Кондратенко, Николай Игнатович

Николай Игнатович Кондратенко<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
5-й Губернатор Краснодарского края
5 января 1997 года — 5 января 2001 года
Предшественник:	Николай Дмитриевич Егоров
Преемник:	Александр Николаевич Ткачёв
Рождение:	16 февраля 1940(1940-02-16) станица Пластуновская, Динской район, Краснодарский край, РСФСР, СССР
Смерть:	23 ноября 2013(2013-11-23) (73 года) Краснодар, Россия
Образование:	Кубанский сельскохозяйственный институт
Учёная степень:	кандидат сельскохозяйственных наук
Награды:

Никола́й Игна́тович Кондрате́нко (16 февраля 1940 года — 23 ноября 2013 года) — русский государственный и политический деятель, член Совета Федерации, губернатор Краснодарского края (1997—2001), депутат Государственной думы четвертого созыва, Герой Труда Кубани (2002).

Биография

Родился 16 февраля 1940 года в станице Пластуновская Динского района Краснодарского края.

Окончил Кубанский сельскохозяйственный институт (г. Краснодар) в 1966 году, Ростовскую высшую партийную школу, являлся кандидатом сельскохозяйственных наук.

Трудовую деятельность начал прицепщиком в колхозе. Служил в Советской Армии. С 1966 года — агроном, затем — заместитель председателя колхоза «Красная звезда».

С 1969 по 1982 год находился на партийной работе: был вторым секретарём Динского райкома КПСС, инструктором Краснодарского крайкома КПСС, первым секретарём Динского райкома КПСС. В 1982 году был назначен генеральным директором Северо-Кавказского объединения сахарной промышленности. С 1984 по 1987 год — заведующий отделом сельского хозяйства, затем — второй секретарь Краснодарского краевого комитета КПСС. С 1987 по 1990 год — председатель исполкома Краснодарского краевого Совета народных депутатов.

В 1989 году был избран народным депутатом СССР, входил в депутатскую группу коммунистов и депутатскую группу «Союз». В 1990 году был избран народным депутатом и председателем Краснодарского краевого Совета, в августе 1991 года решением Президиума Верховного Совета РСФСР был освобождён от этой должности в связи с поддержкой попытки «государственного переворота ГКЧП»; против него было возбуждено уголовное дело по ст. 64 УК РСФСР «За измену Родине» (через год это решение было признано неправомерным и отменено).

Работал директором стеклотарного завода ПО «Краснодарстекло», генеральным директором предприятия «Резерв-табак», заместителем директора АО «Кубаньгазпром», первым заместителем генерального директора акционерного комбината «Кубань», в объединении «Краснодарглавснаб». Одновременно занимался фермерством, читал лекции в Кубанском аграрном университете. В апреле 1993 года на дополнительных выборах был избран народным депутатом РФ. В декабре 1993 года был избран в Совет Федерации, являлся членом Комитета по аграрной политике.

В декабре 1993 г. Кондратенко при поддержке коммунистических, национал-патриотических и казачьих организаций избран депутатом Совета Федерации. Был членом комитета Совфеда по аграрной политике и входил в депутатское объединение «Конструктивное сотрудничество». В начале 1994 г. вместе с депутатом Госдумы С. Глотовым был одним из организаторов кубанского движения «Отечество», в состав которого вошли коммунистические и национал-патриотические партии и движения, действующие на территории края. В 1994 и 1998 гг. «Отечество» получало большинство мест в Законодательном собрании Краснодарского края.

Обладая большой популярностью среди населения (у которого сохранились самые благоприятные воспоминания о периоде его руководства краем) получил в народных массах уважительное прозвище «батька Кондрат».

В декабре 1996 года победил на выборах главы администрации Краснодарского края, получив поддержку 82 % избирателей, участвовавших в голосовании, на выборах был поддержан КПРФ, НПСР и краснодарской общественно-политической организацией «Отечество». С января 1997 года по январь 2001 года был губернатором Краснодарского края, по должности был членом Совета Федерации РФ, где являлся членом Комитета по бюджету, налоговой политике, финансовому, валютному и таможенному регулированию, банковской деятельности. В 2000 году отказался от участия в выборах.

С января 2001 года по декабрь 2003 года — представитель в Совете Федерации РФ от администрации Краснодарского края, член Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике.

7 декабря 2003 года был избран в Государственную думу РФ четвёртого созыва по федеральному списку избирательного объединения КПРФ, был членом фракции КПРФ, членом Комитета по аграрным вопросам.

В 2005, наряду с другими российскими деятелями, подписался под письмом 5000.

С 30 января 2008 года и до смерти вновь был членом Совета Федерации, где представлял Законодательное собрание Краснодарского края.

Скончался 23 ноября 2013 года от рака желудка. Похоронен 26 ноября 2013 года на Пластуновском кладбище.

Награды

• Медаль «За трудовую доблесть» (1971 г.)
• Орден «Знак Почёта» (1977 г.)
• Орден Трудового Красного Знамени (1981 г.)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (25 апреля 2000) — за большой вклад в социально-экономическое развитие региона и многолетний добросовестный труд
• Медаль «Герой труда Кубани» (Краснодарский край)
• Орден «Честь и слава» 3-й степени (Абхазия, 2003)
• Медаль «Слава Адыгеи»

Семья

Имел двоих сыновей. Один из сыновей — Алексей Кондратенко по спискам партии «Единая Россия» в 2007 году избран депутатом Законодательного собрания Краснодарского края,, где возглавил комитет по вопросам использования природных ресурсов и экологической безопасности. В отличие от своего отца, публичным человеком никогда не являлся, предпочитая делать карьеру в бизнесе.

