Евровидение-1998

Евровидение-1998
Даты
Финал	9 мая 1998 года
Проведение
Место проведения	Бирмингем, Великобритания: Барклайкард-Арена
Ведущие	Ульрика Йонссон, Терри Воган
Основной вещатель	Би-би-си
Участники
Всего участников	25
Дебютирующие	Македония
Вернувшиеся	Бельгия Израиль Румыния Словакия, Финляндия Финляндия
Отказавшиеся	Австрия Дания Исландия Италия Россия Босния и Герцеговина
Карта стран-участниц      Страны-участницы     Страны, участвовавшие ранее
Результаты
Система голосования	Каждая страна оценивает 10 участников оценками 1-8, 10, 12
Ноль очков	Швейцария
Победная песня	«Diva» (Израиль)
Евровидение
◄1997 • 1998 • 1999►

Конкурс песни Евровидение 1998 (англ. Eurovision Song Contest 1998, фр. Concours Eurovision de la chanson 1998) — 43-й конкурс песни Евровидения, состоявшийся в 1998 году в Великобритании, в городе Бирмингем. Великобритания завоевала право на проведение конкурса после победы год назад британской рок-группы Katrina and the Waves с песней «Love Shine A Light». Конкурс проводился в Великобритании в 8-й раз (при пяти победах Великобритании и отказах некоторых стран от принятия конкурса). Последний раз Великобритания проводила конкурс в 1982 году. Конкурс прошёл 9 мая 1998 на Барклайкард-Арене, на которой через неделю состоялся саммит Большой восьмёрки (в той комнате гостиницы, в которой проживал ведущий конкурса Терри Воган, позднее останавливался Билл Клинтон).

В конкурсе приняли участие 25 стран: официально дебютировала Македония, которая в 1996 году не прошла отборочный раунд. На конкурс вернулись после годового перерыва Бельгия, Финляндия и Словакия; также вернулись Румыния и Израиль (участвовали последний раз в 1994 и 1995 годах соответственно). Несколько стран — Австрия, Босния и Герцеговина, Дания, Исландия, Италия и Россия — из-за низкого среднего балла почти все эти страны не были допущены к участию, а Италия сама отказалась от участия. В итоге Россия отказалась транслировать конкурс, что стоило ей места на Евровидении через год, а Италия вплоть до 2011 года бойкотировала Евровидение.

Конкурс снова не обошёлся без скандалов: так, греческий композитор и певец Яннис Вальвис пожаловался на действия режиссёра трансляции Джеффа Познера, который плохо показывал выступление греческой группы Thalassa; представители Турции пытались на репетиции обхитрить правила и выставить песню, которая длится дольше положенных трёх минут. Но самым главным скандалом стала исполнительница от Израиля Ярон Коэн, более известная как Дана Интернешнл — транссексуал, сделавший операцию по изменению пола в 1993 году. Против его отправки выступали ортодоксальные иудеи. И тем не менее, именно Израиль завоевал победу в этом конкурсе — третью по счёту. Дана набрала 174 очка, исполнив песню «Diva» (авторы — Цвика Пик и Йоав Гинай), и стала первым человеком-транссексуалом, попавшим на конкурс и даже одержавшим там победу.

Конкурс 1998 года стал первым, на котором стало проводиться телефонное голосование зрителей: после выступления всех участников в каждой из стран-участниц открывались 24 телефонные линии, пронумерованные от 01 до 25 («выпадавшая» цифра соответствовала стране, которая открывала телефонную линию — за своего исполнителя голосовать было нельзя). Голосование шло в течение пяти минут. На случай проблем с телефонной линией на помощь могло прийти жюри.

Место проведения

Британцы, выигравшие право проведения конкурса впервые с 1982 года, выбрали местом проведения Бирмингем. Конкурс проходил в Великобритании восьмой раз. Бирмингем ранее не организовывал крупные спортивные или культурные события: на арене в лучшем случае проводились подсчёты голосов после парламентских выборов 1992 года. Популярность на арену свалилась уже после конкурса: на ней прошёл саммит Большой восьмёрки, а в номере гостиницы, в котором останавливался ведущий Терри Воган, позднее проживал и президент США Билл Клинтон.

