Кононов, Иван Никитич

Иван Никитич Кононов
Дата рождения	2 апреля 1900(1900-04-02)
Место рождения	станица Новониколаевская, Область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти	15 сентября 1967(1967-09-15) (67 лет)
Место смерти	Аделаида, Австралия
Принадлежность	РККА Вермахт Войска СС ВС КОНР
Род войск	пехота, кавалерия
Звание	майор РККА, полковник Вермахта, генерал-майор Вооружённых Сил КОНР
Командовал	436-м стрелковым полком 155-й стрелковой дивизии РККА, 600-м отдельным казачьим дивизионом Вермахта, 5-м Донским полком 1-й казачьей дивизии Вермахта, Пластунской бригадой XV казачьего кавалерийского корпуса СС, начальник штаба XV казачьего кавалерийского корпуса ВС КОНР
Сражения/войны	Вторая мировая война: Польский поход РККА Советско-финская война Великая Отечественная война Боевые действия в Югославии против НОАЮ
Награды и премии

Ива́н Ники́тич Ко́нонов (2 апреля 1900, станица Новониколаевская Таганрогского округа Области Войска Донского (по другим данным, 1906) — 15 сентября 1967, Австралия) — генерал-майор Вооружённых Сил Комитета освобождения народов России.

Происхождение и образование

В соответствии с официальной биографией, содержащейся в послужной карте командира Красной армии, Иван Кононов родился в 1906 году в «пролетарской» семье. Оказавшись в эмиграции, он объявил, что на самом деле родился в 1900 году в семье казачьего есаула, повешенного (вместе с женой) большевиками в 1918 году. Кроме того, от рук большевиков погибли три его брата — старший в годы гражданской войны, двое других — во время репрессий в 1934—1937 годах. По словам Кононова, он изменил дату рождения и другие биографические сведения с тем, чтобы скрыть своё происхождение при вступлении на службу в Красную армию в 1922 году. По его словам, в гражданской войне он не принимал участия по болезни. Среди историков нет единства в вопросе о том, доверять ли этим сведениям.

Окончил кавалерийское отделение Объединённой военной школы имени ВЦИК (1927), Военную академию имени М. В. Фрунзе (1938).

Военная служба в РККА

• С марта 1922 служил в РККА — в 79-м кавалерийском полку 14-й кавалерийской дивизии: красноармеец, после окончания дивизионной школы — младший командир.
• В 1924—1927 учился в Объединённой военной школе имени ВЦИК, где в 1926—1927 командовал отделением курсантов.
• В 1927—1928 — командир взвода в 27-м Быкадоровском кавалерийском полку 5-й Ставропольской кавалерийской дивизии в Северо-Кавказском военном округе.
• В 1928—1931 — командир взвода полковой школы. В марте-июне 1930 года полк участвовал в подавлении крестьянских волнений под Курском, направленных против коллективизации.
• С 1929 — член ВКП(б).
• В 1931—1932 — временно исполняющий должность командира эскадрона.
• В январе — июне 1932 — политрук эскадрона 30-го кавалерийского полка.
• В июне — декабре 1932 — политрук учебного эскадрона 5-го механизированного полка 5-й кавалерийской дивизии.
• В 1932—1933 — временный ответственный секретарь партийного бюро этого полка.
• В 1933—1934 — ответственный секретарь партийного бюро 30-го кавалерийского полка.
• В 1934—1935 — временный помощник начальника штаба 28-го кавалерийского полка.
• В 1935—1936 — помощник начальника штаба этого полка.
• В 1936—1937 — временный начальник штаба этого полка, затем исполняющий эту должность.
• В 1937—1938 учился на основном отделении Военной академии имени М. В. Фрунзе (перевёлся с заочного).
• В 1938—1940 — начальник оперативного отдела штаба 2-го кавалерийского корпуса Киевского особого военного округа. Участник военного похода Красной армии на Западную Украину в сентябре 1939 года, советско-финской войны 1939—1940, за отличие в которой был награждён орденом Красной Звезды (1940).
• С 15 августа 1940 — командир 436-го полка 155-й стрелковой дивизии в Западном особом военном округе. Был представлен к званию подполковника, которое не получил из-за начала войны. В начале Великой Отечественной войны участвовал в тяжёлых оборонительных боях лета 1941 года, дважды находился с полком в окружении.

