Кониц, Генрих Самуилович

Генрих Самуилович Кониц
Henryk Konic
Депутат Второй Думы, 1907 г.
Дата рождения:	15 января 1860(1860-01-15)
Место рождения:	Варшава
Дата смерти:	10 мая 1934(1934-05-10) (74 года)
Место смерти:	Варшава
Гражданство:	Российская империя Российская империя Польша Польша
Вероисповедание:	римско-католическое
Партия:	Польская прогрессивная партия и Польское коло
Род деятельности:	юрист, депутат Государственной думы II созыва от Плоцкой губернии
Награды:	Иностранные награды

Генрих Самуилович Кониц (pl. Henryk Konic, 15 января 1860, Варшава — 10 мая 1934, Варшава) — юрист, журналист, политический деятель, депутат Государственной думы II созыва от Плоцкой губернии, профессор Варшавского университета.

Биография

Родился в ассимилированной еврейской семье, исповедующей католичество. Отец Сэмюэль Кониц (1821—1879) — богатый торговец и землевладелец, мать — Каролина, урождённая Кроненберг (1826—1913). Выпускник 2-й Варшавской гимназии, которую окончил с золотой медалью. В 1881 году окончил юридический факультет Варшавского университета. Владел имением Ратово Млавского уезда Плоцкой губернии площадью 85 десятин.

Начал работу в качестве помощника присяжного поверенного Леона Крысинского (Krysiński) в окружном суде в Варшаве по гражданскому праву. С 1886 года — присяжный поверенный, приобрёл известность в качестве одного из ведущих знатоков гражданского и торгового права в Царстве Польском. С 1881 года вошёл в состав редакции «Газета Сондова Варшавска» («Варшавская судебная газета»), с 1897 года (с перерывом на три года, 1915—1918) редактор-издатель этого еженедельника. Участвовал в издании еженедельной «Судебной газеты» (Санкт-Петербург) и многих других изданий. Служил юридическим консультантом Привислинской железной дороги, Банка Хандлового (Handlowy) в Варшаве, Фонда имени Юзефа Мяновского и других крупных польских предприятий и организаций. Состоял в различных благотворительных организациях, занимавшихся помощью литераторам и журналистам. В 1907 году вошёл в число учредителей Юридического общества в Варшаве. В годы первой русской революции 1905—1907 годов оставался сторонником полонизации школ и судопроизводства, выступал за автономию Царства Польского и равенство прав поляков и других подданных Российской империи. Вошёл в состав руководства Прогрессивно-демократической партии. В 1906 году стал одним из основателей Польской прогрессивной партии. При выборах в Думу Польская прогрессивная партия вошла в состав избирательного блока «Национальное объединение», возникший под эгидой Национально-демократической партии.

6 февраля 1907 года был избран во Государственную думу II созыва от общего состава выборщиков Плоцкого губернского избирательного собрания. Был одним из лидеров Польского коло. Вместе с Новодворским и Стецким разработал проект автономии Царства Польского. Проект был составлен по образцу галицийской автономии и предусматривал восстановление должности губернатора, создание отдельного Польского сейма, казначейства и судебных органов. 19 апреля 1907 года проект был подписан 46 польскими депутатами Думы, 23 апреля 1907 года был представлен председателю Государственной Думы Ф. А. Головину.

Состоял в думских комиссиях об отмене военно-полевых судов, о неприкосновенности личности, по местному управлению и самоуправлению, о привлечении 55 членов Думы к уголовной ответственности. Выступил с докладами от имени Комиссии о неприкосновенности личности и по законопроекту «Об отмене взысканий за тайное обучение в Царстве Польском и Западном крае». 29 апреля 1907 поддержал от имени Польского коло законопроект военного министерства «Об увеличении контингента призывников», выступив с речью о том, что сила России, в том числе и военная мощь, в интересах польского народа.

После Третьеиюньского переворота продолжал возглавлять Польскую прогрессивную партию, препятствовал её подчинению Национально-демократической партии. В 1907 году слились Польская прогрессивная партия и Прогрессивно-демократическая партия, в результате чего появилось Польское прогрессивное объединение. Кониц вошел в его правление и Главный совет, но в 1910 году вышел из Польского прогрессивного объединения в связи с возникшими разногласиями. В 1909—1911 годах во время дискуссии в польской прессе о еврейском вопросе Кониц ратовал за противодействие тем элементам еврейства, которые, с его точки зрения, якобы опасны для интересов польской нации и её культуры.

