Коневская икона Божией Матери

</th></tr>

Коневская икона Божией Матери
Дата появления:	1393 год
Иконографический тип:	Одигитрия
Местонахождение:	Ново-Валаамский монастырь (Финляндия)
Дата празднования	10 июля (по юлианскому календарю)
Изображения иконы на Викискладе

Коне́вская икона Божией Матери (также Афонская Акафистная, Святогорская, Голубицкая) — почитаемая в Русской Православной церкви и Финляндской Православной церкви чудотворной икона Богородицы, в 1393 году принесённая с Афона в Россию преподобным Арсением Коневским, основателем Коневского Рождество-Богородичного монастыря.

Икона была получена Арсением в дар от игумена Иоанна Зидона, благословившего его на возвращение в Россию и постройку монастыря в честь Богородицы. В новом монастыре икону поместили в собор Рождества Пресвятой Богородицы где она хранилась до 1610 года, когда по причине нашествия шведов её перенесли в Новгородский Деревяницкий монастырь. В 1798 году по благословению митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Гавриила (Петрова) икона вернулась в родной монастырь, а в Деревяницком монастыре оставили её список в серебряном окладе.

Коневская икона относится к иконописному типу Одигитрия, но вместо традиционного свитка Христос держит в левой руке двух птенцов. На обороте иконы помещён образ Спаса Нерукотворного. Чтимые списки Коневской иконы находились в Благовещенской церкви на Бережках в Москве и в Воскресенской церкви Торжка.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Коневская икона Божией Матери
• [days.pravoslavie.ru/Life/life4212.htm Коневская икона Божией Матери] на сайте Православие.Ru
• [www.sedmitza.ru/text/440299.html Поселянин Е. Сказания о чудотворных иконах Богоматери. Июль]
• [www.konevets.spb.ru/konevbm/iconography.htm Коневская икона Божией Матери. Иконография образа]

Отрывок, характеризующий Коневская икона Божией Матери

Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил: