Филони — (2011 — по настоящее время).

Отрывок, характеризующий Конгрегация евангелизации народов

А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.