Правила

С 1997 года правилами конкурса разрешалось использовать «минусовку» (записанное инструментальное исполнение): к странам, которые воспользовались подобным правом, уже были отнесены Германия, Словения, Швейцария, Мальта, Израиль и Бельгия, в то время как Греция и Франция предпочли выступать «вживую». В 1998 году последний раз действовало правило, обязывавшее исполнителя петь только на языке той страны, которую он представляет: это позволило через год странам участницам выступать на английском. В 1998 году на английском пели только представители Великобритании, Ирландии и Мальты.

Открытки

На конкурсе продолжилась тематика открыток, рассказывающих не только о странах-участницах, но и о городе-хозяине конкурса: темой открытия стал «Бирмингем старый и новый», в которой зрители могли сравнивать старые виды города с современными. Перед выступлением обязательно каким-то оригинальным изображался флаг страны, а комментатор объявлял имя и исполнителя: так, перед выступлением Хорватии показывались фотографии футбольных матчей на заре футбола и в современную эпоху, позднее появлялся Алан Ширер, забивавший гол, а толпа, поднимая вверх листы, изображала тем самым флаг Хорватии. По совпадению, хорватская футбольная сборная, которая в тот год готовилась к чемпионату мира, ещё и завоевала бронзовые награды на турнире.

Голосование

Впервые в истории конкурса песни Евровидение у зрителей появился шанс решить исход конкурса: Терри Воган предложил зрителям после концерта позвонить по номеру, заканчивавшемуся на цифру от 01 до 25 и соответствовавшему порядковому номеру исполнителя. Голосование шло в течение пяти минут по окончании последнего выступления. Шутки ради Терри Воган сказал, что в неудачном исходе зрители в таком случае смогут обвинять лишь себя: спустя 10 лет подобная шутка вынудила его уйти с поста телекомментатора Евровидения, поскольку Воган был крайне недоволен тем, каким образом зрители голосуют за исполнителей. Расстановка баллов не отличалась от принципов голосования жюри: по итогам звонков определялись десять лучших стран, восемь из которых получали баллы от 1 до 8, девятая — 10, а десятая — 12.

Для борьбы с жульничеством организаторы предприняли все меры, чтобы не позволить осуществлять гражданам звонки за своих исполнителей не только со своей страны, но и из-за границы. Абоненту разрешалось позвонить не более трёх раз с одного номера. У 22 стран была проработана и внедрена подобная система, а вот Турция, Румыния и Венгрия предпочли обратиться за помощью к профессиональному жюри. Впрочем, жюри было собрано в каждой стране в обязательном порядке на тот всякий случай, если система звонков могла выйти из строя. Все результаты жюри отсылались в ЕВС и засвидетельствовались нотариусом, который присутствовал во время подачи голосов для предотвращения махинаций. Новая система вызвала множество дискуссий: кому-то она понравилась, приблизив тем самым к конкурсу, а кого-то возмутила.

Участники

Македония осуществила свой полноценный дебют в 1998 году: в 1996 году её не пропустили в отборочном турнире. После перерыва вернулись Бельгия, Финляндия, Румыния, Израиль и Словакия: Израиль отказался от возвращения в 1997 году, поскольку дата конкурса выпадала на день памяти жертв Холокоста. Австрия, Босния и Герцеговина, Дания, Исландия и Россия из-за низкого среднего балла за пять лет не попали на конкурс. Италия и вовсе по желанию телевещателя RAI объявила о бойкоте конкурса, который прекратился только в 2011 году.

Россия готовила отборочный конкурс, по итогам которого даже была выбрана исполнительница — Татьяна Овсиенко с песней «Солнце моё». Однако, после получения сообщения от Европейского вещательного союза по поводу недопуска, в России решили не транслировать конкурс вообще: это право не получили ни ОРТ, ни РТР. В итоге Россию не пустили на следующий конкурс, поскольку она отказалась транслировать Евровидение-1998.

