Конклав

Конкла́в (лат. conclave — запертая комната, от лат. cum clave — с ключом, под ключом) — собрание кардиналов, созываемое после смерти или ухода в отставку папы римского для избрания нового папы, а также само это помещение. Проходит в изолированном от внешнего мира помещении. Выборы производятся закрытым голосованием дважды в день, для избрания необходимо собрать не менее ⅔ голосов плюс один. Помещение открывают лишь после избрания папы. Об избрании нового понтифика оповещают белым дымом из печной трубы над Сикстинской капеллой (иначе дым чёрный). Дым образуется от сжигания дров с добавлением специального красящего вещества, придающего оттенок дыму. Этот порядок был утвержден на Втором Лионском соборе (1274).

Папой может быть выбран любой мужчина-католик, даже мирянин без сана. Фактически с 1378 года папами избираются только кардиналы. В настоящее время помещение для конклава занимает значительную часть Ватиканского дворца, изолированную от прочих и разделенную на комнаты. Единственная дверь запирается снаружи и изнутри не раньше чем на 15-й день и не позже чем на 18-й день после смерти (ухода в отставку) папы. После того как дверь заперта, она открывается только в случае прибытия задержавшегося кардинала, в случае ухода кардинала по болезни или его возвращения, а также для возвещения результата выборов. Слово конклав впервые использовал папа Григорий X на II Лионском соборе 1274 года, в выпущенной им апостольской конституции Ubi periculum («Где опасность») после 2 лет и 9 месяцев обсуждения в Витербо перед его избранием. Когда рассерженные жители сорвали крышу, оставив зал открытым, кардиналам пришлось разбить палатки, следы от центральных столбов которых сохранились до сегодняшнего дня.

Иоанн Павел II внёс некоторые изменения в правила проведения конклавов.

История

Развитие способов папских выборов

Сегодня точно не известно, как проходили первые выборы епископов, но можно допустить, что первые епископы выбирались апостолами и их ближайшими помощниками. Позднее эта форма выборов была изменена на ту, при которой право выбирать епископа имели священники и община епархии, вместе со старейшими епископами соседних (чаще зависимых сельских) епархий. Святой Киприан Карфагенский писал, что папа Корнелий был выбран «в согласии с желанием Бога и Его Церкви, свидетельствами почти всего клира, собором старших по возрасту епископов (sacerdotum) и добрыми людьми». Правом активного выбора было наделено римское духовенство, но они выбирали римского епископа не обычной подачей голосов, а чаще консенсусом или аккламацией. После этого кандидат должен быть представлен общине для утверждения. Такая, не вполне ясная процедура приводила к частым недоразумениям и появлению антипап, особенно после того, как папство начало играть важную роль не только в церковной жизни.

Во времена остготского владычества в Италии короли сами назначали папу по своему усмотрению. Были периоды, когда кандидатуру понтифика должен был одобрить император Византии, а несколькими веками позднее — император Священной Римской империи.

В 769 году Латеранский Синод отменил обязательное согласие народа для выбора папы, но Римский Синод 862 года вернул это право римской аристократии. В это время выбор римского первосвященника зависел в первую очередь от императоров Священной Римской империи. Реакцией на это стало издание в 1059 году папой Николаем II декрета In Nomine Domine («Во Имя Господне»), по которому правом выбирать папу наделялись только кардиналы, при чисто формальном согласии народа. Второй Латеранский собор (1139 год) постановил, что даже такое согласие другого клира и народа не нужно. Третий Латеранский собор установил, что за нового понтифика должно быть подано не менее двух третей всех голосов.

Большую часть Средневековья численность кардиналов была небольшой, а при папе Александре IV их количество снизилось до семи. Из-за тяжелой и долгой дороги к месту проведения выборов прибывала значительно меньшее количество кардиналов, чем их было вообще. Такое маленькое количество выборщиков приводило к тому, что каждый голос имел большой вес, а политические влияния на голосование только усиливались. Выборы могли продолжаться месяцами и даже годами. Долгое межцарствие после смерти Климента IV в 1268 году, которое продолжалось 2 года и было остановлено лишь благодаря вмешательству святого Бонавентуры, вынудило новоизбранного папу Григория X и Второй Лионский собор установить правила, по которым во время выборов кардиналы должны были быть закрыты в изолированном помещении, а, если они были неспособны выбрать нового епископа Рима на протяжении трех-восьми дней, то их рацион питания должен был быть ограничен. Если же и после этого кардиналы не могли выбрать папу, то крыша над тем помещением могла быть разобрана. Всё это делалось с целью скорейшего избрания нового папы.

Введение этого декрета папы Григория X связано с тем, что, когда в 1268 году в Витербо умер папа Климент IV, после его смерти двадцать кардиналов никак не могли избрать папу. Период Sede Vacante продолжался 1006 дней. Наконец обозлённые верующие заперли кардиналов в соборе в Витербо и потребовали, чтобы, пока кардиналы не выберут нового папу, их оттуда не выпускали. Но кардиналы лишь ссорились и интриговали. Тогда верующие сняли крышу с собора и посадили пурпуроносцев на хлеб и воду. Только тогда кардиналы выбрали папу, которым стал архидьякон Льежа Теобальдо Висконти, который принял имя Григорий X.

Такие жесткие правила не очень нравились кардиналам, и папа Иоанн XXI временно их приостановил. Но известный своей набожностью бенедиктинец Пьетро Анджелерио смог уговорить кардиналов изменить свою позицию, и в 1294 году он был выбран под именем Целестина V. Выдав три буллы (Quia in futurum от 29 сентября, Pridem от 27 октября и Constitutionem от 10 декабря 1294 года), которые вернули правила Григория X, он отрёкся от престола и в 1313 году был канонизован.

После смерти французского папы Григория XI в 1378 году народ Рима поднял восстание и добился выборов итальянского папы — Урбана VI. Но его жестокость и разные политические реалии привели к тому, что французские и некоторые другие кардиналы перешли под защиту графа Фонда Гаетани и находились сначала в Ананьи, а потом в Фонди, где проголосовали за незаконность выборов папы Урбана VI и выбрали известного кардинала и проповедника Роберта Женевского антипапой под именем Климента VII. Таким образом одновременно существовало два папы — законный в Риме и антипапа в Авиньоне. Каждый из них имел своих преданных сторонников, которые были уверены в законности «своего» папы. Эта ситуация осложнялась тем, что Собор в Пизе в 1409 году, пытаясь решить проблему, низложил обоих пап-соперников и выбрал своего. В конце концов претендентов стало трое. Эта схизма получила название Великого раскола Запада. Ситуация разрешилась только тогда, когда папа Григорий XII отрекся, а оба антипапы были лишены престола в 1415 году Констанцским собором (1414—1418). При этом же соборе был собран конклав, в который были введены представители всех католических наций, который выбрал папу Мартина V. На этом раскол завершился, а на будущее собор был лишен права выбирать папу или менять порядок выборов.

