Кондас (приток Камы)
Кондас | |
Характеристика | |
---|---|
Длина |
53 км |
Бассейн |
925 км² |
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Кондас+(приток+Камы) Водоток] | |
Исток |
|
— Высота |
выше 114,3 м |
— Координаты |
59°35′20″ с. ш. 56°10′48″ в. д. / 59.58889° с. ш. 56.18000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.58889&mlon=56.18000&zoom=15 (O)] (Я) |
Устье | |
— Местоположение |
Камское водохранилище, 872 км по правому берегу |
— Высота |
108,7 м |
— Координаты |
59°26′08″ с. ш. 56°22′46″ в. д. / 59.43556° с. ш. 56.37944° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.43556&mlon=56.37944&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 59°26′08″ с. ш. 56°22′46″ в. д. / 59.43556° с. ш. 56.37944° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.43556&mlon=56.37944&zoom=12 (O)] (Я) |
Расположение | |
Водная система |
Кама → Волга → Каспийское море |
| |
Страна | |
Регион | |
Район | |
| |
Кондас — река в России, протекает в Усольском районе Пермского края. Устье реки находится в 872 км по правому берегу Камы, река впадает в Кондасский залив Камского водохранилища. Длина реки составляет 53 км, площадь водосборного бассейна 925 км².
Кондас образуется слиянием двух рек — Северного Кондаса (правая составляющая) и Сирьи (левая составляющая). Место слияния находится у нежилой деревни Северный Кондас в 4 км к западу от деревни Левино и в 34 км к северо-западу от города Усолье.
Генеральное направление течения — юго-восток, скорость течения невысокая, русло крайне извилистое — река описывает широкие петли вокруг окрестных холмов. Ширина реки в верхнем течении около 20 метров, затем река расширяется до 30-40 метров. По берегам встречаются кедровые боры и заболоченные участки[1]. Летом русло сильно зарастает водорослями, много мест с глубокими ямами и слабым течением. На речной пойме много вытянутых стариц[1]
Протекает деревни Шишкино, Левино, Овиново, Кедрово, Ощепково, Мыслы, Вяткино, Шварёво, Васильево. Впадает в Кондасский залив Камского водохранилища у села Кондас, в тот же залив впадает река Полуденный Кондас, который до создания водохранилища был притоком Кондаса.
Притоки (км от устья)
- река Плетнева (пр)
- 13 км: река Шваревка (пр)
- река Чёрная (пр)
- 31 км: река Пельмес (лв)
- река Емговка (лв)
- 52 км: река Тазмер (лв)
- 53 км: река Северный Кондас (пр)
- 53 км: река Сирья (лв)
Данные водного реестра
По данным государственного водного реестра России относится к Камскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Кама от города Березники до Камского гидроузла, без реки Косьва (от истока до Широковского гидроузла), Чусовая и Сылва, речной подбассейн реки — бассейны притоков Камы до впадения Белой. Речной бассейн реки — Кама[2].
По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов[2]:
- Код водного объекта в государственном водном реестре — 10010100912111100007505
- Код по гидрологической изученности (ГИ) — 111100750
- Код бассейна — 10.01.01.009
- Номер тома по ГИ — 11
- Выпуск по ГИ — 1
Напишите отзыв о статье "Кондас (приток Камы)"
Примечания
Ссылки
- В статье использована информация, предоставленная Федеральным агентством водных ресурсов из перечня водных объектов, зарегистрированных в государственном водном реестре по состоянию на 29.03.2009. [www.mnr.gov.ru/files/part/0306_perechen.rar Перечень] (rar-архив, 3,21 Мб).
|
Отрывок, характеризующий Кондас (приток Камы)
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.