Вернувшиеся исполнители

Как участники

• Хорватия: Даниела Мартинович (1995)
• Португалия: Жозе Сид (1980)

Как бек-вокалисты

• Испания: Хосе Мария Гусман (1980, 1986, 1995)
• Испания: Адольф Родригес (1992)
• Испания: Соледад Пилас (1995)
• Германия: Элют ( Люксембург — 1989)
• Ирландия: Пол Харрингтон (1994)

Результаты

# п/п	Страна	Язык	Исполнитель	Песня	Перевод на русский	Место	Очков
1	Хорватия	Хорватский	Даниела	Neka mi ne svane	Пусть никогда не рассветёт	5	131
2	Греция	Греческий	Thalassa	Μια κρυφή ευαισθησία (Mia krifi evaisthissia)	Скрытая чувствительность	20	12
3	Франция	Французский	Мари Лин	Où aller	Куда идти?	24	3
4	Испания	Испанский	Микель Эрсог	¿Qué voy a hacer sin ti?	Что я буду делать без тебя?	16	21
5	Швейцария	Немецкий	Гунвор	Lass ihn	Позволь ему	25	0
6	Словакия	Словацкий	Катарина Гаспрова	Modlitba	Молитва	21	8
7	Польша	Польский	Sixteen	To takie proste	Это так просто	17	19
8	Израиль	Иврит	Дана Интернешнл	דיוה (Diva)	Дива	1	174
9	Германия	Немецкий	Гуильдо Хорн	Guildo hat Euch lieb!	Гуильдо любит вас всех!	7	86
10	Мальта	Английский	Кьяра	The One That I Love	Тот, которого люблю	3	166
11	Венгрия	Венгерский	Чарли	A holnap már ném lesz szomorú	Завтра не будет грустно	23	4
12	Словения	Словенский	Вили Ресник	Naj bogovi slišijo	Пусть боги услышат	18	17
13	Ирландия	Английский	Доун Мартин	Is Always Over Now?	Закончилось ли «всегда»?	9	64
14	Португалия	Португальский	Alma Lusa	Se eu te pudesse abraçar	Если бы я могла обнять тебя	12	36
15	Румыния	Румынский	Мэлина Олинеску	Eu cred	Я верю	22	6
16	Великобритания	Английский	Имаани	Where are you?	Где ты?	2	167
17	Кипр	Греческий	Михалис Хадзиянис	Γένεσις (Genesis)	Бытие	11	37
18	Нидерланды	Голландский	Эдсилия Ромбли	Hemel en aarde	Небо и земля	4	150
19	Швеция	Шведский	Джилл Йонсон	Kärleken är	Любовь это…	10	53
20	Бельгия	Французский	Мелани Коль	Dis oui	Скажи да	6	122
21	Финляндия	Финский	Edea	Aava	Открытый простор	15	22
22	Норвегия	Норвежский	Ларс Фредриксен	Alltid sommer	Всегда лето	8	79
23	Эстония	Эстонский	Койт Тооме	Mere lapsed	Дети моря	12	36
24	Турция	Турецкий	Tüzmen	Unutamazsın	Ты не можешь забыть	14	25
25	Македония	Македонский	Владо Яневски	Не зори, зоро	Рассвет, не наступай	19	16