Требования к кандидатам

Изначально избранным римским епископом, как и любым другим, мог быть даже новообращённый (как, например, святой Амвросий Медиоланский, архиепископ Миланский). Позднее, во время проблем, связанных с избранием антипапы Константина II, на Римском Синоде 769 года папа Стефан III (IV) постановил, что за римским духовенством сохраняется право выбирать римского епископа, но только из кардиналов-пресвитеров или кардиналов-дьяконов (это первое чёткое упоминание о кардиналах). Николай II, постановив, что правом выбора наделены только кардиналы-епископы, решил, что выбираться папа должен был в первую очередь из римского клира (хотя кардиналы не были полностью связаны этими правилами). В 1179 году Третий Латеранский собор вернул старые правила относительно кандидатов в римские епископы, позволив избираться любому неженатому мужчине-католику. Последним папой, выбранным не из кардиналов, был Урбан VI в 1378 году. Хотя в новое время были свидетельства о том, что на конклаве 1958 года несколько голосов набрал Джованни Монтини, архиепископ Миланский, который тогда ещё не был кардиналом. На следующем конклаве в 1963 году архиепископ Монтини, ставший к тому времени кардиналом, был избран папой как Павел VI.

Хотя папа Римский является в первую очередь римским епископом он не обязательно должен быть не только римлянином, но и даже итальянцем. Папа Бенедикт XVI, например, немец, Иоанн Павел II — поляк, Франциск — аргентинец. Во время Римской империи и Средневековья было много пап с разных частей света — греки, сирийцы, немцы и др. Однако после Адриана VI, избранного в 1522 году, который был уроженцем Нидерландов, но немцем по этническому происхождению (поэтому считается папой-немцем), все папы происходили из областей, которые составляют сегодняшнюю Италию, вплоть до избрания Иоанна Павла II в 1978 году.

Установление большинства

До того как Третий Латеранский собор в 1179 году постановил, что для избрания папы необходимо большинство в две трети голосов выборщиков, необходимо было простое большинство. Такое изменение произошло из-за ситуации, которая сложилась, когда папой был выбран Александр III в 1159 году. Тогда Оттавиано ди Монтечелло вырвал у выбранного чётким большинством голосов Александра III папскую мантию и вышел к народу, чтобы тот объявил его папой. За время своего понтификата Александру III пришлось бороться с четырьмя антипапами, которых поддерживали те или другие кардиналы. Были установлены сложные процедуры проведения выборов и кардиналам запрещалось голосовать так, как им вздумается. В 1945 году папой Пием XII процедура была упрощена, но установлена необходимость большинства в две трети плюс один голос. Папа Иоанн Павел II возвратил необходимое большинство в две трети и позволил кардиналам в 1996 году в случае, если они не могут выбрать папу на протяжении 30 туров и при этом количество голосов, которое не хватает для необходимого большинства превышает семь, выбрать его абсолютным большинством голосов после обращения к кардиналам-епископам.

Выборы могли проходить аккламацией, компромиссом или тайной подачей голосов. Когда кардиналы использовали процедуру аккламации, то считалось, что они выбирают папу по наущению Святого Духа (quasi afflati Spiritu sancto). Если же коллегия голосовала через компромисс, то она выбирала специальную комиссию, которая выбирала кандидата, а оставшиеся кардиналы его утверждали. Последний раз, когда использовалась процедура аккламации, был выбран Григорий XV в 1621 году, а компромисс — Иоанн XXII в 1316 году. Теперь единственная разрешенная процедура — тайная подача голосов.

Светское влияние

За долгую историю на папские выборы часто большое давление оказывали светские влияния. Ниже указаны важнейшие примеры таких влияний.

Римское и Византийское

Некоторое время римские императоры имели довольно весомое влияние на выборы римских епископов. Когда в 418 году возник спор между папой Бонифацием I и претендентом Эвлалием, они оба обратились к императору Гонорию. Гонорий, поддержав Бонифация І, постановил, что, если возникнут новые споры относительно выбора папы Римского, то нужно проводить новые выборы. Но эта норма никогда не применялась.

После падения Западной Римской империи возможность влияния на папские выборы перешла к остготским королям. В 532 году папа Иоанн II признал их право утверждать выбранного римского епископа. После того, как в свою очередь в конце 530-х годов, исчезло остготское королевство, это право перешло к византийским императорам. Согласно процедуре, после смерти папы об этом должен был быть уведомлен экзарх Равенны, который в свою очередь уведомлял византийского императора. Когда новый папа был выбран, он отправлял послов к императору с просьбой об утверждении. Он не мог реализовывать свои полномочия до этого. Из-за того, что такое путешествие длилось долго, папа Бенедикт II выпросил у императора Константина IV право вступать во владение престолом без предварительного согласия византийских императоров. Со времени понтификата римского папы Захария императоры даже специально не уведомлялись об избрании папы.

Священной Римской империи

С IX века влияние на выборы пап оказывала Священная Римская империя. Тогда как первые два императора — Карл Великий и Людовик I Благочестивый — напрямую не вмешивались в выборы, Лотарь I постановил, что папские выборы не могут проходить без послов императора. После серии бунтов, прокатившихся по Риму, папа Иоанн IX был вынужден для своей безопасности в 898 году признать особое покровительство императоров Священной Римской империи.

Когда в 1059 году папа Николай II издал декрет «In nomine Domini», он формально признал особое право императора быть специально оповещенным о выборе кардиналов. Но даже такая формальность была отменена Григорием VII из-за борьбы за инвеституру. В 1122 году это было признано Священной Римской империей подписанием Вормсского конкордата.

Авиньонский плен пап

Во время конфликта между папством и французским королём Филиппом IV Красивым папой Римским был выбран французский кардинал, архиепископ Бордо Бертран де Го под именем Климента V. В 1309 году он перенес свою резиденцию в город Авиньон, который был окружен французскими владениями. Этот период, который продолжался до 1378 года и часто назывался «Авиньонским пленом», характеризовался значительным влиянием политики королей Франции на папство и одновременным усилением и усовершенствованием административного аппарата Святого Престола. В это время были проведены важные реформы в римской курии и коллегии кардиналов, которые имели влияние на все последующее развитие папства.

Право вето

Начиная с XVI века некоторые католические нации получили так называемое право вето. В соответствии с неофициальной практикой каждое государство имело лишь одну возможность использовать это право через кардинала, который её представлял. Вето нельзя было использовать против уже выбранного кандидата и оно традиционно накладывалось, если какой-либо кандидат набирал значительное количество голосов, но ещё не был выбран, перед следующим туром голосования.

