Конн Баках мак Куинн О'Нилл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Конн Баках мак Куинн О'Нилл
ирл. Conn Bacach mac Cuinn Ó Néill
англ. Conn O'Neill, 1st Earl of Tyrone
король Тир Эогайна
1519 — 1559
Предшественник: Арт Ог О'Нил
Преемник: Шейн О'Нил
1-й граф Тирон
1542 — 1559
Предшественник: создание титула
Преемник: Хью О'Нил
 
Рождение: около 1480
Ольстер, Ирландия
Смерть: 1559(1559)
Ольстер, Ирландия
Род: О'Ниллы
Отец: Конн Мор О'Нил
Мать: Элеонор Фицджеральд
Супруга: Элис Фицджеральд
Элис О'Нил
Дети: от первого брака: Фелим Каох и Шейн

внебрачные дети: Мэттью и Мэри

Конн Баках мак Куинн О’Нилл (ирл. — Conn Bacach mac Cuinn Ó Néill) (ок. 14801559) — король Тир Эогайна (1519—1559), 1-й граф Тирон (1542—1558), сын Конна Мора мак Эйнри, короля Тир Эогайна (1483—1493).



Биография

Сын Конна Мора О’Нила, короля Тир Эогайна (Тайрона) (1483—1493), и леди Элеонор Фицджеральд (ум. 1497). Его отец Конн Мор О’Нил был старшим сыном Эйнри мак Эогайна О’Нила (ум. 1484), короля Тир Эогайна (1455—1483). Элеонор Фицджеральд была дочерью Томаса Фицджеральда, 7-го графа Килдэра (1421—1478). Эйнри О’Нил, отец Конна, был убит в 1493 году своим младшим братом Эйнри Огом О’Нилом, который стал новым королём Тир Эогайна (1493—1498).

В 1519 году после смерти своего сводного брата Арта Ога О’Нила, короля Тир Эогайна (1513—1519), Конн Баках О’Нил унаследовал королевский титул в ирландском королевстве Тир Эогайн и стал главой клана О’Нил.

В 1542 году король Ольстера Конн О’Нил совершил поездку в Англию, где был принят в Гринвиче английским королём Генрихом VIII Тюдором, который летом 1541 года был объявлен парламентом в Дублине королём Ирландии и всех ирландских кланов. 1 октября 1542 года Конн О’Нил принес вассальную присягу на верность английскому королю. Он отказался от своего ирландского королевского титула и имени, а взамен стал пэром Ирландии и получил титул графа Тирона. Конн О’Нил обязался соблюдать английские обычаи и законы, подчиняться законам английского короля, отказаться от римско-католической веры и перейти в англиканство.

После вторжения в 1541 году в Тир Эогайн английского наместника Энтони Сент-Леджера Конн О’Нил в январе 1542 года вынужден был подчинить Англии и выдать наместнику в качестве заложника своего старшего сына Фелима Каоха. Конн О’Нил принял участие в ирландском парламенте в Триме и в Англии перешел в англиканскую веру. Английский король Генрих VIII пожаловал ему титул графа Тирона, а также деньги и ценные подарки. В 1543 году Конн О’Нил стал членом тайного совета Королевства Ирландии и получил земельные владения в Пейле.

Предательство Конна О’Нила, признавшего себя вассалом короля Англии и принявшего от него новый титул, вызвало возмущением его соплеменников и подданных. Последние годы жизни графа Тирона прошли в длительной вражде со своим младшим сыном Шейном О’Нилом (1530—1567). Английский король Генрих VIII, пожаловав Конну О’Нилу титул графа Тирона, передал его старшему внебрачному сыну Мэттью (Фэрдорхе) О’Нилу (1520—1558), титул барона Данганнона с правом наследования графский титул своего отца. Это решение английского короля о назначении внебрачного сына Мэттью наследником Конна О’Нила нарушало ирландский обычай танистри, традицию определения преемника племенного вождя. Отцовство Конна также было сомнительным. Отцом Мэттью до 16 лет считался кузнец из Дандолка, а его мать звали Элисон Келли. Шейн, старший из живых сыновей Конна после гибели своего старшего брата Фелима Каоха в 1542 году, отказывался признавать права незаконнорожденного брата Мэттью. Ожесточенная семейная вражда, в которой английская администрация активно поддерживала Мэтью, закончилась в 1558 году убийством Мэттью агентами Шейна. Примерно через год Конн О’Нил скончался.

Брак и дети

Конн О’Нилл был дважды женат. Его первой женой была леди Элис Фицджеральд, дочь Джеральда Фицджеральда, 8-го графа Килдэра (1456—1513). От первого брака у него были сыновья Фелим Каох О’Нилл (1517—1542) и Шейн О’Нилл (1520—1558). Вторично Конн О’Нилл женился на Элис О’Нил, дочери Хью О’Нилл из Кландебоя. Его незаконнорожденная дочь Мэри (ум. 1590) стала женой знаменитого шотландско-ирландского магната Сорли Боя Макдоннелла (1505—1590).

Незаконнорожденный сын Конна от Элисон Келли, Мэттью О’Нилл (ок. 1520—1558), 1-й барон Данганнон (1542—1558), стал родоначальником баронов Данганнон и графов Тирон.

Потомки Конна О’Нилла расселились по Ирландии, Шотландии, Европе и Новому Свету.

Источники

  • [www.ucc.ie/celt/published/T100005B/index.html Annals of the Four Masters]
  • [en.wikisource.org/wiki/1911_Encyclop%C3%A6dia_Britannica/O%27Neill 1911 Encyclopædia Britannica/O’Neill]

Напишите отзыв о статье "Конн Баках мак Куинн О'Нилл"

Отрывок, характеризующий Конн Баках мак Куинн О'Нилл

– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.