Конидия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Кони́дии (от др.-греч. κονία — пыль и εἶδος — вид, образ), или конидиоспо́ры, — неподвижные споры бесполого размножения у грибов. Также известны как митоспоры, поскольку образуются в результате митоза. Они являются гаплоидными клетками, генетически идентичными гаплоидным родительским. При благоприятных условиях развиваются в новый организм и способствуют распространению, то есть служат как для размножения, так и для расселения.

Конидии постоянно присутствуют в воздухе, но их содержание ежедневно варьирует, в том числе в зависимости от времени года. В среднем человек вдыхает 40 конидий в час.

Строение и морфогенез

От обычных спор конидии отличаются тем, что образуются не в спорангиях, а открыто — на выростах мицелия. Характерны для сумчатых (пеницилл, спорынья и др.), базидиальных (ржавчинные, головнёвые) и несовершенных грибов.

Бесполое размножение у аскомицетов осуществляется конидиями, которые образуются на конидиеносцах. Морфология этих специализированных конидиеносцев часто различается даже у близких видов и служит для их различения.

Существует два основных способа развития конидий (конидиогенеза):

• бластический — когда спора уже явно видна перед её отделением от конидиегенной гифы,
• таллический — когда сначала появляется перегородка и отделяющаяся часть содержимого гифы развивается в спору.

Воздействие на здоровье человека

Некоторые обычно безвредные, но термоустойчивые грибы могут проникать в организм человека в форме конидий. У пациентов с тяжелыми нарушениями иммунитета (больные острой лейкемией, подвергающиеся химиотерапии, больные СПИДом на фоне B-клеточной лимфомы, пациенты, перенёсшие пересадку костного мозга или других важных органов, страдающие отторжением) конидии могут вызывать лёгочные инфекции.

Литература

• Hughes S. J. Conidiophores, conidia and classification // Canadian Journal of Botany. — 1953. — Vol. 31. — P. 577—659. — DOI:10.1139/b53-046.

Отрывок, характеризующий Конидия

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.