После исчезновения Священной Римской империи германской нации право вето перешло к Австрии, как её преемнице. Последний случай использования этого права произошёл, когда кардинал Ян Мауриций Павел Пузина де Козелско на конклаве 1903 года от имени австрийского императора наложил вето на кандидатуру кардинала Мариано Рамполла (он получил 29 из 60 голосов во время тура голосования) и 55 голосами папой был выбран кардинал Сарто. Пий X сразу же после избрания запретил практику вето (апостольская конституция Commissum nobis от 20 января 1904 года) и постановил, что кардинал, который от имени своего правительства использует это право, может быть отлучен от церкви или оставлен без причастия.

Конклав	Страна, которая наложила вето	Лицо, которое представляло эту страну	Против кого было наложено вето	Избранный папа
8 февраля — 9 февраля 1621	Испания	—	Кардинал Франсуа Мари Бурбон	Григорий XV (Алессандро Людовизи)
9 августа — 15 сентября 1644	Испания Франция	Хиль Каррильо де Альборнос Джулио Мазарини	Джулио Чезаре Сакетти Джамбаттиста Памфили	Иннокентий X (Джованни Баттиста Памфили)
18 января — 7 апреля 1655	Испания	—	Джулио Чезаре Сакетти	Александр VII (Фабио Киджи)
20 декабря 1669 — 29 апреля 1670	Франция	—	Бенедетто Одескальки	Климент X (Эмилио Альтьери)
9 октября — 23 ноября 1700	Франция	—	Галеаццо Марескотти	Климент XI (Джованни Франческо Альбани)
31 марта — 8 мая 1721	Священная Римская империя	Михал Алтан	Фабрицио Паолуччи	Иннокентий XIII (Микеланджело деи Конти)
5 марта — 12 июля 1730	Испания	Корнелио Бентивольо	Джузеппе Ренато Империали	Климент XII (Лоренцо Корсини)
18 февраля — 17 августа 1740	Испания	Трояно Аквавива д’Арагона	Пьер Марчеллино Коррадини	Бенедикт XIV (Просперо Лоренцо Ламбертини)
15 марта — 6 июля 1758	Франция	—	Карло Альберто Гвидобоно Кавалькини	Климент XIII (Карло делла Торре Реццонико)
5 октября 1774 — 15 февраля 1775	Франция	—	Джованни Карло Боски	Пий VI (Джованни Анджело Браски)
1 декабря 1799 — 14 марта 1800	Священная Римская империя	Франтишек де Паула Грзан и Гарраш	Карло Беллисоми Гиацинт Сигизмонд Гердиль	Пий VII (Грегорио Луиджи Кьярамонти)
2 сентября — 28 сентября 1823	Австрия	Джузеппе Альбани	Антонио Габриэле Североли	Лев XII (Аннибале делла Дженга)
24 февраля — 31 марта 1829	Франция	—	Джузеппе Альбани	Пий VIII (Франческо Саверио Кастильоне)
14 декабря 1830 — 2 февраля 1831	Испания	Хуан Франсиско Марко-и-Каталан	Джакомо Джустиниани	Григорий XVI (Мауро Альберто Капеллари)
18 февраля — 20 февраля 1878	Франция	—	Луиджи Мария Бийо	Лев XIII (Джоаккино Печчи)
31 июля — 4 августа 1903	Австро-Венгрия	Ян Пузина	Мариано Рамполла дель Тиндаро	Святой Пий X (Джузеппе Мелькиоре Сарто)

Реформы XX века

К 1930-м годам сложилась практика преобладания в конклаве итальянцев. Например, на конклаве 1939 года из 62 выборщиков 35 были итальянцами. В дальнейшем их удельный вес уменьшился. На конклаве 1958 года итальянцы составляли 18 из 53 выборщиков, на конклаве 1963 года — 29 из 82 выборщиков, в 1978 году — 27 из 111 выборщиков.

В 1975 году папа Павел VI постановил, что число кардиналов-выборщиков не может превышать 120 человек и что в конклаве не могут участвовать кардиналы старше 80 лет, которые, однако, могут быть избраны. Эти правила были подтверждены и уточнены Иоанном Павлом II.

Сейчас выборы главы Римско-католической церкви регулируются апостольской конституцией «Пастырь всего божьего стада» (Universi Dominici Gregis), утверждённой 22 февраля 1996 года папой Иоанном Павлом II.

Процедуры проведения конклава

В истории папских выборов были часты случаи, когда они продолжались очень долго, заходя в тупик. Когда такое происходило, власть той местности, где проводились выборы, часто насильно закрывала кардиналов в отдельном отведенном месте. Этот метод, например, использовался в городе Перуджа в 1216 году и в Риме в 1241 году. После смерти Климента IV в 1268 году этот метод пришлось применить жителям города Витербо. Кардиналы были закрыты в епископском дворце. Когда кардиналы были все ещё не в состоянии выбрать папу, жители города отказались отсылать им какую-либо еду, кроме хлеба и воды. После этого жители города, под влиянием святого Бонавентуры, разобрали крышу епископского дворца и только после этого кардиналы выбрали папу Григория Х. В общей сложности период вакантного престола продолжался более двух лет.

Для того, чтобы сделать невозможным повторение таких ситуаций, папа блаженный Григорий X ввел новые жесткие правила, согласно которым кардиналы должны быть изолированными в специально отведенном помещении. Они не имели права на отдельные комнаты и в случае, если были очень слабы здоровьем, имели право только на одного слугу. Еда должна была подаваться через специальное окно; после трех дней конклава их рацион ограничивался только одним блюдом в день, после пяти дней — только хлебом и водой. Все время, пока проходил конклав, ни один кардинал не мог получать какие-либо доходы. В 1562 году папа Пий IV издал буллу, которой устанавливались инструкции относительно бюллетеней и процедуры проведения голосования. Папа Григорий XV в 1621 году выпустил буллу «Отцу вечному» (Aeterni Patris), которой ввел нормы выборного процесса и другой буллой, в 1622 году, установил церемонии, которые должны быть выполнены при голосовании.

Место проведения конклава не было установлено до XIV века, когда, со времени Великого раскола Запада, он всегда стал проводиться в Риме (кроме конклава 1800 года, который из-за оккупации Рима наполеоновскими войсками проводился в Венеции). В самом Риме конклавы проводились в разных местах. К 1846 году они чаще всего проходили в Квиринальском дворце, но в связи с присоединением Рима к Итальянскому королевству в 1871 году конклавы всегда проводятся в Сикстинской капелле Апостольского дворца.