Распределение голосов

																										Всего
Хорватия		5	8	2	2	10	6	10	10	10	-	12	3	2	-	2	7	4	3	5	3	6	3	4	12	131
Греция	-		-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	12	-	-	-	-	-	-	-	-	12
Франция	-	-		-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	1	-	-	-	-	-	-	-	2	3
Испания	1	-	4		6	-	-	3	-	-	-	-	-	-	-	-	4	-	-	3	-	-	-	-	-	21
Швейцария	-	-	-	-		-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	0
Словакия	8	-	-	-	-		-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	8
Польша	-	-	2	-	-	-		-	5	-	2	-	-	-	10	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	19
Израиль	-	10	12	12	10	-	10		7	12	-	7	6	12	7	5	10	6	5	10	10	3	7	5	8	174
Германия	-	3	-	-	12	-	-	-		-	-	8	8	10	6	6	-	12	-	7	1	-	1	-	-	86
Мальта	7	6	6	6	8	12	8	7	8		7	3	12	5	-	12	5	8	6	8	5	12	5	10	-	166
Венгрия	-	-	1	-	-	-	-	-	-	-		-	-	-	1	-	-	-	-	-	-	2	-	-	-	4
Словения	3	2	-	-	-	-	-	-	-	-	-		-	-	5	-	-	-	-	-	4	-	-	3	-	17
Ирландия	2	-	-	-	2	4	2	-	2	6	6	1		1	8	8	-	-	1	-	-	4	2	8	7	64
Португалия	-	1	10	7	-	2	-	2	-	2	-	-	-		-	-	2	-	-	1	-	-	-	6	4	36
Румыния	-	-	-	-	-	-	-	6	-	-	-	-	-	-		-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	6
Великобритания	12	7	3	4	3	1	7	12	1	8	10	5	5	6	12		8	7	7	6	8	5	8	12	10	167
Кипр	4	12	-	-	-	5	-	1	-	1	1	-	-	4	4	3		-	-	2	-	-	-	-	-	37
Нидерланды	10	8	5	5	7	6	5	8	6	7	12	-	10	7	-	10	-		8	12	7	8	-	7	3	150
Швеция	-	-	-	-	-	-	3	-	-	4	8	-	2	-	-	1	-	5		-	6	10	12	2	-	53
Бельгия	-	4	7	8	4	7	12	5	4	3	3	6	7	8	-	7	6	10	2		-	7	6	1	6	122
Финляндия	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	-	10	-		1	10	-	1	22
Норвегия	-	-	-	10	1	-	4	4	3	5	5	10	4	3	-	4	3	3	12	4	2		4	-		79
Эстония	-	-	-	3	-	8	1	-	-	-	4	2	1	-	-	-	-	2	4	-	12	-		-	-	36
Турция	5	-	-	1	-	-	-	-	12	-	-	-	-	-	2	-	-	1	-	-	-	-	-		5	25
Македония	6	-	-	-	-	3	-	-	-	-	-	4	-	-	3	-	-	-	-	-	-	-	-	-		16

12 баллов в финале

Кол-во	Получившая страна	Голосовавшая страна
4
	Великобритания	Хорватия, Израиль, Румыния, Турция
	Мальта	Словакия, Ирландия, Великобритания, Норвегия
3
	Германия	Швейцария, Нидерланды, Испания
	Израиль	Франция, Мальта, Португалия
2
	Хорватия	Словения, Македония
	Нидерланды	Венгрия, Бельгия
1
	Кипр	Греция
	Греция	Кипр
	Швеция	Эстония
	Эстония	Финляндия
	Бельгия	Польша
	Норвегия	Швеция
	Турция	Германия

Примечательные события

Ошибки в голосовании

Телефонная система голосования дала сбои уже на первом же конкурсе: Испания присудила в эфире 12 баллов Израилю и 10 Норвегии, однако после было объявлено, что испанцы перепутали результаты и что 12 баллов необходимо было назначить Германии, которая вообще не получила баллов. Ошибку исправили, и Германия заняла 7-е место. Израиль и Норвегия недосчитались двух баллов, а Хорватия, Мальта, Португалия, Великобритания, Нидерланды, Бельгия, Эстония и Турция — одного. В итоге Эстония, Кипр и Португалия разместились все на 11-м месте с 37 очками, но Кипр за счёт большего числа высоких оценок выбрался на 11-е место.

Драматический финиш

Последней голоса объявляла Македония: Израиль, Мальта и Великобритания шли вплотную друг к другу, и было просто невозможно угадать, кто выиграет конкурс. Македония, объявляя результаты, дала 8 баллов Израилю и тем самым лишила Великобританию даже теоретических шансов на победу. 10 баллов были отданы Великобритании и её исполнителю Имаани, и британцы внезапно оказались на втором месте. Зрители решили, что 12 баллов сейчас будут отданы Мальте, однако в самый последний момент глашатай от Македонии объявил, что 12 баллов идут Хорватии. Восторженными воплями делегация Израиля встретила это известие: отрыв от Мальты и её исполнительницы Кьяры составил всего 7 очков. Зрители (в том числе и делегация Мальты) пребывали в шоке: исключительно культурные связи вынудили Македонию передать 12 баллов Хорватии, которая заняла 5-е место, отстав в итоге от лидирующей тройки на 34 очка. Израиль получил баллы от 21 страны, а Великобритания — от всех 24 стран. Тем не менее, результаты конкурса так и не были оспорены.

