Конный спорт на летних Олимпийских играх 1960

На соревнованиях по конному спорту на летних Олимпийских играх 1960 года спортсмены состязались в выездке (личный зачёт), троеборье и конкуре (личный и командный зачёты).

Медалисты

Дисциплина	Золото	Серебро	Бронза
Выездка Личное первенство	Сергей Филатов СССР	Густав Фишер Швейцария	Йозеф Некерман Объединённая германская команда
Троеборье Личное первенство	Лоуренс Морган Австралия	Нил Лэвис Австралия	Антон Бюлер Швейцария
Троеборье Командное первенство	Австралия Лоуренс Морган Нил Лэвис Вильям Ройкрофт	Швейцария Антон Бюлер Ханс Шварценбах Рудольф Гюнтхардт	Франция Луи Жан Ле Гоф Ги Лефран Жеан Ле Рой
Конкур Личное первенство	Раймондо Д'Инцео Италия	Пьеро Д'Инцео Италия	Дэвид Брум Великобритания
Конкур Командное первенство	Объединённая германская команда Ханс Гюнтер Винклер Фриц Тидеман Альфин Шокемёле	США Фрэнк Чэпот Уильям Стейнкраус Джордж Моррис	Италия Раймондо Д'Инцео Пьеро Д'Инцео Антонио Оппес

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/summer/1960/EQU/ Итоги соревнований] на сайте sports-reference.com

Отрывок, характеризующий Конный спорт на летних Олимпийских играх 1960

– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.