В 1996 году папой Иоанном Павлом II была издана апостольская конституция «Пастырь всего божьего стада», которой регулируются вопросы папских выборов и отменяются все предыдущие документы, которые регулировали эти вопросы. Согласно этой конституции кардиналы теперь живут в специальном Доме св. Марфы (Domus Sanctæ Marthæ). Хотя часто раздаются голоса, что право выбирать папу должно быть передано Синоду или Вселенскому собору, конституция четко определяет конклав как единственно возможный теперь способ избрания верховного первосвященника. Даже если смерть папы наступит во время проведения Синода или Вселенского собора, его заседания должны быть приостановлены до избрания нового папы.

Смерть папы

Смерть папы Римского должна быть подтверджена кардиналом-камерленго, который раньше также должен был трижды ударить серебряным молоточком по лбу умершего. Но на протяжении XX века эта церемония не использовалась и папа Иоанн Павел II постановил, что кардинал должен лишь трижды позвать умершего его крестным именем в присутствии папского церемониймейстера, прелатов, секретаря и канцлера Апостольской палаты. После этого камерленго забирает Кольцо рыбака и уничтожает его в присутствии коллегии кардиналов. Раньше это делалось для того, чтобы сделать невозможной подделку документов.

Во время вакантности престола отдельные полномочия переходят к Коллегии кардиналов, заседания которой ведёт кардинал-декан. Все кардиналы должны присутствовать на заседании общей конгрегации, кроме тех, кто болен, и тех, кому исполнилось 80 лет (хотя они могут присутствовать по своему желанию). Партикулярная конгрегация, которая занимается ежедневными делами церкви, состоит из кардинала-камерленго и трех кардиналов-помощников — одного кардинала-епископа, одного кардинала-священника и одного кардинала-дьякона. Кардиналы-помощники перевыбираются каждые три дня.

Конгрегации должны сделать соответствующие приготовления для похорон папы, которые традиционно проходят в промежутке от четырёх до шести дней для того, чтобы паломники могли попрощаться с умершим папой. После смерти папы наступает девятидневный период траура (novemdiales). Также конгрегации устанавливают сроки проведения выборов, которые должны пройти в промежутке между 15 и 20 днями после смерти понтифика.

Вакантность престола также может настать из-за отречения папы. Отрекшимися законными папами были Григорий XII в 1415 году (он признал решение Констанцского собора, прекратившего Великий западный раскол, низложив всех трёх претендентов на папство и выбрав нового — Мартина V) и Бенедикт XVI в 2013 году (принял решение об отречении от Святейшего папского престола из-за проблем со здоровьем).

Начало голосования

Утром дня, назначенного Коллегией кардиналов, проходит месса для выбора Понтифика (Proeligendo Pontifice) в Базилике св. Петра. Эта месса традиционно возглавляется кардиналом-деканом и сопровождается проповедью. Позднее, днем, кардиналы во главе с кардиналом-деканом собираются в Паолинской капелле и с гимном Veni Creator Spiritus идут в Сикстинскую капеллу. После того, как они занимают свои места в капелле, кардиналы-выборщики принимают присягу такого содержания:

Апостольская конституция Universi Dominici Gregis:

Мы, Кардиналы, имеющие право голоса, присутствующие на выборах Верховного Понтифика,
даём обещание и клянёмся, как каждый отдельно, так и все вместе, верно и скрупулёзно
соблюдать предписания Апостольской Конституции Верховного Понтифика Иоанна Павла II
Universi Dominici Gregis, опубликованной 22 февраля 1996 года.
Мы даём обещание и клянёмся, что тот, кто божественным образом будет избран Римским Понтификом,
верно посвятит себя выполнению munus Petrinum обязанностей Пастыря Вселенской Церкви
и будет постоянно утверждать и активно защищать духовные и временные права и свободы Святого Престола.
Особенно мы клянёмся соблюдать величайшую тайну перед всеми людьми, как мирянами,
так и служителями Церкви, относительно всего, что каким-либо способом касается выборов Римского Понтифика,
также всего происходящего во время церемонии выборов, что прямым или косвенным образом может
повлиять на результаты голосования.
Мы даём обещание и клянёмся никоим образом не разглашать этой тайны,
как во время, так и после выборов нового Понтифика, если на то не будет исключительного разрешения нового Понтифика.
Мы даём обещание и клянёмся не благоволить никакому вмешательству или противодействию выборам
со стороны мирян либо представителей каких-либо орденов или групп, стремящихся
вмешаться в процесс выбора Римского Понтифика.

Оригинальный текст (лат.)  

Nos omnes et singuli in hac electione Summi Pontificis versantes Cardinales
electores promittimus, vovemus et iuramus inviolate et ad unguem Nos esse
fideliter et diligenter observaturos omnia quae continentur in Constitutione
Apostolica Summi Pontificis Ioannis Pauli II, quae a verbis "Universi
Dominici Gregis" incipit, data die xxii mensis Februarii anno MCMXCVI. Item
promittimus, vovemus et iuramus, quicumque nostrum, Deo sic disponente,
Romanus Pontifex erit electus, eum munus Petrinum Pastoris Ecclesiae
universae fideliter exsecuturum esse atque spiritualia et temporalia iura
libertatemque Sanctae Sedis integre ac strenue asserere atque tueri numquam
esse destiturum. Praecipue autem promittimus et iuramus Nos religiosissime
et quoad cunctos, sive clericos sive laicos, secretum esse servaturos de iis
omnibus, quae ad electionem Romani Pontificis quomodolibet pertinent, et de
iis, quae in loco electionis aguntur, scrutinium directe vel indirecte
respicientibus; neque idem secretum quoquo modo violaturos sive perdurante
novi Pontificis electione, sive etiam post, nisi expressa facultas ab eodem
Pontifice tributa sit, itemque nulli consensioni, dissensioni, aliique
cuilibet intercessioni, quibus auctoritates saeculares cuiuslibet ordinis et
gradus, vel quivis hominum coetus vel personae singulae voluerint sese
Pontificis electioni immiscere, auxilium vel favorem praestaturos.

Кардинал-декан читает текст присяги вслух, а выборщики подходят к Евангелию, которое находится в центре капеллы, по порядку старшинства и, кладя на него руку, произносят:

Пусть поможет мне Бог и это святое Божие Евангелие, которого я касаюсь своей рукой.

Оригинальный текст (лат.)  

Sic me Deus adiuvet et haec sancta Dei Evangelia, quae manu mea tango.

После того, как принятие присяги завершится, Папский обер-церемониймейстер (Магистр папских литургических церемоний), подходя к дверям Сикстинской капеллы и закрывая их, произносит: «Все вон!» (прибл., Extra omnes!). Вместе кардиналам читаются две проповеди. Первая перед конклавом (обычно за день), а вторая уже перед самим голосованием. На предпоследнем конклаве 2005 года первую проповедь читал отец-капуцин Раньеро Канталемесса, тогдашний проповедник Папского дома, а проповедь непосредственно перед голосованием — кардинал Томаш Шпидлик, который не имел права голоса. А на последнем Конклаве 2013 года проповедь непосредственно перед голосованием читал кардинал Проспер Грек, который не имел права голоса.

