Конклав 1958 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

герб периода Sede Vacante
Время и место

25–28 октября 1958
Сикстинская капелла, Апостольский дворец, Ватикан

Основные сановники Коллегии кардиналов
декан

Эжен Тиссеран

вице-декан

Клементе Микара

камерленго

Бенедетто Алоизи Мазелла

протопресвитер

Йозеф ван Руй

протодьякон

Никола Канали

секретарь

Альберто ди Жорио

Выборы
голосований

11

Избранный папа

Анджело Ронкалли
(Принял имя: Иоанн XXIII)





Итоги Пачеллианской Эры

Папа римский Пий XII умер 9 октября 1958 года в Кастельгандольфо, в папской летней резиденции под Римом, после 19-летнего понтификата. Папа Пий XII был одним из наиболее противоречивых римский пап, начиная с его тезок римских пап Пия IX (18461878) и Пия X (19031914), последнего Пий XII канонизировал. Пий начал ряд литургических реформ в Мессе, которые некоторым образом были предшественниками изменений, проведенных на II Ватиканском соборе. Пия XII подвергали критике за его позицию в период Второй мировой войны, упрекая его в том, что он открыто не выступил против политики геноцида режима Адольфа Гитлера, и что он недостаточно активно старался помочь евреям, бегущим от нацистских преследований. Многие церковные деятели констатировали кризис, в который зашла Католическая Церковь, и многие предполагали, что необходим выход из этого кризиса. Пий XII был последовательным антикоммунистом и отлучил коммунистов от Церкви.

Дело Джованни Монтини

Джованни Монтини был одним из фаворитов Курии в 1930-х и 1940-х годах и вероятным преемником Пия XII. Многие предполагали, что квалифицированный дипломат и заместитель государственного секретаря будет сделан кардиналом на одной из консисторий Пия XII. При Пие XII в течение 14 лет был вакантен пост государственного секретаря — за исключением пяти лет, когда государственным секретарём был кардинал Луиджи Мальоне, Пий XII непосредственно действовал как свой собственный государственный секретарь. Монтини был фаворитом Папы Пачелли. Неожиданно в 1955 году Пий XII удалил Монтини полностью от курии и сделал его архиепископом Милана, одной из старейших митрополий в Италии, из которой вышли многие [римские папы. Неизменно миланские архиепископы были кардиналами на следующей консистории. Но было, удивительно, этого не случалось с Монтини. Пий XII, не дал кардинальскую шапку Монтини.

Существуют два объяснения этого необычного решения. Предполагалось, что папа римский уже предлагал Монтини кардинальство в 1953 году, но оно было отвергнуто. Это никогда не было проверено. Также предполагалось, что сестра Паскуалина Ленарт, монахиня, которая управляла домашним хозяйством папы римского, начиная с тех дней, когда он был апостольским нунцием в Баварии, питала сильную неприязнь к Монтини.

Здоровье Папы Пачелли ухудшилось в 1950-е годы, особенно из-за сомнительного лечения, которое он получал от так называемого доктора, которому Пий XII доверял. Злые языки в Курии и за её пределами утверждали, что сестра Паскуалина Ленарт имела значительное влияние в последние годы понтификата Пия XII (некоторые высмеивали её как папессу), и недоброжелатели использовали её положение, чтобы настроить Пия XII против Монтини.

Альтернативная версия была ещё в том, что Монтини отверг красную шапку, потому что его коллега, второй заместитель государственного секретаря монсеньор Доменико Тардини, уже отклонил кардинальство. Монтини чувствовал, что он не может принять сан кардинала, пока Тардини не имел кардинальской шапки. И Монтини и Тардини стали кардиналами только уже после смерти Пия XII.

Папский Конклав

Конклав был проведен с 25 по 28 октября 1958 года, чтобы выбрать преемника Пия XII. В отсутствие популярного Монтини, в папабили были включены армянский кардинал Григорий Агаджанян и молодой консервативный кардинал Джузеппе Сири.

Избрание Ронкалли

Как на многих папских Конклавах, выбрали компромиссную кандидатуру, поскольку ни один из папабилей не прошёл, выбор неожиданно пал на дипломата, на кардинала Анджело Ронкалли, Патриарха Венеции. Выбор Ронкалли был неожиданностью для всех, более всего для самого Ронкалли, который прибыл в Рим с обратным билетом на поезд в Венецию и надеялся на короткий Конклав, так чтобы он мог возвратиться домой.

Ронкалли был избран на 11-й баллотировке, и принял имя Иоанн XXIII, имя, которое не использовалось начиная с XIV века. Его правление было коротким, Папу называли «Добрый папа Иоанн», поскольку он заслужил любовь и коснулся сердец некатоликов и католиков с его теплотой, добротой, смирением и чувством юмора. Его влияние показано на одном примере, когда ярый антикатолический Белфастский муниципалитет решил приспустить флаг над зданием муниципалитета в его честь после его смерти.

Голосование согласно священнику Эндрю Грили
Баллотировки: 1 2 3 4 5 финальная
Эрнесто Руффини, архиепископ Палермо 17 17 15 5 5 1
Григорий-Пётр Агаджанян 13 13 12 8 6 1
Анджело Ронкалли, Патриарх Венеции 7 7 8 15 20 38
Бенедетто Алоизи Мазелла 5 6 4 3 2 1
Альфредо Оттавиани 2 5 8 16 15 9

Статистика Конклава 1958 года

Папский Конклав 1958 года
Продолжительность 4 дня
Число баллотировок 11
Выборщики 51
Африка 1
Латинская Америка 9
Северная Америка 4
Азия 3
Европа 33
Океания 1
Итальянцы 17
СКОНЧАВШИЙСЯ ПАПА ПИЙ XII (1939—1958)
НОВЫЙ ПАПА ИОАНН XXIII (1958—1963)

См. также

Кардиналы-выборщики на Конклаве 1958

Напишите отзыв о статье "Конклав 1958 года"

Отрывок, характеризующий Конклав 1958 года

– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.