Евровидение-1975

Евровидение-1975
Даты
Финал	22 марта 1975 года
Проведение
Место проведения	Стокгольм, Швеция
Ведущие	Карин Фальк
Основной вещатель	SVT
Участники
Всего участников	19
Дебютирующие	Турция
Вернувшиеся	Франция Мальта
Отказавшиеся	Греция
Карта стран-участниц      Страны-участницы     Страны, участвовавшие ранее
Результаты
Система голосования	Каждая страна оценивает 10 участников оценками 1-8, 10, 12
Ноль очков	нет
Победная песня	«Ding-a-dong» (Нидерланды)
Евровидение
◄1974 • 1975 • 1976►

Конкурс песни Евровидение 1975 стал 20-м конкурсом песни Евровидение. Он прошёл 22 марта 1975 года в городе Стокгольм (Швеция) на сцене концертного зала Св. Эрика. В конкурс вернулись Франция и Мальта, а также дебютировала Турция. Последнее обстоятельство привело к тому, что Греция отказалась от участия перед самым началом конкурса, протестуя против турецкого вторжения на Северный Кипр. Таким образом, число участников составило 19 стран.

Число судей в национальных жюри было увеличено до 11, и эти судьи могли дать от 1 до 5 голосов каждой песне. Однако окончательные голоса, оглашаемые на ТВ, распределялись следующим образом: 12 очков — песне набравшей больше всего голосов, 10 очков песне набравшей вторую сумму очков, 8 — третьей песне, 7 — четвёртой и далее каждой следующей по месту стране на один балл меньше вплоть до одного очка десятой по количеству голосов песне. Эта система сохранилась до сих пор.

Нидерланды победили в конкурсе с песней «Ding Dinge Dong», исполненной группой Тич-Ин. Второе место получила Великобритания с песней «Let me be the one», в исполнении Шэдоус, которые возглавили чарты многих европейских стран.

Проведение конкурса сопровождалось массовыми демонстрациями противников коммерциализации музыки.

Результаты

# п/п	Страна	Язык	Исполнитель	Песня	Перевод на русский	Очков	Место
1	Нидерланды	Английский	Teach-In	Ding-a-dong	Динь-дон	152	1
2	Ирландия	Английский	The Swarbriggs	That’s What Friends Are For	Вот для чего нужны друзья	68	9
3	Франция	Французский	Николь Риё	Et bonjour à toi l’artiste	И добрый день тебе, артист	91	4
4	ФРГ	Английский/Немецкий	Джой Флеминг	Ein Lied kann eine Brücke sein	Песня может быть мостом	15	17
5	Люксембург	Французский	Жеральдин	Toi	Ты	84	5
6	Норвегия	Английский	Эллен Николайсен	Touch My Life (With Summer)	Ты внёс лето в мою жизнь	11	18
7	Швейцария	Немецкий	Симона Дрексель	Mikado	Микадо	77	6
8	Югославия	Словенский	Pepel In Kri	Dan ljubezni	День любви	22	13
9	Великобритания	Английский	The Shadows	Let Me Be The One	Позволь мне быть тем самым	138	2
10	Мальта	Английский	Ренато Микаллеф	Singing This Song	Исполняя эту песню	32	12
11	Бельгия	Английский/Голландский	Анн Кристи	Gelukkig zijn	Быть счастливым	17	15
12	Израиль	Иврит	Шломо Арци	את ואני (At va’ani)	Ты и я	40	11
13	Турция	Турецкий	Семиха Янкы	Seninle bir dakika	Минута с тобой	3	19
14	Монако	Французский	Софи	Une chanson c’est une lettre	Песня — это письмо	22	13
15	Финляндия	Английский	Pihasoittajat	Old Man Fiddle	Старик-скрипач	74	7
16	Португалия	Португальский	Дуарте Мендеш	Madrugada	Рассвет	16	16
17	Испания	Испанский	Серхио и Эстибализ	Tú volverás	Ты вернешься	53	10
18	Швеция	Английский	Лассе Бергхаген	Jennie, Jennie	Дженни, Дженни	72	8
19	Италия	Итальянский	Уэсс и Дори Гецци	Era	Было	115	3

Вернувшиеся исполнители

• Норвегия: Ellen Nikolaysen ( Норвегия — Евровидение 1973 — 7 место (В составе Bendik Singers)

Голосование

																				Всего
Нидерланды		8	5	8	10	12	6	8	12	12	3	12	4	10	10	7	12	12	1	152
Ирландия	6		6	-	-	4	7	1	6	4	12	-	-	-	1	4	3	10	4	68
Франция	8	12		-	-	-	3	-	8	7	2	7	1	7	-	12	8	8	8	91
Германия	-	-	-		8	-	-	-	-	3	-	-	-	-	-	-	4	-	-	15
Люксембург	12	10	3	-		-	-	7	3	5	-	6	5	-	5	8	6	4	10	84
Норвегия	2	-	-	-	-		-	-	-	-	-	-	-	2	-	-	-	-	7	11
Швейцария	7	2	10	6	2	1		-	5	6	8	-	7	5	4	2	-	-	12	77
Югославия	3	4	-	2	-	-	-		-	-	5	-	-	-	-	1	-	7	-	22
Великобритания	4	3	12	10	12	7	8	12		8	10	10	-	12	7	5	10	5	3	138
Мальта	1	-	8	-	5	2	4	2	-		7	1	2	-	-	-	-	-	-	32
Бельгия	5	-	-	7	-	-	-	3	-	-		-	-	-	-	-	-	2	-	17
Израиль	10	1	1	1	1	5	2	-	1	-	1		6	-	3	-	-	6	2	40
Турция	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-		3	-	-	-	-	-	3
Монако	-	-	-	3	4	-	-	-	2	1	-	2	-		2	3	-	-	5	22
Финляндия	-	5	-	12	6	10	12	5	4	-	-	8	-	8		-	1	3	-	74
Португалия	-	-	2	-	-	-	-	-	-	-	-	-	12	-	-		2	-	-	16
Испания	-	7	-	5	-	3	5	4	-	-	4	4	3	4	8	-		-	-	53
Швеция	-	-	7	-	7	8	1	6	7	2	-	3	8	6	6	6	5		-	72
Италия	-	6	4	4	3	6	10	10	10	10	6	5	10	1	12	10	7	1		115

12 баллов в финале

Кол-во	Получившая страна	Голосовавшая страна
6	Нидерланды	Норвегия, Великобритания, Мальта, Израиль, Испания, Швеция
4	Великобритания	Франция, Люксембург, Югославия, Монако
2	Финляндия	Германия, Швейцария
	Франция	Ирландия, Португалия
1	Ирландия	Бельгия
	Италия	Финляндия
	Люксембург	Нидерланды
	Португалия	Турция
	Швейцария	Италия

Ссылки

• www.esctoday.com
• www.eurovision.tv

Отрывок, характеризующий Евровидение-1975

Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.