После того, как церковнослужитель, назначенный для проповеди перед голосованием, заканчивает её и после окончания молитв кардинал-декан спрашивает присутствующих кардиналов о замечаниях и пожеланиях к процедуре. После решения всех организационных вопросов начинаются сами выборы. Кардиналы, которые опоздали к началу выборов, должны быть допущены. Больные кардиналы также имеют право покинуть конклав и позднее присоединиться к нему, но кардинал, который покидает конклав по иным, чем болезнь, причинам, не может вернуться.

Каждый кардинал-выборщик может иметь двух или в случае болезни — трех помощников или конклавистов. К конклаву также допускаются секретарь Коллегии кардиналов, папский обер-церемониймейстр, два церемониймейстра, служители Папской ризницы и церковнослужитель, который помогает Декану Коллегии кардиналов. Допускаются священники-исповедники, двое врачей и определённый штат служителей для помощи и ведения хозяйства. Конклависты и другие служители также присягают сохранять тайну папских выборов. Им и кардиналам запрещается любое общение с внешним миром. Нарушение этого правила карается отлучением от церкви по заранее вынесенному решению (latae sententiae). Также запрещается присутствие средств массовой информации и внешних наблюдателей.

Ход голосования

Во время первого дня конклава может быть проведено одно голосование. В случае, если во время первого голосования никто не выбран или голосование первого дня конклава не проводилось, то каждый следующий день должно проводиться по четыре тура голосования: два утром и два вечером. Если на протяжении трех дней голосования никто не выбран, процесс должен быть приостановлен на один день для молитв и обращения к Коллегии кардинала-протодьякона — старшего кардинала-дьякона. После семи безуспешных туров голосования процесс приостанавливается снова, но уже с обращением старшего кардинала-пресвитера (по сану это должен быть кардинал-протопресвитер, но так как сейчас кардинал-протопресвитер это кардинал, которому больше 80 лет, он не принимает участие в конклаве, то со словами обратится старейший кардинал-священник пребывающий в сане, на данный момент это кардинал Годфрид Даннеелс). И, если даже после семи последующих туров папа не выбран, процесс приостанавливается для обращения старшего кардинала-епископа (чаще всего декана Коллегии). После последующих семи безуспешных туров голосования кардиналы могут выбрать один из путей: или кардиналы уменьшают количество кандидатов до двух, которые набрали больше голосов во время предыдущего тура голосов, или выбрать папу абсолютным большинством голосов. Но ни при каких обстоятельствах кардиналы не могут уменьшить необходимое количество голосов более, чем до абсолютного большинства.

Выборный процесс делится на три части: предголосование (pre-scrutinium — до голосования), голосование (scrutinium) и послеголосование (post-scrutinium — после голосования). Во время первой части церемониймейстеры готовят необходимые для голосования бюллетени с надписью «Выбираю в Верховные Первосвященники» (Eligo in Summum Pontificem) и раздают их каждому кардиналу (не менее чем по два каждому). Как только начинается сама процедура голосования, папский обер-церемониймейстер, церемониймейстеры и секретарь Коллегии кардиналов покидают помещение, которое закрывает младший кардинал-дьякон. После этого он же вытягивает по жребию девять имен кардиналов: трое образуют счётную комиссию, трое Infirmarii и три ревизора. Они выбираются на весь период конклава.

Когда все предшествующие процедуры завершены, начинается основная часть голосования scrutinium. Во время неё кардиналы-выборщики в порядке старшинства подходят к алтарю, где стоят члены счётной комиссии со своими бюллетенями. Перед подачей своего бюллетеня каждый кардинал произносит присягу: «Свидетель Христос Господь, Который будет меня судить, что я выбираю того, кто, считаю пред Богом, должен быть выбран» (Testor Christum Dominum, qui me iudicaturus est, me eum eligere, quem secundum Deum iudico eligi debere). Если кардинал-выборщик находится в капелле, но не может подойти, чтобы бросить свой бюллетень, то последний в списке членов счётной комиссии подходит к нему и забирает бюллетень. Если же кардинал не может покинуть свою комнату для участия в голосовании, к нему приходят Infirmarii с бюллетенями и урной. После того, как Infirmarii возвращаются с бюллетенями проголосовавших кардиналов, количество этих бюллетеней подсчитывается для того, чтобы гарантировать, что оно совпадает с количеством немощных кардиналов-выборщиков. Присяга произносится кардиналами только во время первого тура голосования. Бюллетени не подписываются. До 1945 года кардиналы подписывали свои бюллетени и сворачивали их так, чтобы имени не было видно и запечатывались. Но теперь они просто сворачиваются вдвое. До 1621 года не существовало специальной присяги перед голосованием и бюллетени использовались не всегда. Часто голосование проходило устно.

До 1621 года существовала только присяга секретности, которая принималась перед закрытием дверей конклава. Папа Григорий XV ввел дополнительную присягу перед каждой утренней и каждой вечерней сессией. Таким образом он пытался вынудить кардиналов не голосовать «из любезности», а голосовать за реалистичного, проходного кандидата на престол. Благодаря реформам Григория XV 1621 и 1622 годов была создана четкая система папских выборов, которая в своей основе сохранилась до сегодняшнего дня. Самым существенным изменением в правилах голосования была отмена требования подписания кардиналами своих бюллетеней. Это правило было отменено папой Пием XII в 1945 году.

После того, как все кардиналы проголосуют, первый член счётной комиссии перемещает контейнер, вынимает и подсчитывает бюллетени. Если количество поданных бюллетеней и количество голосовавших кардиналов не совпадает, все бюллетени не читаются и сжигаются. Если же никаких проблем с количеством нет, то голоса подсчитываются. Первый из членов счётной палаты раскрывает бюллетени. Каждый член счётной комиссии записывает имя кандидата в бюллетене, а последний — также объявляет это имя вслух. Все голоса кардиналов складываются и ревизоры проверяют все списки, чтобы не было ошибок. После объявления окончательных результатов бюллетени сжигаются членом счётной комиссии с помощью секретаря Коллегии и церемониймейстеров. В случае когда в первом туре сессии кардиналы не могут выбрать папу, они переходят к следующему немедленно и бюллетени сжигаются только после второго тура. В случае, если никто не выбран, дым чёрный (раньше к бюллетеням добавлялась мокрая солома, а с 1958 года — химикалии: смесь перхлората калия, антрацена и серы), если же новый римский епископ выбран, то идет белый дым (смесь бертолетовой соли, лактозы и канифоли). Теперь, с целью избежания недоразумений, белый дым также сопровождается звоном колоколов.