С началом Первой мировой войны последовательно отстаивал идею полной независимости Польши. Участник создания Демократического клуба в Варшаве, являлся сторонником объединения всех территорий, имеющих польское население, в одном государстве. Принимал участие в работе Гражданского комитета Варшавы, позднее — в Центральном гражданском комитете вплоть до его ликвидации оккупационными властями 11 сентября 1915 года. Был одним из создателей польских судов во время немецкой оккупации Варшавы. В ноябре 1915 года был интернирован немцами и в течение трёх лет находился в лагерях в Щипиёрно, Любани и Гёттингене. Освободившись из заключения, некоторое время был под надзором немецких оккупационных властей в своём имении Ратково. Был членом сеймово-конституционной комиссии Временной Государственной Рады. После получения Польшей независимости в 1919—1929 годах был товарищем председателя, а затем в 1929—1930 и 1931—1932 годах — председателем Высшего совета адвокатов. Являлся главой Дисциплинарного суда при палате адвокатов в Варшаве. Начиная с 1921 года, служил профессором права Варшавского университета, где читал лекции по гражданскому праву (право собственности, законы о личности и закон о браке и другие вопросы). Председатель Юридического комитета Польского радио. С 1927 года — член Правового совета при Министерстве юстиции. Являлся советником ряда крупнейших банков. Был представителем Польши на международной конференции по правовым вопросам. Член правления коммерческого банка и правления Общества электроэнергии.

Был похоронен на кладбище Старые Повонзки в Варшаве.

Семья

• Жена — Хенрика (Henryka) урождённая Вольфсон (1879—1944)
  • Сын — Казимеж (1900—1904)
  • Сын — Томас (1902—1943).

Награды

• Командорский Орден Возрождения Польши (2 мая 1923).
• Офицер Ордена Почётного легиона
• Кавалер Ордена Почётного легиона
• Бельгийский Орден Короны 3-й степени
• Орден Короны Италии

Избранные работы

• «Земледелие и торговля во времена герцогства Варшавского»,
• «Гминное самоуправление»,
• «История супружеского права в Царстве Польском»,
• «Руководство для гминных властей»
• Rolnictwo i handel za czasów Księztwa Warszawskiego (1807–1815). Warszawa 1881
• Podręcznik dla władz gminnych obejmujący zbiór przepisów i postanowień, obowiązujących władze gminne w Królestwie Polskiem. Warszawa 1883, wraz z Henrykiem Olszewskim
• Kartka z dziejów oświaty w Polsce: władze oświecenia publicznego i oświata elementarna w Księztwie Warszawskim. Kraków 1895
• Dzieje prawa małżeńskiego w Królestwie Polskiem (1818–1836). Warszawa 1903
• Komisya rządząca 1807 r. Warszawa 1904
• Samorząd gminny w Królestwie Polskiem w porównaniu z innemi krajami europejskimi. Warszawa 1906
• Służebności w prawie cywilnem (rzeczowem): dodatek do wykładów uniwersyteckich prof. H. Konica. Warszawa 1927

Литература

• [www.tez-rus.net/ViewGood30778.html Н. Д. Постников. КОНИЦ Генрих Самуилович // Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. C. 280.]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003732207#page540?page=482 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Второй созыв. М. 1907. С. 440.]
• Brzoza Cz., Stepan K. Poslowie polscy w Parlamente Rosyjskim, 1906-1917: Slownik biograficzny. Warszawa, 2001.
• [www.rujen.ru/index.php/%D0%9A%D0%9E%D0%9D%D0%98%D0%A6_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8%D1%85_%D0%A1%D0%B0%D0%BC%D1%83%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Российская еврейская энциклопедия. М, 1995. Том 2;]
• Политические партии России. Конец XIX первая треть XX века: Энциклопедия. М, 199];

Архивы

• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 205; Дело 620. Лист 2, 3.

Отрывок, характеризующий Кониц, Генрих Самуилович

Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]