Кондрашенков, Алексей Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Алексеевич Кондрашенков
Дата рождения:

4 августа 1915(1915-08-04)

Место рождения:

д. Белый Холм, Вяземский уезд, Смоленская губерния

Дата смерти:

10 сентября 2005(2005-09-10) (90 лет)

Место смерти:

Смоленск, Россия

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

историк

Место работы:

ректор Курганского педагогического института (1955-1968)
ректор Смоленского педагогического института (1968-1986)

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Московский государственный педагогический институт им. А. С. Бубнова

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Алексей Алексеевич Кондрашенков (4 августа 1915 — 10 сентября 2005) — доктор исторических наук, почётный гражданин города Смоленска.





Биография

Алексей Кондрашенков родился 4 августа 1915 года в деревне Белый Холм Вяземского уезда Смоленской губернии. Окончил среднюю школу в начале 1930-х годов. К 1932 году Кондрашенков работал воспитателем и учителем в Евпатории. В 1939 году он окончил исторический факультет Московского государственного педагогического института имени А. С. Бубнова (впоследствии им. В. И. Ленина), работал в Зауралье. От службы в армии Кондрашенков был освобождён по инвалидности.

В годы Великой Отечественной войны он работал директором школы в Башкирской АССР. В 1946 году он стал преподавателем истории СССР в Шадринском государственном педагогическом институте, впоследствии стал заместителем ректора этого ВУЗа[1].

В Кургане

Защитив кандидатскую диссертацию, в 1955 году Кондрашенков стал ректором Курганского педагогического института и занимал эту должность до 1968 года. За время его работы возглавляемый им ВУЗ произвёл 17 выпусков специалистов для школ Кургана и Курганской области. В 1958 году Кондрашенков создал и возглавил Курганское региональное объединение историков-аграрников, целью которого стало исследование закономерностей и особенностей развития сельского хозяйства этого региона.

В Смоленске

С 1968 года Кондрашенков являлся ректором Смоленского педагогического института (ныне — Смоленский государственный университет). На этой должности он проработал 18 лет, уйдя с поста ректора в 1986 году. За время руководства этим ВУЗом Кондрашенков смог вывести его в разряд педагогических высших учебных заведений первой категории. Смоленский педагогический институт неоднократно занимал призовые места в социалистических соревнованиях и награждался переходящим Красным Знаменем. Кондрашенков добился строительства нового учебного корпуса, общежития, лабораторий института. Помимо своей ректорской деятельности, Кондрашенков также был председателем Совета ректоров вузов Смоленска, внеся значительный вклад в развитие народного образования в регионе. Также он постоянно преподавал основной курс истории России периода феодализма, занимался краеведческими изысканиями, писал учебные пособия и книги по истории Смоленской области[1].

В 1970 году Кондрашенков создал и возглавил Смоленское региональное объединение историков и аграрников, затем также создал лабораторию по проблемам формирования диалектно-материалистического мировоззрения студенческой молодёжи и лабораторию по проблемам сельского хозяйства. С 1986 года Кондрашенков был профессором кафедры отечественной истории Смоленского государственного педагогического института[1].

Кондрашенков является автором восьми книг по истории крестьянства и сельского хозяйства, более 350 статей в региональных и центральных изданиях. При его непосредственном участии было проведено 14 научных конференций, издано 14 сборников научных трудов, защищено 5 кандидатских и 1 докторская диссертации[1].

С апреля 1941 года член ВКП(б), c 1952 года — КПСС. Он неоднократно избирался в партийные и советские органы, был членом бюро Смоленского горкома КПСС, депутатом Смоленского горсовета[1].

Умер 10 сентября 2005 года[1]. Похоронен на Новом кладбище (Смоленск).

Награды и звания

Память

10 ноября 2006 года на доме № 13 по улице Октябрьской Революции в Смоленске, где последние годы своей жизни жил Кондрашенков, была открыта мемориальная доска[1].

Наиболее известные работы

  • Очерки истории крестьянских восстаний в Зауралье в ХVIII веке. Курган, 1962.
  • Очерки истории Курганской области. Челябинск, 1968.
  • Крестьяне Зауралья в ХVII-ХVIII веках. Ч. I, 1966; Ч. II, 1969.
  • Смоленский край в ХVI-ХVII веках. Смоленск, 1978.
  • Из истории Смоленской земли с древнейших времен до середины ХVII века. Смоленск, 1982.
  • Смоленский край в IХ-ХIV веках (Смоленск, 1986).
  • Героическое прошлое Смоленска — города русской славы. Смоленск, 1989.
  • Смоленск в исторических судьбах России. Смоленск, СГПУ, 2002.
  • 400 лет Смоленской крепости. Заметки ученого. Край Смоленский, 2002, N 7-9.

Напишите отзыв о статье "Кондрашенков, Алексей Алексеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [smolinfo.net/index.php?option=com_content&view=article&id=1052&Itemid=422 Кондрашенков Алексей Алексеевич] (рус.). [www.smolinfo.net/]. Проверено 6 августа 2012. [www.webcitation.org/6B5qdjvoP Архивировано из первоисточника 1 октября 2012].

Литература

  • Край Смоленский, 1995. — № 7-8. — С. 28-30.
  • Чернобаев А. А. Историки России: Кто есть кто в изучении отечественной истории. Биобиблиографический словарь. — Саратов, 1998. — С. 181.

Отрывок, характеризующий Кондрашенков, Алексей Алексеевич

– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…