Объявление результатов

После того, как окончательные результаты успешного голосования объявлены, младший кардинал-дьякон, звоня в колокольчик, вызывает в помещение для голосования секретаря Коллегии кардиналов и папского обер-церемониймейстера. Кардинал-декан задает вопрос новоизбранному папе: «Принимаешь ли канонический выбор тебя Верховным Первосвященником?» (Acceptasne electionem de te canonice factam in Summum Pontificem?). Выбранный отвечает, принимает ли (accepto), или же не принимает (non accepto; ранее также существовала традиция, согласно которой на место каждого кардинала был повешен специальный балдахин и когда результаты объявлялись, то все балдахины опускались, кроме балдахина кардинала, который был выбран папой. Но в связи с увеличением количества кардиналов эта традиция была отменена). Последним кардиналом, о котором достоверно известно, что он уже набрал достаточное количество голосов и при этом отказался, был святой Карл Борромео.

Если папой римским выбран не епископ, то кардинал-декан должен дать ему епископское посвящение (или, если выбранный даже не священник, он должен получить от декана все ступени посвящения по очереди). В случае, когда кардинал-декан не может исполнять свои функции, за него это делает субдекан.

Также новоизбранный папа объявляет своё новое имя, после того как кардинал-декан спрашивает у него: «Каким именем хочешь, чтобы тебя звали?» (Quo nomine vis vocari?). Эта традиция установилась в 533 году, когда Иоанн II, настоящее имя которого было Меркурий, решил, что оно не подходит для римского епископа. Окончательно такая практика сложилась с X века. Последним папой, который использовал своё крестное имя, был Марцелл II — Марчелло Червини. После этого папский обер-церемониймейстер изготавливает специальный документ с именем новоизбранного папы.

После этих процедур папа отправляется в так называемую комнату плача (camera lacrimatoria) — небольшую комнату красного цвета около Сикстинской капеллы, где должен выбрать белую сутану с белым пилеолусом, роше и моцетту из представленных там трёх размеров. Также он надевает красную расшитую столу и выходит к кардиналам в капеллу. Там он принимает от них знаки уважения, происходит акт адорации новому папе римскому.

Когда кардиналы завершают поздравления новоизбранного папы, кардинал-протодьякон выходит на центральную лоджию Базилики св. Петра, так называемую ложу благословения, и объявляет формулу «У нас есть папа» (Habemus Papam):

Я говорю вам о великой радости:
У нас есть папа!
Высокопреосвященнейший и достойнейший господин,
господин [имя],
Кардинал Святой Римской Церкви [полное имя],
который взял себе имя [тронное имя].

Оригинальный текст (лат.)  

Annuntio vobis gaudium magnum:
Habemus Papam!
Eminentissimum ac Reverendissimum Dominum,
Dominum [имя],
Sanctæ Romanæ Ecclesiæ Cardinalem [полное имя],
qui sibi nomen imposuit [тронное имя].

Если же папой, как это не раз бывало раньше, выбран сам кардинал-протодьякон, то за него объявление должен сделать следующий старший кардинал-дьякон. То же самое происходит в случае невозможности кардиналом-протодьяконом исполнять свои функции.

После объявления (перед этим вывешивают ковёр с гербом предыдущего понтифика) на лоджию выходит сам новоизбранный папа и дает своё первое благословение «Городу и миру» (Urbi et Orbi). Ранее через некоторое время после избрания проводилась папская коронация, которую теперь заменила интронизация или инаугурация.