Взгляды и высказывания

В 1997 году именно позиция Кондратенко по вопросу территориальной принадлежности стратегического острова Тузла (в 1941 г. указом президиума Верховного совета РСФСР остров включен в состав Крымской АССР) в Керченском проливе позволила украинским властям окончательно закрепить за собой это приобретение. В своих интервью Кондратенко однозначно высказался против каких бы то ни было территориальных претензий к Украине. «Не может быть прощения за действия, которые могут привести к очередному межгосударственному конфликту, к братоубийственным войнам!» — заявил губернатор. Главное, по его словам, «чтобы там базы НАТО не было».

В 1999 году инициировал открытие в Краснодаре полпредства Ичкерии и вел миролюбивую политику в отношениях с лидером сепаратистов А. Масхадовым. Ичкерийское постпредство было закрыто только после похищения в его стенах сына краснодарского бизнесмена, неоднократно бывавшего на экономических переговорах в Грозном, А.Безбогина.

В 2005 г. он выступал против санкций в отношении Молдавии, назвав политику властей «ударами по желудкам».

Кондратенко предвосхитил многие идеи, которые будет продвигать в постельцинскую политическую жизнь В. Путин: например, создание Патриотического союза молодежи (патсомола) — предтечи движения «Наши» и региональный партийный блок «Отечество» — аналог «Единой России».

Кондратенко, прикрываясь идеей борьбы с незаконной миграцией, регулярно, используя государственные средства массовой информации, фактически организовал травлю приехавших в Краснодарский край лиц армянской национальности. В результате, в крае сложилась атмосфера крайней нетерпимости к приезжим армянам, которых «назначили» виновниками всех проблем и бед, в том числе, и коренного армянского населения края, и, по существу, призывали население к насильственным действиям против приезжих армян, а ввиду общих храмов и связей с коренным армянским населением края — то и против всех армян. Новый губернатор Александр Ткачёв вначале официально признал армян коренным населением Краснодарского края, но затем наследие Кондратенко дало о себе знать и проявляется по настоящее время. К тому же с помощью Азербайджана эксплуатируется тема различных внутриармянских конфликтов, в частности, конфликта между армянами-мусульманами Нагорного Карабаха, считающими себя частью азербайджанской политической нации, и армянами-христианами Арцаха, в который оказались вовлечены и азербайджанцы, и муссируется тема «Кубанского Карабаха».

Память

• Именем Н. И. Кондратенко названа улица в Краснодаре (бывшая улица Короткая)
• В Белореченске, в 2015 году, в рамках празднования дня района и города был торжественно открыт бюст Николаю Игнатовичу Кондратенко
• 16 февраля 2015 года, на внеочередной сессии 5-го созыва Совета МО Белореченский район, депутаты единогласно присвоили школе № 30 поселка Молодежного Черниговского поселения имя бывшего губернатора Краснодарского края, представителя Кубани в Совете Федерации РФ, депутата Государственной Думы РФ Николая Игнатовича Кондратенко.

Прозвище

• Неофициальный титул «батька» появился в 1996 г. в ходе избирательной кампании Кондратенко. Тогда его стали называть «батька Кондрат». Лишь позже прозвище «батька» закрепилось за А. Лукашенко.

Цитаты

"Запомните, братцы, так будет до тех пор, пока вот здесь, напротив здания администрации, на больших платанах, мы утром, проснувшись, увидим трех повешенных, а на груди каждого из них будет написано: «За измену национальным интересам!» Соберется большая толпа и дико закричит: «За что повесили людей?» В толпе, естественно, найдутся люди, которые объяснят, что в этой жизни натворили повешенные. А тогда толпа ещё пуще закричит: «Надо казнить ещё и того, и того, и того!» Шила в мешке, как известно, не утаите. «Опомнитесь, — призывал я своих христопродавцев, — взгляните на историю России. — Будет ещё Страшный суд и будет ответственность!».

(«Завтра», 26.03.2003)

«Некоторые горячие казачьи головы, не видя выхода, уже поговаривают об отделении от России: мол надо бы сыграть в суверенитет. Хочу сказать, что грех великий берут на себя… Ни Господь Бог, ни россияне никогда не простили бы нам этого».

«Читайте газеты Кубани, чтобы видеть, где он — сионизм. […] А какое национальное богатство преумножать? Чем жить? Проституцией? С нею протянешь не долго […] Геноцид, преступность, убийства, решетки… Разве так жить можно? Если были ГУЛАГи, так то ж, мол, где-то, когда-то. А теперь мы все в ГУЛАГах живем, укрепившись решетками и думаем, что каждый из нас спасется в одиночку»

«Опомнитесь, русские, вы вымираете! А вам твердят, что выживаете. […] Смотришь порой на бывших первых секретарей, а ныне преуспевающих дельцов, и думаешь: где же ты, такой уродище, родился?!»

«Придать сегодня событиям на Кавказе окраску казачьей экспансии — значит развязать бойню. Каждая гора будет десятилетиями стрелять в наших детей и внуков за ошибки, допущенные нами».

Литература

• Ротов В. С., Придиус П. Е., Кубань: Один год с Батькой Кондратом и его Дружиной, Краснодар, 1998.
• [www.sled-kondratenko.ru/ Сборник «Н. И. Кондратенко. След на земле»] — Воспоминания родных, земляков, тех, кто знал Николая Игнатовича по совместной работе, его выступления.

Ссылки

• [www.yugopolis.ru/news/social/2012/09/06/40549/rip-utraty-vasilii-dyakonov]

Отрывок, характеризующий Кондратенко, Николай Игнатович

Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?