С 22 августа 1941 года находился в плену. Существуют разные версии, как Кононов попал в плен. Сам он в 1948 году писал:

В 1941 г. 22 августа я со своим полком полностью совершенно добровольно перехожу на сторону немцев, до перехода договорившись с немцами, что они помогут и не станут препятствовать в организации вооружённых антикоммунистических освободительных сил из людей Советского Союза.

По данным историка Александра Окорокова, Кононов не добровольно перешёл на сторону немцев, а попал в плен с группой из нескольких офицеров, причём его полк ещё некоторое время продолжал боевые действия. Историк Кирилл Александров считает наиболее вероятной следующую версию: «Вероятнее всего с Кононовым 22 августа 1941 г. на сторону немцев перешла большая группа бойцов и командиров, включая заместителя командира полка по политчасти батальонного комиссара Д. Панченко».

Военная служба в Вермахте, Ваффен-СС, ВС КОНР

Живя непосредственно в Советском Союзе, я видел все прелести террора, нищеты, издевательства над народами, находящимися под гнётом коммунизма. Я твёрдо решил стать на путь открытой борьбы против коммунизма с целью освобождения нашей родины от варваров, бандитов-коммунистов во главе с проклятым, кровавым горным шакалом Джугашвили-Сталиным.

И. Н. Кононов

На допросе в армейском отделе Абвера 6 сентября 1941 года Кононов повторил своё предложение о формировании войсковых частей из граждан СССР для борьбы с большевиками. Санкция немецкого командования была получена, и к 28 октября Кононов сформировал из военнопленных казачью добровольческую часть № 102 (2 кавалерийских эскадрона, 2 эскадрона самокатчиков, 1 артиллерийский взвод на конной тяге и 1 взвод противотанковых орудий), в 1942 году переформированную в 600-й отдельный казачий батальон (затем дивизион).

Воинская часть Кононова отличалась достаточно высокой боеспособностью. В начале 1942 года в составе 88-й пехотной дивизии Вермахта она участвовала в боевых действиях против партизан и десантников окруженного корпуса генерал-майора П. А. Белова под Вязьмой, Полоцком, Великими Луками, в Смоленской области. Немцы сохранили Кононову присвоенное ему в РККА звание майора, а в 1942 году он был произведён в подполковники Вермахта. С весны 1942 года во главе своих подчинённых участвовал в антипартизанских боевых действиях под Могилёвом. Командующий тыловыми войсками безопасности группы армий «Центр» генерал М. фон Шенкендорф в своём дневнике так характеризовал «кононовцев»: «Настроение казаков хорошее. Боеготовность отличная… Поведение казаков по отношению к местному населению беспощадное». К февралю 1943 года дивизион включал в себя 6 кавалерийских эскадронов, 2 эскадрона самокатчиков, эскадрон мотоциклистов, артиллерийский дивизион. В апреле 1943 несколько военнослужащих из новых пополнений ушли к партизанам.

Летом 1943 года дивизион был передан на укомплектование формируемой в Польше (полигон «Милау») 1-й казачьей дивизии Вермахта, где, сохраняя весь свой командный и рядовой состав, был преобразован в 5-й Донской казачий полк, вошедший во 2-ю Кавказскую бригаду дивизии, командование полком также сохранялось за Кононовым. Осенью того же года в составе дивизии 5-й Донской полк был переведён в Югославию, где участвовал в боевых операцих против партизанских формирований Народно-освободительной армии Югославии.