Список конклавов

XIII век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
29 ноября 1268 — 1 сентября 1271	2 года 9 месяцев 3 дня	Теобальдо Висконти O.Cist.	Блаженный Григорий X	1 сентября 1271 — 1 января 1276
20 января 1276 — 21 января 1276	2 дня	Пьер де Тарантасия O.P.	Святой Иннокентий V	21 января — 22 июня 1276
2 июля — 11 июля 1276	9 дней	Оттобоно Фиески	Адриан V	11 июля — 18 августа 1276
19 августа — 8 сентября 1276	21 день	Пьетро Ребули Юлиани	Иоанн XXI	8 сентября 1276 — 20 мая 1277
30 мая — 25 ноября 1277	5 месяцев 26 дней	Джованни Гаетано Орсини, O.S.B.	Николай III	25 ноября 1277 — 22 августа 1280
22 сентября 1280 — 22 февраля 1281	5 месяцев	Симон Монпитье де Брион	Мартин IV	22 февраля 1281 — 28 марта 1285
29 марта — 2 апреля 1285	5 дней	Джакомо Савелли	Гонорий IV	2 апреля 1285 — 3 апреля 1287
4 апреля 1287 — 22 февраля 1288	9 месяцев 18 дней	Джироламо Маски де Асколи, O.F.M.	Николай IV	22 февраля 1288 — 4 апреля 1292
5 апреля 1292 — 5 июля 1294	2 года 3 месяца	Пьетро дель Мурроне, O.S.B.	Святой Целестин V	5 июля 1294 — 13 декабря 1294
23 декабря — 24 декабря 1294	2 дня	Бенедетто Гаэтани	Бонифаций VIII	24 декабря 1294 — 11 октября 1303
XIV век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
21 октября — 22 октября 1303	2 дня	Никколо Боккасини, O.P.	Блаженный Бенедикт XI	22 октября 1303 — 7 июля 1304
10 июля/17 июля 1304 — 5 июня 1305	11 месяцев	Раймон Бертран де Го	Климент V	5 июня 1305 — 20 апреля 1314
1 мая 1314 — 7 августа 1316	2 года 4 месяца 6 дней	Жак Дюэз	Иоанн XXII	7 августа 1316 — 4 декабря 1334
13 декабря — 22 декабря 1334	9 дней	Жак Фурнье, O.Cist.	Бенедикт XII	22 декабря 1334 — 25 апреля 1342
5 мая — 7 мая 1342	3 дня	Пьер Роже де Бофор	Климент VI	7 мая 1342 — 6 декабря 1352
16 декабря — 18 декабря 1352	4 дня	Этьенн Обер	Иннокентий VI	18 декабря 1352 — 12 сентября 1362
22 сентября 1362 — 6 ноября 1362	6 дней	Гильом де Гримоар, O.S.B.	Святой Урбан V	6 ноября 1362 — 19 декабря 1370
29 декабря — 30 декабря 1370	2 дня	Пьер Роже де Бофор	Григорий XI	30 декабря 1370 — 26 марта 1378
7 апреля — 9 апреля 1378	3 дня	Бартоломео Приньяно	Урбан VI	9 апреля 1378 — 15 октября 1389
25 октября 1389 — 2 ноября 1389	8 дней	Пьетро Томачелли	Бонифаций IX	2 ноября 1389 — 1 октября 1404
XV век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
12 октября — 17 октября 1404	5 дней	Козимо Мильорати	Иннокентий VII	17 октября 1404 — 6 ноября 1406
18 ноября — 30 ноября 1406	12 дней	Анджело Коррер	Григорий XII	30 ноября 1406 — 4 июля 1415
8 ноября — 11 ноября 1417	4 дня	Одонне Колонна	Мартин V	11 ноября 1417 — 20 февраля 1431
2 марта — 3 марта 1431	2 дня	Габриэле Кондульмер, O.S.A.	Евгений IV	3 марта 1431 — 23 февраля 1447
4 марта — 6 марта 1447	3 дня	Томмазо Парентучелли, O.P.	Николай V	6 марта 1447 — 25 марта 1455
4 апреля — 8 апреля 1455	5 дней	Альфонсо де Борха (Борджа)	Каликст III	8 апреля 1455 — 6 августа 1458
16 августа — 19 августа 1458	4 дня	Энеа Сильвио де Пикколомини	Пий II	19 августа 1458 — 15 августа 1464
27 августа — 30 августа 1464	4 дня	Пьетро Барбо	Павел II	30 августа 1464 — 26 июля 1471
6 августа — 9 августа 1471	4 дня	Франческо делла Ровере, O.F.M.	Сикст IV	9 августа 1471 — 12 августа 1484
26 августа 1484 — 29 августа 1484	4 дня	Джованни Баттиста Чибо	Иннокентий VIII	29 августа 1484 — 25 июля 1492
6 августа 1492 — 10 августа 1492	5 дней	Родриго Борджа	Александр VI	10 августа 1492 — 18 августа 1503
XVI век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
16 сентября — 22 сентября 1503	7 дней	Франческо Нанни-Тодескини-Пикколомини	Пий III	22 сентября — 18 октября 1503
31 октября — 1 ноября 1503	2 дня	Джулиано делла Ровере, O.F.M.	Юлий II	1 ноября 1503 — 20 февраля 1513
4 марта — 9 марта 1513	5 дней	Джованни Медичи	Лев X	19 марта 1513 — 1 декабря 1521
27 декабря 1521 — 9 января 1522	13 дней	Адриан Буйенс	Адриан VI	9 января 1522 — 14 сентября 1523
1 октября — 19 ноября 1523	1 месяц 18 дней	Джулиано Медичи	Климент VII	19 ноября 1523 — 25 сентября 1534
11 октября — 13 октября 1534	3 дня	Алессандро Фарнезе	Павел III	13 октября 1534 — 10 ноября 1549
29 ноября 1549 — 7 февраля 1550	2 месяца 8 дней	Джованни Мария Чокки дель Монте	Юлий III	7 февраля 1550 — 23 марта 1555
5 апреля 1555 — 9 апреля 1555	5 дней	Марчело Червини	Марцелл II	9 апреля — 30 апреля 1555
15 мая — 23 мая 1555	8 дней	Джанпьетро Карафа	Павел IV	23 мая 1555 — 18 августа 1559
5 сентября — 25 декабря 1559	3 месяца 20 дней	Джовання Анджело Медичи	Пий IV	25 декабря 1559 — 9 декабря 1565
20 декабря 1565 — 7 января 1566	18 дней	Микеле Гислиери, O.P.	Святой Пий V	7 января 1566 — 1 мая 1572
12 мая — 13 мая 1572	2 дня	Уго Бонкомпаньи	Григорий XIII	13 мая 1572 — 10 апреля 1585
21 апреля — 24 апреля 1585	4 дня	Феличе Перетти, O.F.M. Conv.	Сикст V	24 апреля 1585 — 27 августа 1590
7 сентября — 15 сентября 1590	8 дней	Джованни Баттиста Кастанья	Урбан VII	15 сентября — 27 сентября 1590
8 октября — 5 декабря 1590	1 месяц 27 дней	Никколо Сфондрати	Григорий XIV	5 декабря 1590 — 16 октября 1591
27 октября — 29 октября 1591	3 дня	Джованни Антонио Факинетти	Иннокентий IX	29 октября 1591 — 30 декабря 1591
10 января — 30 января 1592	20 дней	Ипполито Альдобрандини	Климент VIII	30 января 1592 — 5 марта 1605
XVII век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
14 марта — 1 апреля 1605	18 дней	Алессандро Оттавиано Медичи	Лев XI	1 апреля 1605 — 27 апреля 1605
8 мая — 16 мая 1605	8 дней	Камило Боргезе	Павел V	16 мая 1605 — 28 января 1621
8 февраля — 9 февраля 1621	2 дня	Алессандро Людовизи	Григорий XV	9 февраля 1621 — 8 июля 1623
19 июля — 6 августа 1623	18 дней	Маффео Барберини	Урбан VIII	6 августа 1623 — 29 июля 1644
9 августа — 15 сентября 1644	1 месяц 6 дней	Джованни Баттиста Памфили	Иннокентий X	15 сентября 1644 — 7 января 1655
18 января — 7 апреля 1655	3 месяца 20 дней	Фабио Киджи	Александр VII	7 апреля 1655 — 22 мая 1667
2 июня — 20 июня 1667	18 дней	Джулио Роспильози	Климент IX	20 июня 1667 — 9 декабря 1669
20 декабря 1669 — 29 апреля 1670	4 месяца 9 дней	Эмилио Альтьери	Климент X	29 апреля 1670 — 22 июля 1676
2 августа — 21 сентября 1676	1 месяц 19 дней	Бенедетто Одескальки	Блаженный Иннокентий XI	21 сентября 1676 — 12 августа 1689
23 августа — 6 октября 1689	1 месяц 13 дней	Пьетро Вито Оттобони	Александр VIII	6 октября 1689 — 1 февраля 1691
12 февраля — 21 июля 1691	5 месяцев 9 дней	Антонио Пиньятелли	Иннокентий XII	21 июля 1691 — 27 сентября 1700
9 октября — 23 ноября 1700	1 месяц 14 дней	Джованни Франческо Альбани	Климент XI	23 ноября 1700 — 19 марта 1721
XVIII век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
31 марта — 8 мая 1721	1 месяц 8 дней	Микеланджело деи Конти	Иннокентий XIII	8 мая 1721 — 7 марта 1724
20 марта — 29 мая 1724	2 месяца 9 дней	Пьетро Франческо Орсини, O.P.	Бенедикт XIII	29 мая 1724 — 21 февраля 1730
5 марта — 12 июля 1730	1 месяц 2 дня	Лоренцо Корсини	Климент XII	12 июля 1730 — 6 февраля 1740
18 февраля — 17 августа 1740	6 месяцев	Просперо Лоренцо Ламбертини	Бенедикт XIV	17 августа 1740 — 3 мая 1758
15 мая — 6 июля 1758	1 месяц 22 дня	Карло делла Торре Рецоникко	Климент XIII	6 июля 1758 — 2 февраля 1769
15 февраля — 19 мая 1769	3 месяца 4 дня	Джованни Виченцо Антонио Ганганелли, O.F.M. Conv.	Климент XIV	19 мая 1769 — 22 сентября 1774
5 октября 1774 — 15 февраля 1775	4 месяца 10 дней	Джованни Анджело Браски	Пий VI	15 февраля 1775 — 29 августа 1799
1 декабря 1799 — 14 марта 1800	3 месяца 14 дней	Луиджи Барнаба Кьярамонти, O.S.B.	Пий VII	14 марта 1800 — 20 августа 1823
XIX век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
2 сентября — 28 сентября 1823	26 дней	Аннибале Серматти делла Дженга	Лев XII	28 сентября 1823 — 10 февраля 1829
24 февраля — 31 марта 1829	1 месяц 7 дней	Франческо Саверио Кастильоне	Пий VIII	31 марта 1829 — 30 ноября 1830
14 декабря — 2 февраля 1831	1 месяц 19 дней	Бартоломео Альберто Каппеллари, O.S.B. Cam.	Григорий XVI	2 февраля 1831 — 1 июня 1846
14 июня — 16 июня 1846	3 дня	Джованни Мария Мастаи-Ферретти	Блаженный Пий IX	16 июня 1846 — 7 февраля 1878
18 февраля — 20 февраля 1878	3 дня	Джоаккино Виченцо Раффаэле Луиджи Печчи	Лев XIII	20 февраля 1878 — 20 июля 1903
XX век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
31 июля — 4 августа 1903	5 дней	Джузеппе Мелькиоре Сарто	Святой Пий X	4 августа 1903 — 20 августа 1914
31 августа — 3 сентября 1914	4 дня	Джакомо делла Кьеза	Бенедикт XV	3 сентября 1914 — 22 января 1922
2 февраля — 6 февраля 1922	4 дня	Акилле Ратти	Пий XI	6 февраля 1922 — 10 февраля 1939
1 марта — 2 марта 1939	2 дня	Эудженио Пачелли	Пий XII	2 марта 1939 — 9 октября 1958
25 октября — 28 октября 1958	3 дня	Анджело Джузеппе Ронкалли	Блаженный Иоанн XXIII	28 октября 1958 — 3 июня 1963
19 июня — 21 июня 1963	3 дня	Джованни Баттиста Монтини	Павел VI	21 июня 1963 — 6 августа 1978
25 августа — 26 августа 1978	2 дня	Альбино Лучани	Иоанн Павел I	26 августа 1978 — 28 сентября 1978
14 октября — 16 октября 1978	3 дня	Кароль Юзеф Войтыла	Блаженный Иоанн Павел II	16 октября 1978 — 2 апреля 2005
XXI век
Конклав	Продолжительность	Лицо, которое было избрано	Папа	Продолжительность понтификата
18 апреля — 19 апреля 2005	2 дня	Йозеф Алоизий Ратцингер	Бенедикт XVI	19 апреля 2005 — 28 февраля 2013
12 марта — 13 марта 2013	2 дня	Хорхе Марио Бергольо	Франциск	13 марта 2013 —