Ноль очков

Самую грандиозную неудачу потерпела Швейцария: она представила певицу Гунвор Гуггисберг с песней «Lass ihn» на Евровидении, но швейцарцы не получили ни одного балла.

Выступление Германии

Гвильдо Хорн, комик и телеведущий, представлявший Германию с песней «Guildo hat euch lieb», был и в самой Германии известен благодаря своим экстравагантным выходкам и сценическому образу. Немецкая пресса обвиняла его в глупом поведении и легкомысленном отношении к конкурсу, но 60% зрительских голосов вынудили всё-таки отправить Гвильдо на Евровидение. Во время своих гастролей по стране Гвильдо обрёл высокую популярность, а о нём писали каждый день в прессе. В свою очередь, в Европе стали критиковать и номер, и образ Хорна. В итоге Гвильдо занял 7-е место, что немцы всё-таки расценили как успех: к конкурсу в стране вернулась былая популярность.

Выступление Греции

Ещё один скандал устроила Греция. Уже на первых прослушиваниях и репетициях греческий певец и композитор Яннис Вальвис из группы Thalassa пожаловался на режиссёра Джеффа Познера, который снимал выступление группы Thalassa: так, он утверждал, что Познер специально дал команду операторам не показывать часть танцевального номера на фоне некоторых аккордов. Вальвис потребовал, чтоб им разрешили проследить за съёмками выступления, но получил отказ, после чего подал формальный протест на пресс-конференции делегации от Греции. Не добившись ничего, Вальвис устроил ещё одну выходку на генеральной репетиции, заявив, что ему не дали бас-гитару, на которой он должен был играть.

Истерика греческого певца стала последней каплей и для Европейского вещательного союза, и для Би-би-си, и для телерадиокомпании ERT: его не пустили на арену в день концерта, и греки пригрозили сняться с конкурса. Если бы греки отказались выступать, в итоге на их месте выступала бы сразу же Франция, а число конкурсантов сократилось бы до 24. Однако в итоге Вальвиса пустили на сцену. Впрочем, Греция за поведение Вальвиса поплатилась тем, что получила только «соседские» 12 баллов от Кипра, и заняла 20-е место — худший результат в истории (в 2014 году греки получили 35 баллов на Евровидении в Дании, но оказались на том же зловещем 20-м месте). Уже потом Вальвис после конкурса ругался в адрес телеканала Би-би-си, заявив, что часть музыкального номера заимствовала Дана Интернешнл, и за этой частью британцы почему-то следили тщательнее, восхваляя исполнительницу.

Выступление Израиля

Ярон Коэн, она же Дана Интернешнл, подверглась операции по изменению пола ещё в 1993 году. Растущая популярность певицы в Израиле и мире вызывала возмущение у религиозных групп, особенно у ортодоксальных евреев. Те потребовали немедленно сменить представителя от Израиля, но оргкомитет Израиля и не подумал идти на это.

Выступление Турции

Турция уже после первого прослушивания попалась на нарушении правил: во время выступления турки нарочито медленно выступали и превысили лимит времени на три секунды. На втором прослушивании они потратили ещё несколько лишних секунд, однако турецкий исполнитель Tüzmen заявил, что не может выступать быстрее. В третьем прослушивании у турок общая продолжительность песни составила 3:07, и оргкомитет пригрозил дисквалификацией Турции. Делегация объяснила, что не может по метроному соблюдать временной регламент из-за смены музыкального темпа в песне. В итоге на концерте турки исполнили песню, длившуюся 2:59, и тем самым сохранили своё место на конкурсе.

Дискириминационные шутки

Певица Никки Френч, выступавшая в 2000 году в Швеции, сказала, что во время голосования ведущая Ульрика Йонссон не гнушалась опускать едкие шутки в адрес разных людей: глашатай от Нидерландов, Конни ван ден Бос, уже выступала на конкурсе в 1965 году и заявила о своём опыте выступлений в прямом эфире. Йонссон в ответ едко заметила «Настолько давно?», за чем последовал смех зрителей в зале. Кто-то расценил подобную шутку недопустимой в адрес пожилых людей.

Ссылки

• [eurovision.tv Официальный сайт конкурса песни Евровидение]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Евровидение-1998

Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.