В июле 1944 года Кононов был произведён в полковники Вермахта. В том же году он был награждён Железным крестом 1-го и 2-го класса, Рыцарским крестом Хорватии. 26 декабря 1944 года 5-й Донской полк Кононова и 6-й Терский полк 1-й казачьей дивизии Паннвица отличились в бою за населённый пункт Питомача против частей 57-й армии 3-го Украинского фронта: в ходе пятнадцатичасового боя казаки нанесли сильное поражение 703-му стрелковому и 684-му артиллерийскому полкам 233-й стрелковой дивизии 75-го стрелкового корпуса. Безвозвратные потери 233-й дивизии в этом бою превысили 200 человек, 703-й и 684-й полки лишились 2/3 материальной части.

В конце декабря 1944 года 1-я казачья дивизия была передана из Вермахта в Ваффен-СС, где разворачивалась в корпус, путём добавления Пластунской бригады, которую возглавил полковник Кононов. 25 апреля 1945 года планировалось развернуть Пластунскую бригаду в 3-ю казачью дивизию.

В марте 1945 года части 15-го казачьего корпуса участвовали в последней крупной наступательной операции Вермахта, успешно действуя против болгарских частей на южном фасе Балатонского выступа. К этому времени Кононов стал сторонником подчинения казачьих частей командованию генерала Андрея Власова, чему противились руководители казаков из числа эмигрантов. Кроме того, выступал за сотрудничество с лидером сербских монархических формирований четников генералом Дражей Михайловичем.

20 апреля 1945 года 15-й казачий кавалерийский корпус официально был передан из Ваффен-СС в состав Вооруженных Сил Комитета освобождения народов России, став 15-м казачьим корпусом ВС КОНР. Ещё 1 апреля 1945 года Кононов был произведён в генерал-майоры Комитета освобождения народов России. По некоторым данным, приказом Власова он был назначен походным атаманом всех казачьих войск и командиром 15-го корпуса, но в исполнение обязанностей вступить не успел.

Известно, что в мае 1945 года Кононов встречался с Власовым, а затем оказался в американской оккупационной зоне. Кононов — единственный генерал РОД, избежавший гибели в 1945—1947 годах.

Судя по официальному портрету немецкое командование неоднократно награждало Кононова знаками отличия для восточных народов; так, у него на орденской планке над левым нагрудным карманом имеются ленты двух таких знаков отличия второй степени в бронзе, одного такого же знака второй степени в серебре, двух таких же знаков второй степени в золоте (все вышеуказанные знаки — с мечами). Кроме того, в петлице его мундира имеются лента Железного креста второго класса и лента Восточной медали. На левом нагрудном кармане — знак отличия для восточных народов первой степени в серебре с мечами и Железный крест первого класса. На шее — хорватский орден Короны короля Звонимира первого класса.

В эмиграции

В 1946—1948 Кононов проживал на нелегальном положении в Мюнхене. Пытался создать политическую организацию «Всеэмигрантское антикоммунистическое зарубежное объединение», но потерпел неудачу. Некоторое время входил в состав правой организации Союз Андреевского флага, объединявшей часть «власовцев» и эмигрантов первой волны, но вышел из неё. Не пользовался авторитетом среди большинства эмиграции — как казаков, так и «власовцев». В конце 1940-х годов переехал в Австралию, где жил в городе Аделаида, отойдя от политической деятельности. Находился в розыске органами КГБ как изменник Родины.

15 сентября 1967 погиб в автомобильной катастрофе. По мнению Кирилла Александрова, «возможно, что розыск достиг поставленной цели».

Литература

• Черкассов К. Генерал Кононов. Ответ перед историей за одну попытку. В 2-х тт. Мельбурн: Единение, 1963, 1965.
• Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова. 1944—1945. СПб, 2001. ISBN 5-86789-045-7.
• Залесский К. А. Кто был кто во Второй мировой войне. Союзники Германии. В 2-х тт. М.: АСТ, 2004. Т. 2. ISBN 5-271-07619-9.

Отрывок, характеризующий Кононов, Иван Никитич

Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.