Выборы преемника Иоанна Павла II

Всего в Коллегии кардиналов в апреле 2005 года числились 183 иерарха, при этом лишь 117 кардиналов из 52 стран мира имели право принять участие в выборах, однако двое из них совсем немощны и участия в голосовании не принимали.

Существовал ещё один кардинал, которого Иоанн Павел II назначил секретно (in pectore — в груди, в сердце). Но поскольку понтифик никогда не разглашал его имени, полномочия этого тайного кардинала истекли со смертью папы — 2 апреля 2005 года.

Из участников выборов 80 кардиналов были старше 70 лет, 101 — старше 65 лет и лишь 6 — моложе 60. Средний возраст членов конклава — 71 год.

Иоанн Павел II ещё при жизни позаботился о том, чтобы выборы его преемника были одними из самых необычных за всю историю папства. Если его самого избирал традиционный конклав, большей частью состоявший из итальянцев, то теперь среди высших иерархов католической церкви много выходцев из других стран Европы, Америки и даже Африки.

Из 117 кардиналов-выборщиков 20 — итальянцы, 38 — представители других стран Европы, 14 — из США и Канады, 21 — латиноамериканцы, 11 представляют Африку, 10 — Азию, два — Австралию и Океанию и один — Ближний Восток. Заседанием конклава руководил декан коллегии кардиналов Йозеф Ратцингер.

На то, чтобы избрать нового главу Римско-католической церкви, кардиналам понадобилось всего два дня.

Им стал декан Коллегии кардиналов 78-летний немецкий кардинал Йозеф Ратцингер.

По традиции после голосования новому понтифику задали вопрос: готов ли он? После этого его отвели в помещение Собора Святого Петра, которое называется комнатой плача (camera lacrimatoria) — считается, что новый понтифик должен встретить весть о своём избрании слезами о тяжёлой ноше, взвалившейся ему на плечи. В этой комнате папа выбирает себе новое имя, с которым войдёт в историю церкви. Йозеф Ратцингер выбрал имя Бенедикт XVI. Предыдущим папой с этим именем был Бенедикт XV — итальянский дворянин, правивший в Ватикане с 1914 по 1922 год.

Первым имя нового папы собравшимся перед базиликой назвал протодьякон Коллегии кардиналов чилиец Хорхе Медина Эстевес. Выйдя на балкон Собора Святого Петра и обратившись к собравшимся, он сказал: «У нас есть папа» (Habemus Papam). Затем на балконе появился сам Бенедикт XVI и произнёс своё первое послание «городу и миру». Он попросил верующих молиться за него и его папство. «После великого папы Иоанна Павла II кардиналы выбрали меня. Я надеюсь на ваши молитвы», — сказал понтифик.

Выборы преемника Бенедикта XVI

Всего в Коллегии кардиналов в марте 2013 года числились 207 иерархов, при этом лишь 117 кардиналов из 49 стран мира имели право принять участие в выборах, однако двое из них по болезни и по личным причинам участия в голосовании не принимали.

Из участников выборов 73 кардинала были старше 70 лет, 26 — старше 65 лет, 12 — от 60 до 65 лет и лишь 5 — моложе 60. Средний возраст членов конклава — 70 лет.

Из 117 кардиналов-выборщиков 28 — итальянцы, 32 — представители других стран Европы, 14 — из США и Канады, 19 — латиноамериканцы, 11 представляют Африку, 10 — Азию, один — Австралию и Океанию и один — Ближний Восток. Заседанием конклава руководил старший кардинал-епископ — Джованни Баттиста Ре.

Ссылки

• [www.dw-world.de/dw/article/0,2144,1542600,00.html Конклав: процедура избрания папы римского]

Отрывок, характеризующий Конклав

Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.